Я киваю и закрываю глаза, пытаясь сдержать слёзы. Мне страшно. Очень напугана. Я слушаю сердцебиение своих детей и глубоко вздыхаю. Я слышу, как закрывается дверь, и я знаю, что Харпер и я одни. Я глубоко вздыхаю и прочищаю горло.

— Детка, ты в порядке? Ты так тиха.

— Хорошо. — Это не более чем шёпот, и я знаю, что это ложь.

— Харпер, всё в порядке. Он только осторожен.

— Келс, мне очень жаль. — Я смотрю на неё и могу сказать, что она плачет.

— Тсс… детка, всё в порядке. Тебе не о чем сожалеть. В этом нет ничего плохого. Я в порядке, и с нашими детьми всё в порядке. Это всего лишь предосторожность. Ты доверяешь доктору Мэкстону, верно?

— Я должна уйти, — бормочет она далёким голосом. — Позволить тебе расслабиться. Больше не причинять вреда детям.

— Харпер, — настоящий страх теперь сжимает моё сердце, я слышу, как учащается сердцебиение детей, и меня поражает, насколько всё это тоже влияет на них, — если ты уйдёшь, я не смогу расслабиться. — Я не знаю, смогу ли я жить больше, если честно. Не иметь того, что есть у нас, каждый день до конца моей жизни, это был бы верный способ убить меня. — Ты мне нужна здесь со мной. Ты нужна детям здесь. Ты ничего не сделала, чтобы причинить им боль. — Даже когда я говорю, она втягивает дыхание. О, дорогая. — Так скажи, что, мы проведём следующие несколько минут, думая о том, как мы назовём этих двоих, когда они придут. Человек, который придумает худшее имя, должен купить обед.

Когда ответа нет, а только тихий задыхающийся звук, я знаю, что она за пределами слов. Есть только одно лекарство для нас обеих. Я притягиваю её к себе и кладу ей руку на живот прямо над верхним ремешком. Затем я направляю её голову на плечо. Я целую её в лоб.

— Деваки, — шепчу я, мои собственные слёзы текут по моим щекам. Мне нужно расслабиться, прежде чем я причиню боль детям. Неважно, что, если с ними что-то случится, это будет моя вина.

Сквозь слёзы ей удаётся задыхаться.

— О Боже, Келс, это ужасно.

— Разве это не так? Думаю, это означает, что я покупаю.

Её рука натирает мой живот, и мы спокойно отдыхаем вместе до конца моего времени на мониторе. Медленно, но верно я прислушиваюсь к учащению и замедлению сердечных сокращений детей. Они всегда будут биться быстрее, чем у меня, но не так сильно, как несколько минут назад.

*

К моменту возвращения доктора Мэкстона мы собрались вместе. Он смотрит на полосы и улыбается мне.

— Всё выглядит хорошо. Как вы расслабились, так и дети. Это очень хорошо. Всё в порядке. Я обещаю вам обеим это. Теперь давайте внимательно посмотрим на этих двоих.

Через несколько минут одна машина исчезла, и сонограмма показывает мне наших детей. Боже, как бы Харпер могла их видеть. Она очень тихо сидит рядом со мной. Я знаю, что это тяжело для неё.

— Ну, а теперь, — смеётся доктор Мэкстон, — вы хотите знать пол детей? Один из них очень скромен в этом, но я могу рассказать вам другой.

Я жду, когда Харпер что-то скажет. Когда она молчит, я принимаю исполнительное решение.

— Да, да, расскажите нам.

— Ну, у вас есть хотя бы одна маленькая девочка.

Я оглядываюсь и впервые за несколько дней вижу улыбку на лице Харпер.

*

Вы могли бы подумать, что мне не придётся звонить во время отпуска, но, думаю, это смягчающее обстоятельство. Я медленно набираю номер Лэнгстона, осторожно чувствуя телефонную панель, чтобы не облажаться. Я думаю, я поняла это правильно.

— Лэнгстон.

Да, конечно сделала.

— Кингсли.

Я слышу, как он перестал стучать по клавиатуре. Этот человек постоянно что-то пишет.

— Кингсли, как дела?

Я пожимаю плечами, прежде чем понимаю, что ни он, ни я не можем этого увидеть.

— Всё ещё нет слов. У меня назначена встреча через несколько дней. Мы надеемся узнать больше тогда.

— Как дела у Келси?

Я вздыхаю.

— Думаю, ей будет лучше, когда мне будет.

— Всегда так. У меня была операция на сердце несколько лет назад, и моя жена была полностью разбита. — Я должна упомянуть об этом Келси. Она была бы шокирована, узнав, что у него есть сердце. — Показывает, что она заботится.

