— Мы сделали. Снова летать по рекламе было больно. И я бы хотела, чтобы ты была здесь со мной. — Теперь мой тон действительно жалок. Я растягиваюсь на кровати и выбираю укрытие. Это будет длинная неделя.

— Да, я тоже. Но история важна, и хорошо, что она это делает. Сеть бы пригодилась, если бы я коснулась всего, что связано с геями, прямо сейчас. Кроме того, я должна была сделать захватывающую статью о парне, который говорит, что садовые отходы — это следующий великий источник энергии. Это был настоящий гвоздь, позволь мне сказать тебе.

— Двор отходов? Ты не имеешь в виду собачий корм, не так ли?

Она смеётся мне в ухо.

— Если это можно считать дворовыми отходами, этот парень говорит, что из него можно сделать топливо.

— Восхитительно.

— Это в значительной степени подводит итог моим мыслям и по этому поводу. Итак, я закончила с этим, похитила Брайана, и мы пошли на обед. У меня была небольшая поломка оборудования. Поэтому я решила взять оставшуюся часть выходного дня и с тех пор мы делаем покупки.

— Осторожнее, милая, — предупреждаю я. — Ты не хочешь больше злить Лэнгстона. Я хочу когда-нибудь снова поехать с тобой.

— Лэнгстон может поцеловать меня… ну, во всяком случае, я в чистоте. Я закончила за день. У меня всё хорошо. Обещаю.

— Это моя девочка.

— Спасибо. Мне удалось сегодня найти действительно милые наряды для детей. Это маленькие пижамы с подножками, и у них повсюду крошечные кенгуру. Я не могла их пропустить.

Я поняла.

— Мои малыши Ру.

— Наши малыши Ру.

Я стойко исправляю.

— Ой, да, дорогая, наши Малыши, я скучаю по вам.

— И мы скучаем по тебе. Ты скоро будешь дома. Эй, нам начинают возвращать заявки на должность няни, хотя я их не открываю. Я хочу подождать, пока ты не вернёшься домой, чтобы мы могли их просмотреть вместе.

— О, радость. — Я не хочу никого с моими детьми, кроме нас.

— Таблоид, я делаю снимок в темноте здесь, но я чувствую, что ты сейчас немного расстроена?

— Я не люблю спать в одиночестве. — Боже, я звучу жалко. Что со мной случилось? Я знаю, я влюбилась. Самая умная вещь, которую я когда-либо делала в своей жизни.

— Не думай о себе как об одной. Мы с детьми рядом с тобой. Мы просто не в комнате. Кроме того, ты всегда можешь надеть мою футболку, которую, как я знаю, ты спрятала в свой багаж, под подушку, и свернуться вокруг неё.

— Как ты узнала о… — Хм. — Это действительно работает?

— О, я уверена, что так и есть. Как ты думаешь, как я справлюсь без тебя, когда тебя нет здесь?

Хорошо, я чувствую себя лучше.

— Рада, что это не только я. Боже, мы возвратились из потрясающего медового месяца, а потом мне нужно уходить. Я всё ещё чувствую тебя, понимаю. Как будто я могу протянуть руку и …

— Таблоид, я разговариваю по мобильному телефону посреди парка. Я бы не поехала туда прямо сейчас. Если ты хочешь позвонить мне домой, скажем, через полчаса …

— Определённо. Возвращайся домой. Ложись в кровать. Разденься. И я позвоню. — Чёрт, это лучше, чем ничего.

Она смеётся.

— Хорошо, дорогая. Я поговорю с тобой через полчаса.

Я смотрю на часы.

— Двадцать девять минут и отсчитываю.

— Я вешаю трубку, Таблоид.

Скорей домой, детка.

*

У нас с Кендрой хороший завтрак. Келс была права: она точно получает огонь, почти столько же, сколько моя девушка. Неудивительно, что они ладят.

Я нахожу Кендру яркой, проницательной и очень заинтересованной в истории, которую мы здесь делаем. Другой молодой человек был убит за то, что он гей. Это снова Мэтью Шепард. Почему мы настаиваем на том, чтобы убивать тех, кто отличается от нас самих, будь они геями или чернокожими?

Кендра закрывает свою производственную тетрадь и начинает очень интересоваться её кофе.

— Харпер, могу я задать тебе действительно личный вопрос?

— Ты всегда можешь спросить. — Я ненавижу чувствовать себя настроенной. Особенно репортёром; они худшие.

