– А я говорю – сюда! – горячился Иван. – Посмотри, какая здесь глухомань! Ни одного населённого пункта! Настоящий медвежий угол. Если и искать вход в их сакральные пещеры, то только здесь!

– Вот именно – медвежий угол. Ничего, у нас есть проводник. Верно, Миха?

– Так-то оно так, но…

– Ты же говорил, что созванивался с этим, как его…

– Вейо. Да, созванивался. Но он же не знает точной цели нашего путешествия!

– И что?

– Пойми, Вейо – саам, и все эти места для них священны! Он может отказаться. Дошло?

– Подумаешь! Другого возьмём.

– Другого такого как Вейо нам не сыскать! Он ещё пацаном у моего отца проводником был.

– Толковый, видать, парнишка, раз геологическую партию вёл, – подключился и Веня. – Ну так пусть он нас проводит хотя бы к максимальной близости к своему святому озеру, а дальше мы уж как-нибудь сами. Компас и карта нам в помощь. Мы же не «чайники».

И три головы опять склонились над картой.

Угрюмы величественные просторы Севера, непостижимы они для пришлого люда. А вот для коренных жителей – это часть их души. Здесь для них всё живое: и шепот ветра в верховьях сказочного леса, и пружинящий моховой ковёр под ногами, и звон ручейков, и голос болот, и даже камни! Но самая главная, тщательно охраняемая всеми тайна – это кевве – сила камней. Нойды же, саамские колдуны – часть этой силы…

Солнце сделало круг над сумрачной тайгой и проникло в оконце небольшого бревенчатого домика, спрятавшегося в самой глубине чащобы. На его пологой крыше, изначально покрытой землёй и дёрном, вовсю разрослись мхи.

Нойд Юхани, хозяин этого домика, крепкий мужчина лет пятидесяти с гаком, бесшумно поднялся со своего лежака, устланного мягким мхом, и заглянул за занавеску, где на вполне приличной постели должна была спать его дочь Вьокко. Однако её там не оказалось.

– Куда это она спозаранку ускакала? – пробормотал отец.

Впрочем, это его ничуть не насторожило: здесь, в глухом лесном крае, их жизнь была куда более безопасной, нежели среди людей.

Юхани потянулся и вышел во двор.

Собственно, двором эту полянку назвать можно было с большой натяжкой – так, небольшое, свободное от валежника и подлеска, место. Юхани специально не торил тропы к своему укромному жилищу: те, кому он доверял, в любое время могли прийти сюда, для прочих же путь был заказан. Да и не бывало здесь чужаков, которые смогли бы преодолеть норовистые реки, болотные топи и непроходимые лесные чащобы всего лишь для того, чтобы удовлетворить своё любопытство и поглазеть на настоящего саамского нойда. И правильно, потому что говорить с чужаками Юхани всё равно не стал бы.

Обойдя стороной валежник, ветви которого переплелись с подлеском, мхами и лишайниками, Юхани спустился к ручейку, что журчал за деревьями, в низине. Он умылся и напился прозрачной воды, прямо с колен, по-звериному. Затем поднялся, прошёл на небольшой взгорок к огромной раскидистой пихте и присел, прислонившись к ней спиной.

Лес был наполнен привычными звуками: шумом ветра, пением птиц, журчанием ручья. Послышался едва уловимый шорох, и с дерева на его плечо прыгнула белка, повела любопытной мордочкой – нет ли привычного угощения – и перебежкам метнулась дальше, на другое дерево.

Бегущие воды ручья, словно река Времени, перенесли мысли Юхани в те далёкие дни, когда он был ещё не знаменитым нойдом, а простым двенадцатилетним мальчишкой. Кто бы мог подумать, что именно в тот год закончится его детство?

Кочевали они тогда у самой финской границы, по другую сторону которой жили родственники Айникки, матери Юхани. Граница не была для них преградой – как же не побывать у своих? Видимо, этот факт и стал главным пунктом обвинения его родителей в контрреволюционном заговоре против власти. Контра – такое слово впервые услышал Юхани именно тогда.

В тот день он проверял силки на дальнем участке, когда услышал выстрелы где-то в стороне своего стойбища. Это насторожило Юхани. Мальчик внимательно прислушался. Если отец решил поохотиться, то почему об этом не сказал? Он ведь собирался сегодня рыбачить?.. Прихватив пару куропаток, попавших в силки, мальчик не стал проверять остальные и заторопился домой.