— Это делается.

— Ну, я не буду тебя долго задерживать, Кингсли. Я хотел сказать тебе сам, что мы все хотим, чтобы ты не торопилась и поправилась. Мы используем некоторые из этих наполнителей, которые Келс сняла перед твоими каникулами, чтобы сохранить её присутствие, чувство на шоу. Вы двое не волнуйтесь ни о чём, кроме как вернуться вам на сто процентов.

Хотелось бы.

— Спасибо. Мы ценим это.

— Если тебе что-то понадобится, дай мне знать. И скажи Келси, когда вы двое вернётесь сюда, у меня есть пара вещей, которые я хочу обсудить с ней.

Боже, это звучит зловеще. Я думаю, что я могла бы пропустить это из моего отчёта об этом телефонном звонке.

— Будет. Я дам вам знать, когда мы узнаем что-то определённое.

*

Уже поздно, и мы готовимся ко сну. Келс всё ещё в ванной. Мы всё ещё в доме мамы и папы. Я бы предпочла, чтобы мы были в нашем новом доме, но я не хочу, чтобы Келс беспокоилась обо мне одна. Здесь ей достаточно тяжело, как есть.

Она входит в нашу спальню, пахнет сладко и чисто. Боже, если бы я знала, что она надевает каждую ночь. Это никогда не перестаёт напоминать мне о весне. Она нежно касается моей челюсти, поворачивая моё лицо вверх.

— Время для капель, дорогуша. — Осторожно, она удаляет пластиковые пятна, а затем марлю. Я жду, надеясь, что свет проникнет в моё сознание.

Это не так.

Келс научилась не спрашивать меня, могу ли я видеть. Она знает, что я скажу что-нибудь, если смогу. Она отслеживает мои брови.

— Твои глаза выглядят намного лучше, Харпер. Краснота исчезает. И опухоль исчезла. Как они себя чувствуют?

Я медленно моргаю. Странно чувствовать необходимость тренировать мои веки.

— Только правый всё ещё болит. Левый больше не беспокоит меня.

Она наклоняется ближе; Я чувствую её дыхание на моей щеке.

— Правый глаз выглядит хорошо. И швы на твоём веке почти полностью исчезли.

— Ну, это было — что? — восемь дней?

— Десять, — поправляет Келс. 10. Неудивительно, что это кажется вечным. — Готова ли ты, чтобы капли были вставлены? — Я киваю. — Хорошо, я начну с левого. — С чрезвычайной нежностью, она открывает моё веко и брызгает две капли в мой глаз. Она повторяет процесс на правом глазу, а затем накладывает новую марлю на каждый. Пока она кладёт капли обратно в аптечку, я надеваю пластыри на глаза.

Несколько мгновений спустя мы заползаем под одеяло. Келс наклоняется ко мне, чтобы выключить настольную лампу. Её груди тяжелы против моей, поскольку они продолжают расти. Наши дети скоро будут ухаживать за ними, получая от неё жизнь, как и я. Хотя я знаю, что она выключила лампу, она растянулась на мне.

— Ты застряла? — Я дразню.

— Нет, просто наслаждаюсь этим. Я беспокою тебя? — Она не ждёт ответа, вместо этого она захватывает мои губы в поцелуе, который заставляет меня затаить дыхание. Когда она отстраняется, она обводит мою нижнюю губу указательным пальцем. — У нас есть маленькая девочка, Харпер.

Как будто по команде, один из детей пинается, мы обе чувствуем удар.

— Это мы.

— Думаю, она пойдёт в тебя. Грубая и готовая, если это хоть что-то говорит.

— Конечно, вини меня. Но я не та, кто сказала нашему исполнительному продюсеру идти в ад, — говорю я ласково, всё ещё поражённая её защитой нашей семьи. — А потом вручила ему карту, чтобы помочь ему туда добраться. — Я нежно поглаживаю её по спине, разминаю нижнюю часть, которая в последнее время, кажется, так сильно её беспокоит.

— Хм, да, ну, он действует мне на нервы. О, это хорошо. — Она сдвигается, чтобы воспользоваться большей частью места, которое она получает. — Итак, я думаю, нам стоит сконцентрироваться хотя бы на одном имени для маленькой девочки, а?

— Ты имеешь в виду?

— Честно говоря, я не особо задумывалась об этом, пока доктор Мэкстон не сказал, что у нас есть маленькая девочка. Теперь кажется вполне естественным думать об этом. Я имею в виду, что они могут быть здесь через месяц, Харпер. Тридцать дней. Это не правда, понимаешь?