— Она тебе просто нравится, да? — горько усмехнулся Сид, вспомнив их старую детскую игру. — Просто нравится, а не нравится-нравится?..
Арнольд слегка покраснел.
— Откуда ты знаешь?
— Да об этой присказке знала вся школа. И о том, в каких ситуациях Лайла Сойер любит её употреблять, — тоже.
Они ещё помолчали; как ни странно, показалось, что от воспоминаний о детстве в комнате стало на градус теплей.
— Сид, — сказал Арнольд, — если ты попросишь, я оставлю вас с Хельгой разбираться самостоятельно. Я не скрою, мне бы очень хотелось вам чем-нибудь помочь, но… возможно, это действительно ваше дело.
Кажется, коротышка наконец понял, что иногда в чужие проблемы действительно лучше не вмешиваться, и это самое гуманное, что только можно сделать, с усмешкой подумал Сид. Кажется, жизнь чему-то научила Арнольда. Сид был бы счастлив сказать то же самое и о себе. Но не мог.
Слова, правильные, нужные слова застряли в горле; тот самый мальчишка в зелёной кепке, который вечно пытался произвести на всех впечатление, стараясь выглядеть круче, чем он есть, и так боялся быть искренним, снова поднял голову и взглянул на Арнольда.
— Послушай, Арнольд… пожалуйста, решай сам, ладно? В конце концов, ты замешан здесь ничуть не меньше, чем мы с Хельгой, — Сид неуклюже улыбнулся, — и мне бы не хотелось просить тебя о подобных вещах, в конце концов, пускай Хельга выберет сама, мне кажется, так будет правильно…
Бесполезные оправдания макаронинами сплетались на языке, вылетали наружу липкой, склизкой, отвратительно-белой крахмальной массой.
Серьёзному, рассудительному, взрослому Сиду, который привык брать на себя ответственность за свои поступки, на секунду захотелось взвыть, обхватить голову руками и что есть силы побиться ею о близлежащую стену.
Но он со всей своей взрослостью и рассудительностью подавил в себе это желание.
***
В ту ночь Арнольд практически не спал.
Голова напоминала пчелиный улей, огромный, набухший, непрерывно гудящий сотнями монотонных голосов. Мысли теснились, заглушали одна другую; Арнольд не знал, с чего начать, за что ухватиться в этом жужжащем хаосе, какую ниточку нужно выбрать, чтобы распутать весь клубок.
Возможно, ему стоило уйти. Вероятнее всего, ему действительно стоило уйти. В жизни ему приходилось слышать подобное множество раз — но чаще всего он сам был с этим совершенно не согласен; а сейчас… сейчас он правда понимал, что всё это, кажется, не его дело.
Но Хельга, оказывается, едва ли с ума не сошла от любви к нему — не его дело?
Но Сид, оказывается, уже сколько лет тихо задыхался от зависти к нему — не его дело?
Но эти двое вместе, потому что одна научилась воображать на месте второго его, Арнольда, а второй даже этому рад, лишь бы хоть в чём-то оказаться на месте того, кому всегда завидовал.
Не его дело?
Арнольд не мог понять, когда он успел поломать стольким людям жизнь, — он, который всегда старался делать только хорошее, заботиться об окружающих, помогать им при любой возможности… как? Всю жизнь ему казалось, что если действительно относиться к людям по-доброму — то и они ответят тем же, и, вопреки множеству увещеваний, эта теория подтверждалась: даже в глубинах джунглей от неведомой болезни его спасли небезразличные к чужому горю люди. Как же могло получиться, что ребята, которых он знает с самого детства…
Эту мысль, впрочем, вовремя перехватила другая, гораздо более насущная, гораздо менее тоскливая и неприятная: что ему теперь делать?
Хельга была ему симпатична, но не более того; и её болезненное помешательство, её одержимость, которая дошла до того, что она видит Арнольда на месте других людей, — отталкивала сильнее всего. Если бы Арнольд увиделся с ней на встрече одноклассников, обратил внимание на то, что она стала куда красивей, и предложил бы прогуляться — быть может, всё сложилось бы иначе, и тёплая симпатия переросла бы в нечто большее; но с учётом того, как она относилась к Арнольду сейчас, — он попросту не мог взвалить на себя такую ответственность.
