Её нежданное, случайно встреченное на дороге, огромное счастье!

Подумать только, ведь она могла тогда, как обычно, решительно пресечь попытку знакомства, или не согласиться поехать с Сашей за город. Любаша даже Косте его дикую жестокость отчасти простила, потому, что, если бы не эта его выходка с подвалом, может и не позвонила бы она никогда Саше. Он тогда не приехал бы, не спас её и не случилась бы между ними эта настоящая любовь.

А в том, что её любовь сейчас самая настоящая Люба совершенно не сомневалась. Она на всё ради Саши готова. Не по обязанности, не потому, что надо, а в радость для него завтрак или ужин приготовить, рубашку погладить. На днях поймала себя на том, что перед тем как его грязную футболку в стиральную машину бросить, зарылась в неё носом, вдыхая его запах и поцеловала… Засмеялась тогда… Совсем крыша едет…

Женщина на кухне встрепенулась, послышались звуки из комнат: стукнула дверь, прогрохотал бачок унитаза, зашелестел душ. Саша проснулся! Люба быстро подрумянила бекон, залила яйцами, присыпала готовое блюдо мелко порезанной зеленью.

- Привет, Рыжик! – Саша довольно потягивался, оценивая накрытый стол.

Он с удовольствием ел и думал, как бы правильнее начать нужный разговор. Люба весело щебетала что-то про свою новую группу студентов, про интеллигентную воспитательницу в новом детском саду у Насти. Вдруг она подняла на него большие ясные глаза и просто спросила:

- Ты не уйдёшь? Теперь я свободна, и ты можешь жить с нами… со мной, - взгляд вопросительный, не испуганный, доверчивый.

У Сашки на душе снова муторно стало.

- Я сейчас уйду, Любаш. Но буду часто приходить. Сколько ты захочешь, столько и буду приходить. Но, понимаешь, мы с тобой не можем пожениться, - ему было невероятно трудно объяснять наивной девочке прописные истины жизни.

- Рыженькая моя, я тебя правда очень люблю, но в моей среде, как говорится, мухи отдельно, котлеты отдельно. Брак – жене, любовь – любовнице. Так вот, тебе, Любаша, при таком раскладе получается достаётся моя любовь и приличное содержание. Если она тебе, конечно, нужна, - криво усмехнулся Сашка, правильные слова давались ему тяжеловато.

- А если нет? – тихо спросила Люба.

Её голова была опущена так низко, что Саша едва видел её лицо, скрытое свесившимися волосами.

- А на нет и суда нет. Квартира оплачена за полгода. Ещё четыре месяца можете с Настей здесь пожить. Я вас беспокоить не буду.

- Хорошо, - совсем шёпотом произнесла.

Сашка даже повеселел. Согласилась стать любовницей. А то с её идеализмом, он всякой глупости опасался. Мужчина неспешно приступил к кофе с лёгкой душой, рука потянулась к печенью.

- Не беспокой нас, Саша. Мы с Настей съедем отсюда через четыре месяца. Ты можешь прямо сейчас уйти? – голос женщины стал звонче, в нём словно звенели осколки разбитого сердца.

Он грохнул чашкой о стол. С сожалением посмотрел на присыпанные пудрой слойки. Вкусно выглядят, но сегодня не судьба…

Уже у порога произнёс с нажимом:

- Не маши шашкой, Люба. Не руби сгоряча. Подумай хорошо и позвони мне. Я тебе не просто содержание предлагаю, и неплохое, поверь. Я тебе свою любовь предлагаю. Без официальных бумажек уже не нужна она тебе получается?

Люба посмотрела на него с мукой в глазах.

- Я не машу ничем. Я люблю тебя, Саша. И не в бумажках дело. Не смогу я с женой тебя делить. Ни с кем не смогу. Лучше никак, чем так. Я за четыре месяца как-нибудь придумаю куда уехать и как дальше жить. Ради Насти. Как вообще жить без тебя… А ты уходи Саша… Уходи, не мучай… И спасибо за то, что был.

С этими словами Люба легонько прикрывая дверь, мягко выталкивала мужчину наружу и, наконец, замок щёлкнул, закрываясь. Женщина прислонилась спиной к двери и сползла вниз, закрыв глаза и закусив губу, чтобы не зареветь сразу, теряя остатки гордости.

Вдруг желудок скрутило от резкой боли.

Глава 13.

Нервы, оказывается, не железные и способны угробить желудок.

