— Трус, — бросила Хельга и ушла, не дожидаясь ответа.

Тот вечер она провела за компьютером, попивая виски — без всякой колы на этот раз, — и листая сайт с вакансиями по работе. И всячески отгоняя от себя мысли о том, что, когда она уволится из пансиона, — скорее всего, видеться они с Арнольдом перестанут.

***

Арнольд и Хельга сидели в холле «Сансет Армз» на стареньком диване — некогда тёмно-бордовом, после месяца ремонта заляпанном краской до состояния полной пятнистости. Говорить было особенно не о чем: у Арнольда почти иссяк запас историй, которые он мог рассказать Хельге, да и он не особенно привык солировать в разговоре; Хельга же предпочитала молчать и улыбаться.

Впрочем, им было не особенно сложно молчать, и даже упрямые мысли о том, действительно ли она к нему что-то чувствует, не доставляли Арнольду особенного дискомфорта. В наблюдении за тем, как двое рабочих штукарят стену поодаль, было что-то медитативное; и Арнольд уже почти что погрузился в собственные раздумья, когда Хельга внезапно заговорила, да ещё и сказала то, чего он от неё совсем не ждал:

— Думаю отсюда уходить.

— Из пансиона? — как будто это было и так не ясно.

— Угу.

Настроение резко и бесповоротно испортилось; Арнольд почувствовал себя разочарованным — и даже немного обманутым почему-то. В том, как Хельга заботилась о здании пансиона, было что-то трогательное, что-то, из-за чего складывалось ощущение, что Хельга этим зданием тоже дорожит, что для неё тоже с ним связано что-то важное и интимное. Арнольду казалось, что пансион в гораздо большей сохранности, пока здесь Хельга; и если она вот так просто уйдёт, оставит всё это…

Конечно, нельзя было её осуждать. Конечно, вряд ли она поймёт Арнольда — у неё ведь здесь не жил кто-то по-настоящему родной и близкий.

Он только спросил:

— Почему?

— Из-за Сида, — коротко ответила Хельга.

— Я могу чем-нибудь помочь?

Она устало улыбнулась:

— Ты уже спрашивал.

А затем — незаметно оказалась как-то слишком близко, и её голова легла Арнольду на плечо, и он почувствовал запах духов, исходящий от её волос, и пальцы сами коснулись её щеки; и это было неправильно, ужасно неправильно — до мурашек, до дрожи в костях, и могло бы стать неправильнее ещё в сотню, в тысячу раз — хватило бы какой-то пары минут.

Но тут появился Сид.

***

Это было той самой последней соломинкой, которая ломает верблюду позвоночник нахер, увлекая за собой все остальные кости.

Сиду изначально, конечно, не следовало в это во всё ввязываться. Нетрудно было догадаться, что это не кончится ничем хорошим. Но Хельга Патаки была очень мила, и губы её были пухлыми и розовыми, а блузка — чересчур открытой; и Сиду казалось, что в том, как он по ночам принимает обличье Арнольда, чтобы трахнуть такую хорошенькую, пусть и слепо влюблённую девицу, даже есть какое-то скрытое… превосходство…

А теперь Арнольд сидел, развалясь, на диванчике в холле будущего бара Сида Гифальди, и обнимал эту самую девицу, и гладил её по щеке, и девица, то есть Хельга, широко улыбалась, как лягушка, и явно млела, и Сид…

— Арнольд, можно тебя на минуту?

Сид отвёл его на второй этаж, в ту самую комнатку, где они сидели втроём во время первой встречи; и как только дверь захлопнулась — вновь ощутил себя трусливым мальчишкой, с которым сильный и смелый Арнольд сейчас будет говорить так ласково, успокаивающе…

Но детство кончилось, и давно.

— Арнольд, у вас с Хельгой что-то есть?

— Ты ревнуешь?

Сид пожал плечами. В тот момент это было наиболее честным из возможных ответов.

«А у меня есть основания?» — хотел было спросить он, но не успел.

— В таком случае, — Арнольд опустил взгляд и глубоко вздохнул, будто собираясь с мыслями, — Сид, скажи пожалуйста, только честно, какие таблетки ты даёшь Хельге?

По коже пробежала холодная мелкая дрожь.

И детство вернулось вновь.

***

Сид рассказал Арнольду всё — и не осталось сил даже на то, чтобы возненавидеть себя за это.

