Выйдя из её квартиры, Арнольд почувствовал, что настроение у него улучшилось. По меньшей мере, Хельга не пыталась передать Сиду какой-нибудь яд или наркотик; существовало множество ситуаций, в которых всё могло быть гораздо хуже. И, возможно, коли уж речь шла действительно о «лёгкой безвредной виагре», как говорит Фиби… наверняка Сид и Хельга способны сами разобраться с такими проблемами.

Но изнутри Арнольда щекотало любопытство, ему отчего-то стало интересно: неужели Хельга и вправду была в него влюблена, да ещё серьёзно? Нет, разумеется, до него долетали всякие слухи, но они явно не заслуживали внимания — кто, спрашивается, не фигурировал слагаемым в разнообразных уравнениях, начертанных на стенах спортивной раздевалки? Никаких серьёзных проявлений чувств со стороны Хельги он не замечал — а говорить могли что угодно и о ком угодно.

Или, может быть, он действительно не заметил? Может быть, покойный дедушка не зря, посмеиваясь, рассказывал ему про девчонку, которая всегда задирала его в младших классах? Всё это внезапно показалось Арнольду ужасно запутанным и сложным — он буквально ощутил, как за время, проведённое в джунглях, действительно отстал от цивилизации; но при этом и до дрожи интригующим — кажется, за то же время он успел позабыть, насколько интересными порой бывают люди, самые обычные люди…

По дороге домой Арнольд сделал лишний круг, прокатившись на автобусе по городу. Он сидел, прислонившись лбом к окну, и жадно разглядывал припорошенные снежной пудрой улицы; низенькие магазины и ларьки в пышных белых шапках; укутанных в шубы и пуховики прохожих, похожих на пузатых снегирей, синиц и воробьёв.

А ещё Арнольд решил, что завтра снова наведается в «Сансет Армз».

========== 4 ==========

Арнольд приходил к Хельге.

Хельга чувствовала себя в его присутствии какой-то дурацкой картонной куклой: ей было тяжело, казалось, даже дышать и двигаться, получалось только улыбаться в ответ на его вопросы. Она не представляла, что в ней, такой, оробевшей, одеревеневшей, мог находить Арнольд; но тем не менее — он приходил, приходил уже несколько дней подряд, и приходил специально к Хельге. Он искал её, спрашивал у рабочих, где мисс Патаки, он ждал её, если она была не в пансионе, — и всякий раз обнимал при встрече, и приносил ей сладости, и рассказывал о своих путешествиях, и о джунглях, и обо многих других вещах.

Хельга думала, что за то время, пока Арнольда считали погибшим, пока она была в этих странных отношениях с Сидом, хоть что-то в её чувствах изменилось… но нет. Арнольд был рядом — и она опять становилась той же самой влюблённой девочкой, маленькой Хельгой Патаки в розовом платьице; разве что чувства свои уже выражала не грубостью — а всего лишь смущённым молчанием, улыбками, восторженным, чуть-чуть заискивающим взглядом.

Она не надеялась, что Арнольд всерьёз к ней проявляет интерес, в это слишком страшно было поверить; Хельга говорила себе, что нет, он просто соскучился, — но для счастья достаточно было и этого. Для счастья достаточно было каждый день видеть Арнольда, слышать его голос; для счастья достаточно было, чтобы по возвращении в пансион ей кто-нибудь сообщал ненароком:

— Мисс Патаки, вас искал мистер Шотмэн…

А ещё этого было достаточно, чтобы совсем не думать о том, что Сид с ней так и не начал разговаривать. Точнее, он разговаривал — ледяным, сухим тоном и исключительно по работе; когда же Сиду не надо было сообщить Хельге что-то важное, он вёл себя так, будто вместо Хельги было пустое место. Пустое место, которое нужно за какие-то грехи особенно тщательно сверлить мрачным, ненавидящим взглядом.

Хельга чувствовала, что сейчас, когда Арнольд вернулся, когда он приходит к ней в пансион, говорит с ней и даже иногда накрывает ладонью её пальцы, — будет лучше именно так. Будет лучше, если Сид будет вовсе её игнорировать; всё лучше, чем пытаться увязать в единую картину Арнольда настоящего и того Арнольда, что приходил по ночам.