Любе пришлось-таки вызвать скорую, терпеть такую боль не было сил, да и страшно вдруг стало. Диагноз поставили быстро, ещё специалисты скорой, а в больнице он подтвердился: острый гастрит. Как объяснил врач, случился он на нервной почве, а могла быть и язва, добавил.

Когда Люба звонила матери из больницы, чтобы та за Настёной присмотрела, в детский сад её отвела и потом к себе забрала, она списала случившуюся болезнь на суд и развод.

Мама сочувствовала, успокаивала, поддерживала. Брат сразу примчался. Он в этом отделении со студентами своими часто бывает. Организовал всё в лучшем виде: и лечение, и лекарства.

Сама Люба понимала, что это не суд её довёл. И злилась на себя за то, что такая неженка оказалась. Подумаешь, любимый бросил! У неё Настёна есть. Ей здоровая мама нужна.

И как не вовремя эта болячка приключилась! В самом начале учебного года и семестра! Когда на кафедре часы делят, рабочие графики составляют, расписания утрясают. Она же так без зарплаты почти останется и с самыми неудобными рабочими часами!

Сашка тоже нервничал.

«Ничего, повыделывается девочка», - думал он раздражённо, - «да на той же заднице и сядет. Ещё позвонит, куда она денется. А нет, так, может, и к лучшему всё. Сам же вчера хотел с ней порвать».

Сашка решительно поехал в гараж. Вывел свой байк – лучшее лекарство от всех проблем. Лента дороги и ветер в крыльях - свобода. И все несговорчивые бабы где-то на обочине.

Он гонял каждый вечер, после работы, и к субботе совсем успокоился. Мысли о Любе по-любому регулярно лезли в голову, но он научился спокойно реагировать. Он умеет ждать. Никуда она не денется от него.

К вечернему приёму в честь дня рождения отца Саша уже был в отличном настроении.

К загородному поместью родителей одна за другой подъезжали машины, отец с матерью встречали гостей на небольшой красиво оформленной цветами площадке у самого входа в декоративный парк, разбитый на обширной территории возле дома.

В глубине, за причудливо остриженными карликовыми деревьями, вокруг фонтана с меняющейся подсветкой были расставлены высокие столики с закусками для фуршета, которыми проголодавшиеся гости могли угощаться стоя. Где-то за кустами пристроился невидимый духовой оркестр, живой музыкой с регулярными соло саксофона, который обожал виновник торжества, создавая празднику совершенно неповторимую, искреннюю и богатую атмосферу.

Саша уже успел поздороваться с большинством гостей, когда явились Строгановские и он с интересом оглядел своих предполагаемых невест.

- Выбирай, - шепнул ему отец, подмигивая.

Любаша к выходным выписывалась из больницы в твёрдой решимости взять себя в руки и ради дочери больше не позволять себе раскисать и, тем более, болеть из-за любви.

Дома она пристально осмотрела на себя в зеркало. Строгая вынужденная диета её не украсила, хотя и сделала несомненно стройнее. Рыжий оттенок смылся, волосы стали тусклыми, кончики посеклись.

Люба поднялась и пошла в ближайший салон.

- Новую жизнь нужно начинать с новой причёски, - шепнула она сама себе, входя в помещение и оглядываясь.

Свободных кресел и мастеров не было. Люба уже хотела уйти, когда смутно знакомая девушка предложила:

- Если подождёшь минут двадцать. Я тебя возьму.

- Галочка, как же так? Я к вам второй месяц попасть не могу, - возмутилась одна из клиенток.

- Не обижайтесь девочки. Это - Люба. Она особенная. Она женщина моего самого первого парня, который меня бросил беременную, - вдруг выдала эта девушка.

Клиентки подобрались, чуя скандал.

Люба присмотрелась и вспомнила её. Дочка этой самой Галочки так с Настёной подружилась тогда, на барбекю с ворованными котом сосисками.

- Меня он тоже уже бросил, - вдруг ответила она.

Мастерица сотворила настоящее чудо. Любаша едва ли узнала себя в зеркале. Как же много значит причёска!

И ведь, со стороны казалось, что Галочка ничего такого особенного не сделала. Там совсем чуть-чуть отрезала, здесь скосила специальными ножничками у щеки, на макушке что-то немножко почикала, чёлку чуть наискосок сделала, кончики чуточку подровняла - и на мир совсем другой человек из зеркала смотрит, красивая девушка!