Сид рассказал Арнольду про первую встречу с Хельгой у «Сансет Армз», про занюханный бар, про пиво, ром и колу, про то, что разговор зашёл именно о нём, об Арнольде, и про то, почему Сид бросил всё-таки в бокал Хельги тот злополучный препарат. Впрочем, в последнем рассказ Сида мог не совсем соответствовать истине — по той простой причине, что Сид и сам не понимал, что им двигало. Такое случается иногда с людьми. Особенно после определённой дозы алкоголя.

Сид рассказал Арнольду про первую ночь с Хельгой у него в квартире, про первое утро, про разорванную рубашку и злые удары, следы от которых не сходили ещё пару дней, про то, как Хельга ушла и была тысячу раз права — а потом зачем-то вернулась. Про то, как он отменил в тот день все свои дела, чтобы сидеть с ней рядом, глядя на то, как она ест пиццу с тягучим сыром, — и сам не знал, зачем он это сделал; про то, как позже, ближе к вечеру, её губы стали слишком хороши, чтобы их касался только сыр.

Про то, о чём попросила Хельга, в чём он не смог ей отказать.

Про то, как в тот же вечер она ждала его у подъезда с планшетом в руках и выглядела так, будто уже не первый год ждала его именно у этого чёртова подъезда. Будто всё происходит так, как и должно происходить.

Сид рассказал Арнольду про то, как Хельга перешла работать в его будущий бар, про то, как сотрудничество оказалось на удивление плодотворным; про то, как им удалось совместить рабочие и личные отношения, с одной лишь поправкой: если в первых для Хельги фигурировал Сид, то во вторых — Арнольд. Сид рассказал про то, как они с Хельгой гуляли по скрипучему снегу, взявшись за руки, и Хельга задавала какие-то странные, неуместные вопросы, и вообще у неё столько всякой требухи всегда было в голове, у этой Хельги, и как только её парни могли это выдержать, и…

— Чего ты сейчас хочешь, Сид? — спросил Арнольд с той самой понимающей, спокойной, мудрой улыбкой, которая всегда Сида одновременно и восхищала, и приводила в состояние исступления.

— В смысле? — не понял Сид.

— Ну… чего ты хочешь дальше от себя и от Хельги? Перед тем, как что-то делать, нужно сперва решить, чего именно ты хочешь добиться.

Сид ответил не сразу. В глубине души он чувствовал, что больше всего от себя и от Хельги он бы хотел, чтобы их встречи у «Сансет Армз» никогда не произошло. И всего остального — тоже. Это был в самом деле самый правильный и привлекательный вариант; жаль лишь, он был уже никак не реализуем.

Арнольд смотрел на него внимательно и участливо — будто и не услышал только что из уст Сида далеко не самых приятных слов в свой адрес, пусть даже и в качестве цитат из разговора. Пусть и в общих чертах, но Арнольд знал теперь, что Сид осуждает его, сплетничает о нём, — и всё равно хотел помочь, а не размазать Сида посредством пары ударов кулаком по поверхности Земли.

Сид заметил эту черту в Арнольде уже давно — и не переставал ей удивляться и ею восхищаться одновременно. Кажется, это называется благородством, восторженно думал Сид. Кажется, мне такому не научиться никогда, восторженно думал Сид и шёл дальше, на задний двор школы — продавать шутихи и алкоголь в бутылках из-под сока.

— Я хочу, чтобы всё это разрешилось с минимальными потерями, Арнольд. И ещё… ещё хочу, чтобы мой будущий бар не пострадал.

Трусливый мальчишка. Трусливый мальчишка опять поднял голову — и теперь сквозь пелену лет глядел своими круглыми испуганными глазами на взрослого и сильного Арнольда.

— А конкретнее?

Сид молчал. Арнольд смотрел на него внимательно и ласково; затем, видимо, поняв, что ответа не дождётся, негромко произнёс:

— Знаешь, я не буду скрывать, мне немного странно… страшно… после того, как я узнал, как ко мне относится Хельга. Не знаю, может быть, я действительно не замечаю очевидных вещей, но я никогда и не думал, что это… — Арнольд махнул рукой. — Словом, я её не люблю, Сид. Точнее, люблю… но только в том плане, что хочу, чтобы у неё всё было хорошо.