Таблетки она так и не нашла. Какое-то время на душе было беспокойно — мало ли кто мог найти их вместе с запиской? — но Хельга быстро позабыла об этом; сейчас, когда Арнольд так часто оказывался с ней рядом, в голове бродили совершенно другие мысли. Каждая встреча заряжала Хельгу головокружительным счастьем; одного получасового разговора ей хватало, чтобы до самой ночи порхать по пансиону, едва ли не напевая себе под нос, весело разделываясь со всеми делами. И в такие минуты Хельга чувствовала себя не менее счастливой, чем тогда, когда Арнольд был рядом.

Иными словами, счастлива она была почти круглосуточно.

***

Арнольд приходил к Хельге.

Арнольд всё сильней убеждался, что он мало что понимает в человеческих чувствах. Он смотрел Хельге в глаза, скрупулёзно изучал её улыбку и выражение лица, анализировал все немногочисленные реплики — но так и не смог ответить на свой вопрос, не смог удовлетворить своё алчущее любопытство.

Мысль о том, что он ей не просто серьёзно нравился раньше, он и нравится до сих пор, казалась абсурдной и дикой; с другой стороны, именно эта абсурдность и дикость и заставляли остановить на ней своё внимание; с третьей стороны, Арнольд не мог понять, имеет ли эта мысль хоть что-то общее с реальностью. Он в который раз жадно наблюдал за Хельгой — но так не находил ответа на свой вопрос; он чувствовал себя совершенно беспомощным — но не сдавался и продолжал приходить.

Сид продолжал обходить их стороной; кажется, с Хельгой они поссорились довольно серьёзно. У Арнольда пару раз мелькала мысль о том, не мог ли он со своими визитами стать причиной этой ссоры, но он тут же гнал из головы подобные глупости.

— Я тут не мешаю? — как-то раз шёпотом осведомился он, когда Сид в очередной раз прошёл мимо, трижды успев обернуться.

— Мешаешь? — Хельга удивлённо приподняла бровь.

— Ну… вы тут работаете, и все дела…

Она улыбнулась.

— Ну что ты, Арнольдо.

Раньше она была чуть более многословной, подумал Арнольд; та бойкая девчонка, с которой он учился в одном классе, никогда за словом в карман не лезла, да и в колледже Хельга была явно не из тихонь. Но, как видно, меняются все — уж Арнольду ли было не знать; в конце концов, чему удивляться, если уж Хельга сошлась с Сидом…

— Сид на тебя явно злится, — сказал как-то раз Арнольд. — Может быть, я могу вам чем-то… помочь? Помирить?

Он так и не понял, почему Хельга опять заулыбалась.

— Помочь? Нет-нет, Арнольдо… не нужно. То есть, это, конечно, очень мило с твоей стороны, но правда… Не нужно.

***

— Хельга, он мне мешает.

Хельга уже настолько привыкла, что Сид с ней практически не разговаривает, что невольно вздрогнула от такой громкой, чётко произнесённой фразы. И главное — фразы, которую Сид вполне мог бы и не говорить. Во всяком случае, Хельга считала именно так.

— Соболезную, Гифальди.

Сид стоял к ней спиной и упорно не поворачивался. Кажется, он даже начал отковыривать ногтем старые обои со стены, как показалось Хельге.

— Патаки, ты забываешь, кто из нас двоих здесь главный.

— То есть ты правда думаешь, что я не найду больше нигде другой работы, Сид? — фыркнула она в ответ. — Что меня здесь что-то держит? Вздумал меня шантажировать, что ли?

Сид достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. Его движения были настолько медленными, будто он выполнял какую-нибудь сложную ювелирную работу, а не закуривал тысячный в своей жизни «Данхилл».

Лишь когда белое облачко дыма поднялось над его макушкой, он с усмешкой произнёс:

— А вот об этом давай с тобой поговорим тогда, когда твой любимый Арнольдо снова отчалит в какие-нибудь замшелые джунгли.

Хельгу будто обожгло изнутри. Сид продолжал в открытую давить на её слабые места, и сейчас ей почему-то было куда больнее, чем тогда, в первый раз.

— Гифальди, может, хотя бы повернёшься ко мне, прежде чем говорить такие вещи? — её голос предательски дрогнул.

— Не делай вид, что ты не понимала этого без меня, — ответил Сид, продолжая созерцать стену.