Там, куда я приду, будет только покой Будут руки твои, прикасаясь легко, Исцелять мои раны на истерзанном сердце Будет право забыться, будет право согреться У живого огня

Годы бессчетные странничьей доли Превратили память в досадную ношу Я устала жить среди долга и крови И однажды я мир этот просто брошу

Я устала видеть во сне кошмары Просыпаться в чужих городах из камня По тавернам платить осколками дара И хранить у сердца рваное знамя

Приходи в мои сны, не бросай меня здесь Дай мне светлую память о нашей звезде Сколько лет я блуждаю по тропинкам и трактам Каждый день безуспешно сражаясь со страхом Не увидеть тебя

Я называю запретное слово Я шагаю в волны великого моря И со звоном рвутся оковы былого И бессонные чайки послушно вторят

Кратковременной муке заведомой смерти Бесконечному крику иного рожденья Я иду по волнам в догорающем свете Опасаясь поверить в свое отраженье

И расступится мгла, и отступит беда Я узнаю тебя по сиянию глаз Ты меня позовешь, и сомкнутся ладони Я вернулась домой, только имя не вспомнить Только кто-то снова будит меня По велению нового дня

========== Полнолуние, вереск в цвету и немного любви ==========

Леголас улыбнулся и опустил руки в холодные воды Нимродели. Прекрасны были эти, словно слезы, чистые воды, да и такие же горькие. Леголас тут же вспомнил поверье, о возлюбленной короля Амрота, которая, хотя она тоже любила его, долгие годы не соглашалась стать его женой. О судьбе Нимродэль сложено было у квенди немало легенд. Одна из них гласила, что она, как и многие другие эльфы, отправилась к морю, чтобы уплыть в Валинор. Однако по дороге заблудилась в Белых Горах. Устав, Нимродэль заснула на берегу реки Гильраин, что напомнила ей родную реку в Лориэне. Она проспала так долго, что опоздала на встречу с возлюбленным. Так корабль Амрота унесло в море, а сам он погиб, пытаясь вернуться к берегу вплавь… Лихолесский принц нежно поглаживал бегущий поток и размышлял над печальным сказанием и приметами, гласившими, что всякий, кто увидит здесь Деву, будет вознаграждён бессмертной любовью. И ненароком эльф пробегал глазами берег, пытаясь отыскать отблеск рыжеватых волос. Но лишь искристый смех речной чаровницы был ему ответом. Леголас выпрямился во весь рост и потянулся, расправляя уставшие плечи. Пригладил выбившиеся волосы и мокрой рукой провел по лицу, стирая пыльную дремоту. И замер с устремленным в сторону взглядом. На небольшом камне около самой реки сидела она. И только увидев его, встрепенулась, и бросилась, разбрызгивая воду и нарушая тихое великолепие ее глади. Три мерных глухих удара, словно камешек о кожу эльфийских сапог, мокрые капли в лицо – и вот она уже мечется, шепчет, вглядываясь в его лицо. — Лайквалассе. Ты это? Не видение? Как же боялась, как же боялась, что больше не свидимся… — Торувьель. Кого еще встречать мне у Нимродели… Леголас помолчал секунду. Шагнул навстречу, привлек давнюю подругу к себе. Не было между ними ни жесткого камзола, ни оружейных ремней, ни лика Ada, будто отражавшегося в каждом дереве и тропинке. Запах дыма кострищ и взмыленных коней сменился терпким ароматом горьких трав. Торувьель наконец снова прижалась щекой к его груди, как будто и не было всех сотен лет между ними, как будто все еще вились те смутные судорожные ночи на перевалах, когда лежали они рядом и смотрели до поздней ночи в горизонт, не решаясь позволить себе провалиться в сны. Хотелось закрыть глаза и замереть так навека, застыть каменными статуями. Леголас вздохнул, трепетно скользнул ладонями по ее спине. Он тоже вспоминал – очерчивал ничуть не изменившийся стан пальцами, не веря, что происходит это в самом деле и пьяня себя прикосновениями, о которых уже и не решался мечтать. — Пойдем же, Синичка. Этой ночью нам не нужно прислушиваться к шорохам.

