Бабушка усаживает меня на барный стул, отрезает кусок самого вкусного на свете шоколадного торта. Здесь всегда всем хватает угощений, и сегодняшний вечер – не исключение.

– Не думаю, что ты плачешь от разлуки с мамой и папой. Наверно, дело в этом мальчике. Как его зовут?

– Гриффин, – бормочу я.

– Точно, Гриффин. Расскажи мне, что случилось.

Я медлю, прежде чем откусить кусочек торта. Мы с бабушкой всегда были близки, но никогда не разговаривали о моей личной жизни.

Она замечает мое смущение и говорит:

– Я вырастила четырех дочерей и, поверь, выслушала кучу драматичных историй о разбитых сердцах, рассказанных прямо на том же месте, где ты сейчас сидишь.

Я прыскаю со смеху. Бабушка гордится своей способностью чинить все, что ломается в этом доме, неважно, что именно сломалось. Она просто не может по-другому.

Она наливает мне стакан молока, и я наблюдаю за ее перемещениями по кухне. Через неделю с небольшим ей исполнится семьдесят пять лет, но ей ни за что столько не дашь, потому что седых волос у нее мало и кожа в очень хорошем состоянии. Она до сих пор может носить огромные пакеты с грунтом и сажает рассаду, хотя дедушка и нервничает из-за этого.

Я делаю глубокий вдох.

– Знаю, я говорила тебе, что буду у Эдди, но на самом деле я поехала в другое место: к другу, у которого была вечеринка. Я хотела повидаться с Гриффином до того, как поеду сюда, хотела удивить его, сказав, что не уехала далеко от него на каникулы.

Бабушка вскидывает брови.

– О-о-о, такие сюрпризы редко заканчиваются хорошо.

Я выдавливаю смешок.

– Подтверждаю.

Бабушка устраивается рядом со мной и откусывает большой кусок торта, а я начинаю рассказывать ей подробности. Наконец я умолкаю, а она продолжает поглаживать пальцами меня по спине, и я расслабленно прижимаюсь к ней.

– Софи, милая, я знаю: сейчас тебе кажется, что мир рухнул, но это не так. Лучше знать правду о том, что чувствует Гриффин, чем тратить на него свое время.

Она протягивает мне салфетку, и я вытираю глаза.

– Но я думала: мы хотим одного и того же.

– Все постоянно меняется. Может быть, ты думала, что вы движетесь в одном направлении, но это оказалось не так.

Покончив с тортом, она встает и ведет меня в комнату для гостей наверху.

– Эта комната только твоя до приезда родителей. Завтра будешь помогать мне в магазине. Занятые руки отвлекают от дурных мыслей. И Оливия будет очень рада, что у нее появилась компания. Она так переживает, что все остальные отдыхают на каникулах, а ей приходится работать.

Бабушка укладывает меня в постель и убаюкивает, как в детстве. Я помню эти мгновения.

Затем она целует меня в голову:

– Завтра все станет лучше.

Не хотелось бы называть бабушку врушкой, но наступило это «завтра», а мне по-прежнему очень тоскливо. Глаза, опухшие от вчерашних слез, едва открываются, и страшно болит голова.

Бросаю взгляд на телефон. Там тридцать два пропущенных вызова и сообщения.

Пролистываю их до имени Эдди и пишу ей короткий ответ: «У меня все нормально. Позвоню позже».

Потом пропускаю сообщения от Гриффина и открываю переписку с Марго.

Я: Ты проснулась, Пальцы-сардельки?

МАРГО: Конечно, проснулась. Я лежу в постели целый божий день, но никак не могу устроиться, чтобы было удобно спать. Как бабуля?

Я: Хорошо. Они уже почистили у тебя между пальцами?

МАРГО: ПРЕКРАТИ!

Я: Ты сама начала, прислав эти ужасные фотки.

МАРГО: Сменим тему. Расскажи мне, что приготовила бабуля вчера на ужин. Мама не разрешает мне есть неорганическую еду и все, что содержит ГМО.

Я: Трехъярусный шоколадный торт с шоколадной глазурью и шоколадной стружкой сверху. Я съела огромный кусок.

МАРГО: ЗАТКНИСЬ. Я бы отдала все свои деньги за то, чтобы ты принесла мне кусочек.

Я: Знаю, сколько всего ты покупаешь в Интернете, так что, думаю, на твоем счету недостаточно средств для такой услуги.

