– Что же они сделали? —я держал её за холодные пальцы.

– Мать по бабушкиным уговорам сняла побои и подала на моего отца в суд. На бутылке нашли его отпечатки, а меня слушать не стали, так как я была слишком маленькая и не могла точно сказать, что произошло тем вечером… но я точно знала…

– Даша, я в шоке…

Её пальцы стали ледяными, а в глазах стояла пелена слез.

– После этого меня отправили в детдом. Когда мне исполнилось восемнадцать, выяснилось, что этот дом отец подписал на меня, а через год папа умер в тюрьме. Я мельком увидела свою мать на его похоронах. Она очень расстроилась, если можно так выразиться, что ей ничего не перепало от мужа. Я тогда смотрела на неё и радовалась. Ведь хоть что-то заставило её понервничать.

– Разве ничего не было, за что ты ее могла бы любить?

– Было.

Даша на мгновенье замолчала.

– Она многое дала мне, но в то же время многого лишила. Знаешь, я бы даже хотела посмотреть ей в глаза, может, «мама» уже придумала оправдание своим поступкам.

– Я не пойму одного.

Даша вскинула бровь, не сводя с меня своих глубоких глаз.

–Почему она не взяла тебя с собой?

– Я думаю, ей не разрешил ее новый ухажер, – она, улыбнувшись, опустила голову мне на плечо. В комнате восстановилась тишина. Луна открывала другой рисунок на ковре в маленькой девичьей комнате, а тонкие изящные пальцы стали чуточку теплее.

Эта красивая миниатюрная девушка с потрясающей улыбкой хранила в себе детские разочарования. Мать бросила, а отец медленно помирал в тюрьме. В обществе устоялось, что тебя все должны видеть с улыбкой, но никому неважно, что за хаос и ураган внутри тебя.

– Что это за духи? – я услышал аромат, который напомнил мне последний сон.

– Я не помню, откуда они у меня, но с ними связано что-то очень родное. Знаешь, есть такие запахи, от которых у нас просыпаются воспоминания, чувство ностальгии, даже если мы не видим четкой картинки. Это может быть детство, первая любовь или просто весенние солнечные деньки, – Даша поднесла к носу внутреннюю часть запястья и понюхала. – Когда они на мне, я ощущаю присутствие родной души. Мне кажется, папа рядом.

– Мы с тобой немного похожи… Оба рано потеряли своих отцов.

– Расскажешь мне? – она, подняв, голову с моего плеча, взглянула на меня сонными глазками.

– Я почти ничего не помню о нём. Только по маминым рассказам знаю, что папа работал пожарным. Одним из лучших в нашем городе, – мой взгляд уперся в рисунок на ковре. – Он, наверное, любил нас с мамой… не знаю… Но уехал с нами в другой город и здесь погиб. Бежал за счастьем, а встретил горе. Я совершенно не помню его в детстве после переезда, словно кто-то заставил меня всё забыть. Гмм, странное чувство. Помню только, что они с мамой ругались вечером, а потом он ушел, ей кто-то позвонил… Мама очень долго плакала, – я погладил Дашины волосы, смотря в пустоту.

– А ты никогда не хотел узнать его получше? – она всегда задавала нужные вопросы. – Ты каждый раз удивляешь, почему ничего не помнишь. Я думаю, тебя это беспокоит.

– Наверное.

Даша поднялась с кровати и улыбнулась мне. Её шрам растворялся на фоне бархатной белой кожи и легкого изгиба ключицы. Она творила со мной магию.

– Сегодня опять ты не побывал в галереи.

– Я не жалею об этом. Ты мне интереснее, чем какие-то портреты.

– Знаю, но в следующий раз я обещаю тебе показать мои самые любимые портреты, – подмигнув, вытянула ко мне руки. Стало ясно, чего она хочет. Подчинившись её воле, я поднялся.

– Буду ждать с нетерпением.

Без часов я понимал, что пора возвращаться домой. Мы спустились в прихожую, держась за руки. Каждую встречу прощаться все сложнее и сложнее, ведь всё пролетает слишком быстро. Но каждую встречу её руки становятся чуточку теплее.

– Я знаю, что ты мне кое-что принес, – Даша немного наклонила голову, стоя передо мной, как ребенок, знающий про подарок и ждущий его.

«Письмо. Я обещал ей написать письмо, совсем забыл», – пролетело у меня в голове.

