Санса продолжила тихо мазать их, время от времени наклоняясь вперед и что-то шепча им на ухо. Джон последовал за ней, возложив им на головы короны. Как только он сделал это, они встали, и все присутствующие поприветствовали их как Королей и Королев.

Как только с последним из них было закончено — весело сверкающий глазами Оберин — Санса отступила назад. Она сказала Джону, что он будет говорить первым, но когда он спросил, что они ждут от него, она только пожала плечами.

Теперь это поставило его в неловкое положение перед этими людьми, с большинством из которых он никогда раньше даже не разговаривал. И все же, глядя на них с надеждой в глазах, он думал только о своем отце — своем дяде. Джон мог думать только о Неде Старке, о его чести и силе, которую он передал своим детям.

— Теперь вы правители, — сказал им Джон. — Это большая ответственность. Ответственность, переданная нам богами. — Он глубоко вздохнул, вдыхая запах дуба и сосны. — Но прежде всего, мы — люди. Мы можем совершать ошибки, которые имеют огромные последствия, потому что у нас есть огромная власть. Главное — продолжать. Пытаться стать лучше, чем сейчас. Мы — правители Вестероса, и мы не можем подвести наших граждан.

— Это тяжелая и неблагодарная работа, — сказала Санса, делая шаг вперед и вставая с ним вровень. Она была почти одного с ним роста, и только боги знали, как они сейчас выглядели. Наверное, как Королева белых призраков и Король черных демонов; но они казались могущественными, потому что все, казалось, воспряли духом. — Это работа, которая сводит тебя с ума и оставляет только пепел во рту. Но эту работу кто-то должен делать, и мы единственные, кто способен на это. И мы выполним её.

Джон почувствовал, как его губы изогнулись в улыбке.

— Выше нос, — пробормотал он и вывел их из богорощи.

***

После того как их короновали в септе, они вернулись в Красный Замок на пир.

Джон уже сильно устал от толпы. Он просто хотел вернуться в свои покои и как следует отоспаться, абстрагировавшись от криков и вони, но нет — он был Королем, и он должен был остаться.

— Я никогда не видел, чтобы Король был таким мрачным на собственном пиру, — услышал он чей-то голос, прежде чем Оберин Мартелл опустился рядом с ним. Джон позволил тени упасть на свое лицо. — Вы так недовольны сменой власти, Ваша Светлость?

Джон проигнорировал легкую насмешку.

— Только не говорите мне, что вам и правда нравится весь этот шум. — Он махнул рукой на разукрашенного в пурпурный цвет человека, который пытался проглотить меч. Мгновение спустя мужчина поджег свой меч, и Джон почувствовал, как его лицо исказилось от нелепого интереса. — Небольшой банкет был бы куда приятнее, и не был бы такой тратой денег.

— Тогда вы бы поладили со Станнисом Баратеоном, — ответил Оберин, жадно глотая вино. — Этот человек ненавидел все, что могло показаться хоть немного легкомысленным.

Вот только Станнис, судя по слухам, не очень-то любил свою жену. Я же хочу запереться в своей комнате только из-за своей жены.

Возможно, это бледное платье и выглядело невзрачным в богороще, но под ярким солнцем она выглядела как богиня, спустившаяся на землю. Джон действительно хотел затащить её в спальню и не отпускать дня три.

— Возможно, — сказал Джон, пожимая плечами.

Но Оберин не уходил.

— По слухам, вы с Королевой Сансой не ссоритесь. — Он подмигнул. — Скажите, как вам это удается? Мои подданные хотели бы узнать этот секрет.

— Я уважаю её, — решительно ответил Джон. — Мы разговариваем, Принц Оберин. Мне жаль, если ваши подданные не знают таких простых вещей.

Оберин усмехнулся во весь рот.

— Значит, вы тот, кто приносит себя в жертву. Когда же этого станет слишком мало, Ваша Светлость? Как много вы можете пожертвовать? Вы взяли её фамилию, получили свой титул благодаря ей — что еще вы получите из-за нее?

Санса сказала, что ей понравился Оберин, а значит, он не задавал ей таких дерзких вопросов. Джон был даже рад этому, потому что ей и так хватало забот. Лучше бы ему самому пресечь это поведение в зародыше, прямо сейчас.

