- А не важно, как считаешь ты, важно, как считает ваша дверь…

Драко картинно закатил глаза. Еще минуту они сидели молча.

- Ты похож на статую.

- Что?

- Говорю, ты на статую похож снова. Высеченный из камня, тонкий и ровный… Такой, какой и должен быть.

- Ну спасибо, Сарвон! Это не то, что хочешь услышать от девушки в твоей постели, знаешь ли!

Его распирает от какой-то обиды, детское и смешное чувство. Он и не знал, что может еще такие испытывать. Хотя вроде бы что такого она сказала? Мари могла обзывать его и худшими словами, да и некоторые ругательства, которые заставляли манерного Драка скривиться и пожалеть, что он с ней в одном помещении, были ей не чужды.

- А ты… ты похожа на рыбу – они так же смешно глотают воздух в конвульсиях.

Но Мари не отвечает на этот выпад, только смотрит на него, по-птичьи склонив голову к плечу, и широко улыбается.

- А помнишь? Мы с тобой танцевали в библиотеке, мы бегали по Малфой Мэнору…

- Бывало.

И снова они молчат. Драко начинает это бесить.

– Ты пришла. – говорит он. – Если не секрет – зачем?

Мари пожимает плечами.

– Зачем – смешное вообще слово. Предполагается, что все в мире делается зачем-то, с какой-то сложной, далеко идущей целью. А я не уверена, что это так происходит. Напротив, убеждена, что очень многие вещи делаются просто потому, что делаются. Захотел помочь – и помог. Или не захотел помочь – и все равно помог. Так как-то. И никаких зачемов тут нет, – сказала она.

Драко скептичеки посмотрел на нее, она же все еще разглядывала стеклянные окна, открывавшиеся в озеро. Чувствуя, что разговора не будет, он отвернулся к стене и прикрыл глаза, пытаясь уснуть и тайно надеясь, что все это ему снится. Сны Драко всегда были как киноленты. Еще бы изобрести способ их записывать – и всю жизнь можно проводить в спячке. Почему-то вспомнилось, как его спросили, вот если бы тебе осталось жить 24 часа, то что бы он сделал. И он ответил, что уснул на 23 часа и 55 минут, но при условии, что сны он бы помнил. Эти размышления прервал тихий голос.

- Я скучаю по Фреду.

Прошептала вдруг мокрая копна волос, все еще лежащая рядом. Драко улыбнулся.

- Ну спасибо, Мари. Это снова не то, что хочешь услышать от девушки в твоей постели.

И все же нехотя поднялся, наконец освобождая для нее немного места и готовясь слушать…

То, что он услышал, мягко говоря удивляло… Сначала он думал, что ему будет неприятно слушать про Фреда от Мари, но все повернулось по другому.

- А знаешь, о чем я мечтаю, Драко? Чтобы Фред меня укусил и я стала бы не вампиром, а вторым таким же Фредом.

Драко понимающе хмыкнул.

- Третьим. Ходили бы как три близнеца Уизли. Да вы и так ходите….

А в тайне, где-то глубоко внутри, он едва не расхохотался. Не так давно, может год назад – теперь он в этом ни за что бы не сознался – он задумывался о том же, смотря на безумную, веселую и ни о чем не заботящуюся кроме своих тараканов Мари. Как иногда забавно построена жизнь, все в ней непременно идет по спирали, причудливо закручиваясь. Колючему, правильному и послушному Драко спокойно было рядом с Мари, а сегодня ее, уставшую и боящуюся своих разрушительных настроений, колола зависть к Фреду – бодрому и правильному, чем-то неуловимо похожему на Винни-Пуха.

– Ну вот! – рассказывала ему в данный момент Мари. – Было бы нас трое близнецов, могли бы играть нами как с этими... наперстками!

Драко засмеялся. Мари взглянула на него и удивленно остановилась.

– Чего такое? – сразу напрягся слизеринец.

– Ну вот … не успела я обрадоваться – и опять деревяшка… – разочарованно протянула девушка

– Какая деревяшка?

– Ну у тебя два выражения лица… Это еще Тео первым заметил, не я… Одно такое довольно противное – «пожиратель Малфойски фотографируется на первое в жизни служебное удостоверение». И второе – когда ты улыбаешься. Тут ты прямо весь сияешь!

– Так, что ли? – спросил Драко, растягивая губы и пытаясь повторить улыбку.