Они шли по Лориэну, когда дерево рядом вдруг ожило голосами хоббитов, которые, пресытно отужинав и позабыв былые передряги, пытались уснуть. Леголас вдруг вспомнил о Братстве и тяжелая боль утраты Митрандира вновь навалилась на упрямые плечи, выбивая весь воздух. — Странное дело… — Задумчиво сказала Торувьель, заглядываясь звездами — Когда встретила тебя, подумала, что вовсе ты не изменился за эти сотни и сотни лет. А сейчас за одну секунду постарел будто на тысячи и тысячи. Леголас не нашелся, что ответить, лишь сжал ее хрупкие пальцы крепче, и повел по резной деревянной лестнице наверх, приглашая приблизиться к звездам еще на один шаг. Леголас смотрел на нее молча, задумчивая улыбка касалась губ, а взгляд был совсем незнакомым ей. В нем не было больше обычного озорства, готовности к бою. Он был обволакивающим, родным и тяжелым. Тишина не звенела - уже молчала, устав надрывать осипшее горло. Прикорнула на ветках деревьев и сонно поглядывала по сторонам. Благодать накрыла Лес, и их встречу. Леголас улыбнулся - плащ был аккуратно расстелен с отогнутым уголком наружу - так, как обычно делала Торувьель. Сердце сладко заныло от осознания встречи и он вздрогнул, когда белые ладони бесстрашно легли Леголасу на грудь, скользнули на плечи, запутались в волосах, ласково охватывая затылок и побуждая эльфа склониться навстречу. — Позволь я помогу, - лишь прошептала она, и начала расплетать косички, едва касаясь висков. Улыбка играла на ее губах, в глазах же была беда, а на языке - соль невысказанных слов. Леголас смотрел на нее задумчиво. Когда она скинула плащ свой из серебряных волокон коры маллорнов, тут же поразили его произошедшие в ней перемены. Такая знакомая она была и между тем такая непохожая и неродная. Волосы прибраны в хвост на людской манер, простое платье из парусины, сшитое грубой нитью - совсем не похожа она была ни на прекрасных эллет в шелковистых платьях, ни на сотенных в оливково-зеленых туниках, но все еще так невероятно и неоспоримо похожа на Торувьель, которой отдал он свое сердце вместе с обручальным перстнем тысячи лет назад. Он хотел расспросить ее обо всем – о всех тех сотнях лет, которые не видел он ее, довольствуясь лишь тенями, но не время было для этого, было время лишь для молчания и тонких пальцев, огрубевших от стальных струн на висках. Он отвернулся и тут же вздрогнул - плащ Торувьель, так и не поднятый с пола, на миг неприятно показался лежащим телом убитого. И наконец он решился спросить ее о том, о чем уже и сам знал. — Торувьель, что делаешь ты в Лотлориэне? Куда направляешься? — На войну. — просто ответила она. Ее искреннесть обезоружила его, как и всегда. — Торувьель! Ты не понимаешь, о чем говоришь! Это не ребяческая авантюра. Она лишь легко отмахнулась, словно перышко сбрасывая все, что Леголасу видилось неподъемными ношами, попросту не обращая внимания на тяжесть его слов и мыслей. И заговорила почему-то она совсем о своем. — Помнишь наши первые тренировки? Я тогда меч держала, как обычную палку.. — Помню! И это лишь доказыает… Она вновь перебила его. — Помнишь ту битву, первую в которой мы участвовали? Перед ней я спросила тебя: “Боишься смерти?”. “Не боюсь!” - храбро ответил ты и пустил коня вниз. Мы победили тогда. Но какой ценой… Ты ходил между мертвецами и каждому заглядывал в лицо, узнавая тех, кто сражался с тобой рука об руку. И я была с тобою рядом. Тогда я задала тот же вопрос. И ты ответил: “Да, боюсь”. Мы юны были тогда. Любовались на звездное небо над Эрин Ласгалес, скакали по холмам и пили северную лозу. И снова была дорога. Ясная или хмурая, и дорожный туман был нам спутником. — она устало улыбнулась. — И много битв было тогда. Из каждой битвы ты выходил победителем, казалось, сама судьба хранила тебя на поле боя. Я всегда была с тобою рядом, твоей лютней и флейтой, была твоей стрелой. Так было всегда… И будет впредь. — Почему же бежала ты от меня, Торувьель? — Потому что есть у меня единственный Сеньор. Мой король. Мой великий сюзерен. И пришлось мне бежать, чтобы помогать ему зайти на престол, помочь вернуться в замок его и править. Чтобы стал достоин он своего народа, а значит мудр, справедлив и благороден. Леголас сжал кулаки. Все было ясно… — Об одном прошу… Только скажи мне - кто он? Кому в Средиземье отдала ты свой меч, лютню и сердце свое? И тут расхохоталась Торувьель, словно сотня полевых колокольчиков звучал ее смех в кронах вековых деревьев. — Кто он?… Кто он?… Он – прекраснейший синда во всем Средиземье, быстрый, сильный, храбрый. Его стрелы не знают промаха, а голос звучит нежнее трелей соловья в полночь. Он – верный друг, смелый воин, да ловкий наездник. Его волосы словно золото, что берегут гномы в своих пещерах, а глаза голубые, как весеннее небо. Он благороден, знатен и владеет моим сердцем много-много сотен лет. И Леголас перестал дышать. Остались только он, она и неистовые удары пульса, колотящегося в тонких девичьих запястьях, все еще расплетающих косы. — Торувьель… — выдохнул он… — Нет! — Тут же птичкой вскрикнула она, заставляя его замолчать снова, она боялась ответа его - так открытая рана боится крупной соли — Прошу, Леголас! Прошу, не говори ничего сегодня. Мне равно горько будет услышать как то, что прогонишь ты меня, так и слова взаимности. Я лишь хочу украсть… Хочу украсть немного. Я устала ждать. Я сделала уже так много и я просто… Но перехватил он, не смотря ни на что, ее руку, сплетая пальцы. Но лишь продолжила она расплетать косы, нежно припевая, и песня эта, спаявшая намертво две бессмертные души, говорила им больше, чем сотни и тысячи любовных признаний.