– Я его еще не дописал, – признался я, первый раз не выполнив обещание, данное Даше. – Я принесу тебе его в следующий раз. Хорошо?

– Обманывать нехорошо, Сереж, – сказала она, ее брови немного сдвинулись вперед. – Ты его дописал. Письмо не определяется количеством слов или количеством абзацев. Письмо – это послание, того, чего ты хотел сказать мне в момент написания. Если там есть одно слово, то это письмо, если два листа – это тоже письмо.

Даша ткнула пальцем в мой карман на груди, из него вылез краешек белой бумаги. Я смущенно достал сложенный вчетверо лист и передал ей. Она, сделав задумчивый вид, развернула письмо и смотрела на него почти минуту. Нежно улыбнувшись, сложила его в том же порядке. Бумага приятно хрустела в её тонких руках.

– Мне нравится, Сереж, – девушка сжала послание в руке и обхватила меня вокруг шеи. Я почувствовал теплое дыхание на своих губах, прикосновение и приятные вспышки в голове. Отпустив меня, она продолжила:

– Но в следующий раз я жду от тебя больше эмоций и подписи в конце письма.

Даша довольно улыбнулась. Я кивнул, прижав её к себе.

– Тебе пора.

***

Погода не испортилась. Луна стала чуть меньше и не такой рыжая. Звезды всё так же ярко ослепляли своей красотой, освещая мне путь. По возвращению в лес мне вспомнились грибник и маленькая девочка. Страх заставил меня быстрее перемещать ноги. Но по дороге назад я не ощущал его приближения за спиной. Ожидание иногда пугает сильнее, чем само ведение.

Мое дыхание восстановилась только на пустыре перед моей многоэтажкой. В кухонном окне горел свет. Его могла оставить мама, если она ещё не спала.

Поднявшись на свой этаж, я обнаружил, что дверь в квартиру не заперта. Мать всегда запирала её на ключ. Я зашел в прихожую и обнаружил, что свет на кухне уже не горит.

– Мам?

Все комнаты были открыты. Я заглянул в каждую.

– Мам, ты здесь?

– Сереж, ты уже пришел? – я подпрыгнул практически до потолка. Мама стояла на пороге с подносом в руках. – Я ходила к соседке угощать её пирогами и немного задержалась.

– А почему ты дверь не заперла? – мне хотелось сердиться на неё, но я не мог.

– Наверно заработалась, – сказала мать, виновато улыбаясь. – Попробуй, какие чудные пирожки получились. Я сейчас налью чаю.

– А когда, ты говоришь, ушла?

– Примерно час назад. А что? – правой рукой она уже наливала мне чай в кружку. – Что-то случилось? Вот, попробуй эти с черникой.

– Десять минут назад я подходил к дому и видел, как на нашей кухне горел свет, – по моей руке тёк черничный сок из пирога, которые получились очень сочные.

– Тебе показалось, Сереж, – помотала головой мать, пододвинув поднос с выпечкой ближе ко мне. – Или ты перепутал этажи. Всякое бывает.

– Мам, поверь, ни у кого больше во всем нашем доме нет таких оранжевых занавесок. Они же, как пятно на холсте, на нашем сером доме они выделяются, поверь.

Когда я съел четвертый, а затем и пятый пирожок, мой живот запротестовал. Я отправился в постель. Меня ждал новый день. Отныне я жил от свидания до свидания. «Если там есть одно слово, то это письмо…», – крутилось у меня в голове. Кажется, Даша была права. И я опять забыл написать послание любимой.

***

Той ночью меня не побеспокоил ни один сон. Встав с кровати, я решил, что мне очень хочется поговорить об отце. В комнате было прохладно, а из кухни доносился манящий запах. На моём столе лежали лист бумаги и ручка. Но я точно помнил, что не готовился ничего писать, когда вернулся домой. В голове возникали образы ужина и постели.

Мама сидела за столом, в одной руке держа чашку с кофе, а в другой книгу. Услышав мои шаги, она посмотрела на меня и кивнула. Без слов, видимо, очень увлекательная история.

Аккуратно задвинув за собой стул, я собрал в себе все силы и начал разговор:

– Мам, покажи мне, где похоронен отец, – сказал я, приступив к своему завтраку: яичнице с гренками. Она посмотрела на меня, словно приведение увидела. Глаза округлились и не моргали. Книга опустилась на стол. Кофе очередным глотком провалился в желудок.