Мари даже руками защитилась:

– Нет! Это не улыбка! Это пожиратель Малфойски вводит в заблуждение прилежного мракоборца!.. Настоящая улыбка у тебя как вначале была! Я ее увидела только когда родители твои в первый раз уехали и нас оставили, меня тогда к тебе так чинно отвели. Иду я такая вся застенчивая, щекастенькая, а тут ты мне навстречу бежишь и орешь: «Может, поваляемся в снегу? А-а? Ну пожалуйста!».

Драко опять невольно улыбнулся, причем той, хорошей улыбкой. Он даже почувствовал эту улыбку в губах и во всем лице.

Это длится месяцами.

Вот она кричит на него так громко, как только может за то, что он отправил на наказание гриффиндорца. Кричит не со злости, а от обиды. Она знает, что он на это способен и она прекрасно знает, кто он такой. Но она не уходит. Потому что каким бы он не был, он – единственный человек здесь, который знает, кто такая она. Он крепко обнимает её, когда их остаётся двое. Раньше их было трое, теперь только она. А он никогда и не был с кем-то. Они одни против всего мира. Разве так можно? Она против его мира, а он против ее. Поздно ночью они сидят на холодном полу в её спальне и пьют виски. Молча, не чокаясь, не говоря не слова. Сейчас им слова не нужны.

Только он знает, сколько в ней разных оттенков. Только он знает, что она сумасшедшая, больная, чокнутая, дурная, но способная любить, отдаваясь полностью. Только он знает, какими могут быть её губы. Только он знал эти по-настоящему счастливые глаза, которые могли хохотать без умолку, а потом могли без остановки плакать, и всё это за десять минут. Да, она была такая. Он никогда не знал, чего от неё ожидать, но был безмерно счастлив, потому что так и не смог её разгадать. Только было непонятно, кто кого больше ранил и зацепил. Она могла говорить о таких откровенных вещах, а потом через три минуты просто исчезнуть. Сумасшедшая. Дурная. Он ненавидел её. Ненавидел и любил одновременно.

В последний поход в Хогсмид они идут вместе, там он должен торжественно вручить ее в руки близнецам и поошиваться где-то неподалеку, роль конечно – не предел мечтаний, но для Драко и это подходит. Он тут же замечает, как меняется ее взгляд, становясь вдруг напуганным и затравленным, спотыкаясь о два силуэта в окне «Трех метел», сидящих по соседству с знакомыми рыжими макушками. И тут Мари срывается с места и просто бежит, все происходит так неожиданно, что у Малфоя даже проскальзывает мысль, что ее огрели конфундусом.

- Что случилось? Мари?!

Кричит он.

- Драко, ты можешь идти со мной.

И он бросается догонять ее, сдавленно ругаясь, когда дорогие сапоги начинают наполняться до краев снегом.

- Да что происходит вообще?!

- Драко, ты можешь просто идти? Сделай это для меня.

Она… Расстроена? Напряжена? Устала? Да что вообще в ее голосе, его сбивает ветер, но Драко кажется, что даже если бы он стоял совсем рядом, то не разобрал бы ни черта, что творится в голове этой ненормальной. Опять.

А Мари пустилась вперед по уже ощутимым сугробам, за дома, куда-то вообще непонятно куда, со стороны казалось, что у нее нет ног и движется только верхняя половина ее туловища, Драко только и успевал, что перепрыгивать между ее следами и все равно даже будучи сильнее и выносливее, все не как не мог ее перегнать, чтобы хорошенько встряхнуть и узнать, куда она собралась. Это была какая-то неправильная часть Хогсмида, Драко понял, что не бывал тут, да и вряд ли вообще кто-то тут бывал по своей воле. Вокруг стояли подкосившиеся и прокопченные дома и пахло подгоревшим молоком. Драко почему-то сразу подумал, что Темный Лорд наведался сюда, но потом заметил, что жизнь здесь кипит – вот звук работающей стиральной машинки, а вот по дворам громко и беспардонно смеются дети над каким-то новым ругательством. На пустырях между домами гуляют десятки собак как абсолютно бездомных, так и «домных», но свободно шляющихся. Собаки неостановимо лаяли, привязывались ко всем прохожим и бежали следом, пытаясь ухватить за ногу. Успокаивать их явно было бесполезно. Всякое ласковое слово только убеждало собак в собственной значимости, и они брехали громче и громче, совсем заходясь от лая. Лаяли они до того, что потом уже и лаять не могли, а лишь хрипло кашляли.