МАРГО: Что ж, будь осторожна, когда позвонит папа. Он вчера ужасно разозлился, что ты не позвонила, как добралась до бабушки.

Черт! Я совершенно забыла, что должна была сообщить ему.

Я: Насколько сильно он злился? Как когда мы разбили окно, когда пытались превратить машину Барби в ракету?

МАРГО: Ха-ха-ха! Нет, не настолько. Он позвонил бабушке, и она сказала, что ты в душе.

Я в долгу перед бабулей. Она меня прикрыла.

Я: Не хочу признаваться, потому что ты не дашь мне спокойно жить потом… Но я хотела бы оказаться рядом с тобой и твоими пальцами-сардельками.

Провожу пальцами по лицу, смахивая слезы. Я могла бы сесть в машину и прямо сейчас поехать к ним. И хотя я уверена, что потом до конца своих дней буду выслушивать упреки, по крайней мере, я смогла бы залезть в кровать к Марго и не вылезать оттуда до окончания Рождества.

МАРГО: Я тоже хотела бы, чтобы ты была здесь. Но ты была бы невыносима. Я невыносима. Брэд невыносим. Даже наша собака невыносима. Ты правильно сделала, что осталась у бабушки с дедушкой.

Стараюсь не расстраиваться. Знаю, что Марго обрадовалась бы, если бы я сказала ей, что скоро приеду. Но мое кислое настроение лишь подлило бы масла в огонь и ей стало бы еще хуже, чем сейчас.

МАРГО: У тебя все нормально?

Я: Да, все нормально. Попозже еще напишу.

Не знаю, почему я не сказала ей про Гриффина. У меня такое чувство, что если расскажу о том, что случилось, все станет необратимой правдой. К тому же у Марго сейчас и без того предостаточно причин для волнения. Она старается держаться, но сильно волнуется из-за ребенка.

Выключаю телефон, игнорируя остальные сообщения и пропущенные вызовы, и кидаю его на прикроватную тумбочку. Не могу больше об этом думать.

Зайдя в ванную, смотрю на свое отражение в зеркале: все куда страшнее, чем я себе представляла. Слезы меня не красят. Краснота вокруг глаз делает их еще темнее обычного, а моя достаточно загорелая кожа сейчас выглядит болезненно бледной. Вчерашние метания и волнения испортили мягкие локоны, которые я так старательно укладывала в надежде, что Гриффин обрадуется, увидев меня. Теперь мои длинные черные волосы превратились в спутанную копну.

Приняв душ и высушив волосы, я чувствую себя немного лучше. По шкале от «нормального состояния» до «полного отчаяния» я нахожусь где-то на отметке «сносно». Наконец медленно спускаюсь в коридор, направляясь к хору голосов, доносящихся из кухни, и готовлюсь к нападению.

Вся семья здесь.

Моя семья – это дикая компания. Дедушка родился и вырос на Сицилии. Он планировал вернуться домой, проведя некоторое время в Соединенных Штатах, но влюбился в мою бабушку. Отношения развивались, и мама моего дедушки чуть не устроила международный скандал, узнав, что он живет в Луизиане. Единственное, что ее удержало от такого поступка, – тот факт, что семья бабушки происходила из соседнего города.

Папа всегда сопротивляется, когда мы приезжаем сюда. Он единственный ребенок в небольшой семье и потому иногда, по его собственному признанию, чувствует себя здесь как в зоне военных действий. Я воспринимаю это не так остро, но, поскольку мы единственные помимо дяди Майкла, кто не живет в Шривпорте, чувствую себя аутсайдером.

Хотя так я себя чувствовала не всегда. Когда я была помладше, то проводила каждое лето и все каникулы здесь, в обществе двоюродных братьев и сестер и соседских детей. Это было похоже на летний лагерь. Больше всего я дружила с Оливией, моим двоюродным братом Чарли и его лучшим другом Уэсом, который живет в соседнем доме. Дядя Брюс, отец Оливии, даже называл нас «великолепной четверкой». Но чем старше мы становились, тем больше отдалялись друг от друга. Трое из нас пошли в одну школу, ходили в одни и те же кружки и играли в одной команде. А я пошла в другую школу и ходила в другие кружки, играла в своей команде. Я стала реже приезжать и меньше общаться с ними.