— Когда я стоял под кроной чардрева и женился на Сансе, я поклялся отдать ей все, что у меня есть, — сказал он, — и она поклялась сделать то же самое. Мы Старки, Принц Оберин, и мы держим свои клятвы. Я принадлежу ей, а она — мне, и ни имя, ни корона, ни титул не изменят этого. Это простая истина.

— Значит, тебя не волнует, что она заставила тебя стоять во время собрания? — с любопытством спросил он.

— Стоять?

— Она не предложила тебе стул.

Джон почувствовал, как его губы дернулись, почти против его воли.

— Санса будет в восторге, если вы уговорите меня присутствовать на собраниях, — сказал он Оберину. — Я просто не могу сидеть спокойно долгое время. И если я буду присутствовать на встречах, я стану чрезмерно опекать её, поэтому она отсылает меня. Я думал, вы уже заметили.

Оберин приподнял бровь, а затем внезапно прервал беседу поклоном; когда Джон повернулся, чтобы посмотреть, что заняло его внимание, он увидел капитана железнорожденных, который разговаривал с девушкой в дорнийских шелках. Разница в росте была поразительной: капитан был крупным мужчиной и казался еще больше в своих доспехах, а девушка была почти вдвое ниже его и, возможно, вчетверо уже.

Джон понял, что это одна из дочерей Оберина, и увидел, как Оберин крепко сжал руку капитана, уводя его прочь. Девушка облегченно вздохнула и подошла ближе к столу — через мгновение Джон понял, что девушка не столько успокоилась, сколько расстроилась.

Наверное, я тут не единственный, кто чересчур заботлив, подумал он и рассмеялся про себя, прежде чем прищуриться на солнце, чтобы найти Сансу.

***

В ту же ночь Аша Грейджой отплыла со своим флотом. Санса сказала ей, что будет скучать, и это было правдой — Аша была женщиной с резким характером, из стали и морской соли, и в другое время Санса могла бы её невзлюбить за острый язык и страсть к оружию; но сейчас она чувствовала какое-то восхищение, когда видела, как женщина берет бразды правления в свои руки, не думая ни о своем поле, ни о своих недостатках.

Но когда Аша уплыла, Санса не стала отрицать того, что ей стало легче. Пятьдесят вооруженных кораблей стоящих в заливе Черноводной, готовых в случае необходимости начать войну — этого было достаточно, чтобы заставить её содрогнуться. В результате Санса сделала то же самое, что сделал Тирион при битве у Черноводной: загрузила один корабль диким огнем и держала его в маленькой, скрытой бухте, до тех пор, пока в нем не возникнет необходимость. К счастью, она им так и не воспользовалась.

И теперь, надеялась, никогда им не воспользуется.

На следующее утро ушли Долина и Простор, а еще через день — Дорн. Через неделю Ланнистеры и Баратеоны. После этого Санса отослала придворных северян обратно домой, видя их нетерпение и желание поскорее вернуться. Они с Джоном остались, чтобы до конца разрешить ситуацию с передачей имущества её дяде.

Неблагодарная работа, сказала Санса, и её голова склонилась. Но её нужно сделать, добавила она и выпрямила спину.

***

Несколько недель спустя они, наконец, покинули Королевскую Гавань. Тут были только Санса и Джон — и возможно несколько телохранителей от Талли, но они не были с ними знакомы. Получилось, что сейчас они были наиболее близки к уединению, которое они когда-либо получат, и оба прекрасно это понимали. Санса начала просыпаться рано утром, учила Джона заплетать ей косы, училась точить меч.

Было еще так много вещей, о которых стоило бы переживать.

Вестерос был разделен мирно, бескровно; но Робб все еще сражался с одичалыми, а Брана и Арью еще не нашли. Приближалась Дейнерис Таргариен, и Санса все еще не знала, как поступить с ней и её драконами. И даже помимо этого, еще оставались Иные, которые вот-вот должны были очнуться.

Санса глубоко вздохнула и потянулась к Джону, чувствуя под пальцами биение его пульса. У них была тысяча причин для страха. Иногда её бросало в дрожь от осознания того, что она сделала и того, что ей еще только предстояло сделать: Санса решила изменить мир, и у неё получилось. Но, что если она поступила неправильно?