— Когда ты узнала, что ты гей? — Она смотрит на меня с искренностью.

— Ты спрашиваешь, когда я узнала, что меня привлекают девочки? Или когда я узнала, что остальная часть общества называет меня «другой»?

Она немного улыбается, качая головой.

— Извини, я не хотела обидеть. Думаю, это всё равно, что тебе спрашивать меня, когда я узнала, что я чёрная, а? — Она снова смотрит на свою чашку. — Видишь ли, мой пятнадцатилетний племянник недавно вышел, и я немного испугана, я думаю. Я не хочу, чтобы он закончил как этот бедный ребёнок.

— Эй, я не пыталась откусить тебе голову, но для меня это два разных вопроса. Меня никогда не привлекали мальчики, и я никогда не задумывалась об этом дважды. Я знала, что что-то происходит в начальной школе, когда другие девочки получают свои первые поцелуи. От меня. — Я позволяю ей увидеть одну из моих более грубых улыбок. — Почему ты боишься своего племянника?

Она вздыхает, оглядываясь, но не на меня. Она смотрит в окно, находя парковку очень интересной.

— Я не знаю. Я не гомофоб, или, по крайней мере, я так не думаю. Я имею в виду, я никогда не делала ничего, что могло бы сделать тебе или Келси некомфортно, не так ли? Я думаю, это потому, что он мой Племянник. Я беспокоюсь о нём.

— Ты ничего не сделала с Келси или со мной, но нам довольно трудно чувствовать себя некомфортно. Я всю свою жизнь отсутствовала, и Келс просто не даёт дерьма. — Я вспоминаю Келси Стэнтон, с которой познакомилась меньше года назад. Кто знал, что под этим равнодушным экстерьером и лейблом Ice Bitch была нежная женщина? — Он вышел добровольно или его выпустили?

— Он вышел добровольно. Но мой брат и его жена не очень хорошо это восприняли.

— Что произошло? — Я наклоняюсь, оборачивая руку вокруг моей кофейной чашки. Я хочу, чтобы она знала, что мы можем сидеть здесь и говорить об этом, пока она не почувствует себя комфортно и не найдёт ответы, которые она ищет.

— Меня там не было, но, насколько я понимаю, он пытался вести спокойную, рациональную беседу со своими родителями. Они всегда говорили ему, что он может поговорить с ними о чём угодно. Но когда он сказал им это, я думаю, моя сестра… покинула комнату в слезах, и зять, мой брат взорвался. Он продолжал использовать все недобрые слова в английском языке, о котором только мог подумать.

— Это могло бы быть лучше, — мягко говорю я. Я не в состоянии судить не семью. Я даже не знаю их. — Где сейчас твой племянник? — У подростков-геев самые высокие показатели самоубийств в стране, в основном в таких ситуациях. Я надеюсь, что с ребёнком всё в порядке.

— Без шуток. Он живёт с друзьями. Как ты, наверное, догадалась, мой брат выгнал его.

— Мне очень жаль это слышать. — Я даже не могу представить, что мои родители так поступают со мной. — Можешь ли ты принять его?

— Я могу. И я хочу, но это будет означать войну с большей частью моей семьи.

Я пожимаю плечами.

— Думаю, пришло время выбирать стороны. Послушай, я ничего не знаю о твоей семье или истории там. Но я знаю, что мне было много дерьма, потому что мои родители и мои братья никогда не обращались со мной по-разному, потому что я гей. Неважно, кто ты, безусловная любовь значит всё. Кендра, у тебя есть пятнадцатилетний племянник, который пытается пробиться в мир. Ты бы предпочла, чтобы кто-то был в его углу, или он смирился с этим один, потому что ты могла бы поймать немного дерьма, помогая ему?

Наконец она смотрит на меня.

— Хорошо, я понимаю твою точку зрения и, нет, я не хочу, чтобы он был один. Я не хочу, чтобы он был другой статистикой. Я должна сказать тебе, однако, я не имею понятия, как иметь дело с этим. Мне страшно бессмысленно.

— О чём? — Это забавно. Люди, кажется, думают, что воспитать подростка-гея сложнее, чем обычного. Дети довольно последовательны; им нужна любовь, границы и помощь в выполнении домашней работы. Да, будет какое-то дополнительное дерьмо из-за того, с кем он хочет встречаться. Но каждого ребёнка избивают по его собственным причинам — одних из-за того, что они уродливые, других из-за того, что они уколы, других из-за того, что они умные ослы.