Стойбище встретило Юхани непривычной пустотой и тишиной. Вместо родителей он увидел незнакомого худощавого человека в чёрной кожанке, с тонким крючковатым носом и холодным взглядом чёрных глаз. Тот по-хозяйски расхаживал по стойбищу. Увидев паренька, он злобно, словно пёс, рявкнул:

– Кто таков?.. Имя?..

– Юхани… – мальчишка окинул глазами стойбище, в котором не было слышно привычных звуков жизни. – А где все? Где мои родители?..

– А, так ты тоже контра!.. – произнёс непонятное слово незнакомец и оскалился – хищно, по-волчьи. – Ну идём, отведу тебя к ним. Это недалеко. Вон туда, по тропке…

Юхани не всё понял из его речи, являющей смесь из саамских и каких-то незнакомых слов. Но человек кивнул в сторону тропки, и Юхани подумал, что мать пошла к реке за водой. Почему же вместе с ней отправился и отец, оставив гостя одного? Наверное, решил наловить гостю рыбу, понял Юхани и направился вперёд по тропе, куда указал ему незнакомец. Тот последовал за ним.

Однако через несколько метров мальчика стало охватывать чувство недоверия к этому человеку. Почему он идет сзади, молча и тихо, словно охотник, скрадывающий дичь?.. И кто, а главное, зачем, стрелял?.. Юхани остановился, и в этот момент незнакомец ткнул его в спину чем-то, похожим на дуло ружья, только гораздо короче:

– Шагай, шагай, контра, вон туда, к болоту…

К болоту?.. Зачем?..

Вот тут-то он, Юхани, впервые услышал этот зов. И не только услышал, но и увидел – незнакомого седобородого старца в обычной саамской одежде. Тот стоял чуть поодаль, справа от тропинки, у сейда, и звал его:

– Юхани! Иди сюда, Юхани. Иди ко мне и ничего не бойся.

Человек, шагающий сзади мальчика, похоже, ничего не слышал и не видел. По крайней мере, он никак не отреагировал на старца. А Юхани отчего-то сразу поверил ему. Может, потому, что тот был свой, саам?.. Или потому, что он знал его имя? Как завороженный, мальчик сошёл с тропы и направился к сейду. Воздух вокруг него закачался, словно вода в озере, и остановился лишь тогда, когда мальчик приблизился к старику. Тот погладил его по голове и, легонько повернув за плечи, сказал:

– Смотри…

Юхани обернулся и увидел человека в кожанке на той же самой тропинке. Он ошеломлённо оглядывался вокруг, тряс головой, тёр глаза и, наконец, заорал:

– Ты где, контра?.. Выходи, мать твою!..

Затем стал бегать взад и вперёд, оглядываясь, а потом начал стрелять во все стороны из короткого ружья. Юхани напрягся, но старик подбодрил его:

– Не бойся. Мы для него недоступны. – Помолчав, добавил: – этот человек убил твоих родителей там, возле болота. Он называл их врагами народа. Очень хорошо, что ты услышал мой зов, ведь таких становится всё меньше. Я звал и твоих родителей, но безрезультатно…

– Я убью его! – рванулся было Юхани, но старик удержал его.

– Остановись. Им уже не поможешь.

Человек между тем направился прямо к ним и… Он как-то взобрался наверх! Мало того, он топтался над головой Юхани и старца, словно стоял на твердом невидимом камне, оглядываясь во все стороны и бормоча:

– Куда же он подевался, змеёныш?.. Надо было прикончить его прямо там, в стойбище…

Внезапно Юхани начал кое-что понимать… Он уставился на старца во все глаза.

– Мы что – в сейде?!.. Ты управляешь кевве – каменной силой?.. Ты – нойд?

– Да, – кивнул старец, – я нойд Урхо, и мы с тобой – внутри сейда. Этому злодею сюда не пробраться.

Юхани ткнулся было в сторону, но уперся в твердь. Такая же твердь окружала их со всех сторон. Мало того, она стала темнеть, превращаясь в обычный камень, скрыв человека в черной кожанке.

– Я убью его!.. – повторил Юхани. – Я отомщу!..

Старик покачал головой.

– Этот человек пришёл на наши земли не один, их много. И очень скоро они изменят здесь всё, всю жизнь. Те из нас, кто останется, будет терять своё лицо. Многие забудут родной язык и обычаи, перестанут чтить предков. Много, много горя принесут сюда чужие люди.