С другой стороны, если не он — то кто?.. Сид Гифальди со своим набором волшебных таблеток?
Злополучный пакетик с таблетками до сих пор лежал у Арнольда в кармане; он забрал его у Фиби — глупо было оставлять, с учётом того, как Фиби относилась к подобного рода препаратам. Точнее сказать, даже не задумывался — просто на автомате положил в карман; сейчас же, сев на кровати, взяв со стула свои джинсы, он вновь достал пакетик и принялся рассматривать его в свете ночника.
Простые белые кругляши, неотличимые от какого-нибудь аспирина, — их, должно быть, легко спрятать в сумочке, и никто, увидев краем глаза стандартные белые таблетки, не заподозрит неладного. Это напоминало Арнольду скорее какой-нибудь секретный шпионский препарат из телесериала, нежели лёгкую разновидность виагры-унисекс. В памяти снова всплыли слова Фиби:
…но мне кажется, просто вера в волшебную таблетку сама по себе избавляет от некоторых комплексов. А безвредность для здоровья — понятие относительное: к примеру, если смешать препарат с алкоголем, иногда появляются неприятные побочные эффекты…
Арнольд прикрыл глаза. Рой его мыслей жужжал всё яростнее, улей грозно раздувался от их напора, и голова начинала болеть от напряжения и бессонной ночи…
Внезапно настала тишина. Все мысли ушли, оставив место лишь одной. Одной, которая Арнольду отчаянно не нравилась, — но несмотря на это, он уже чувствовал, что это единственный верный вариант, и никакие другие, пусть даже более приятные и привлекательные, не окажутся правильнее.
Арнольд глубоко вздохнул, затем распахнул глаза и достал из другого кармана джинсов мобильный телефон. Пять часов утра, краем глаза заметил он, прежде чем открыть телефонную книгу и найти там номер Сида Гифальди.
— Алло, Сид? Да, прости, я знаю, что разбудил. Но это очень важно.
***
На следующий день Хельга пришла увольняться. Новую работу она, разумеется, ещё не нашла — лишь, изучив соответствующие сайты, поняла, что существенной проблемы это и вправду не представит; работать же на Сида она больше не желала.
Точнее, так она себе говорила; на самом деле ей просто становилось всё неуютней и тяжелее находиться в здании пансиона. В глубине души она была согласна с Сидом: если она столько лет не была интересна Арнольду, то вряд ли внезапно стала интересна сейчас — и очень скоро она это поймёт и сама в этом убедится; вот только убеждаться отчаянно не хотелось. Больше хотелось сбежать, пропасть, оказаться где-нибудь подальше отсюда — чем быть в очередной раз грубо ткнутой носом в то, что единственный мужчина, который существует для тебя на свете, совершенно в тебе не заинтересован.
Впрочем, Арнольд в тот день и так не пришёл. Хельга даже специально спросила об этом у одного из рабочих, что отделывали крыльцо и потому вряд ли могли не заметить кого-нибудь из вошедших. Тот в ответ лишь покачал головой; Хельга горько усмехнулась и поняла, что совсем не удивлена. Визиты Арнольда были чем-то вроде… сказки; короткой и прекрасной сказки — возможно, созданной для того, чтобы Хельга вычеркнула из своей жизни Сида Гифальди.
Где-то в глубине души она уже приняла решение: дальше она пойдёт одна. Без Арнольда и без Сида. Будет трудно, разумеется; но всё это, если вдуматься, — лишь возвращение на круги своя, к тому самому моменту, когда она ещё не знала, что Арнольд жив, и не столкнулась случайно у дверей «Сансет Армз» с Сидом.
В голове было пусто. В груди было пусто. Хельге было никак. Сид прятал взгляд, когда отсчитывал ей деньги. Напоследок Хельга посидела ещё с полчасика в холле, старательно делая вид, будто всецело увлечена своим планшетом. Сид следил за ней издалека и прятал взгляд. Арнольд так и не пришёл.
Когда Хельга, наконец донеся себя домой, чуть подрагивавшими руками раскрыла сумочку, чтобы достать оттуда деньги, — она обнаружила на самом верху узкий бумажный прямоугольник.
***
«Прости меня, Хельга.