С тарой помог Никитос. Через его посредничество городские горшечники согласились поставить нетипичные сосуды с крышками. Причем Серега потребовал, чтобы после обжига крышка без зазоров прилегала к горловине. Если же такого не случалось, посуда попросту браковалась. Хорошо, что горшечникам подсказали обтачивать обожженные горшки. Иначе была бы масса брака, потому что, как правило, горшки слегка ведет при обжиге.

Следующей проблемой была обеспечивающая герметичность прокладка. Ни один из местных материалов на эту роль не годился, меняя при длительном хранении или цвет, или вкус, или запах консервируемого продукта. И, как правило, не в лучшую сторону. Над решением проблемы бились чуть ли не всем поместьем. Наконец Боброву это надоело и он, призвав Юрку, заказал ему целую связку обычных резиновых прокладок. Юрка связался напрямую с заводом и получил сразу несколько тысяч штук. После небольшой доработки крышек прокладки легли туда как родные.

Осталось самое простое — прижать крышку так, чтобы прокладка заработала и в таком виде отдать покупателю. Когда подумали, оказалось, что подборка прокладки еще не самая простая проблема. И опять поместье погрузилось в раздумья. Закаточная машинка, которой хвасталась Ефимия, отпала сразу по причине несоответствия крышек. Простая обмазка смолой, как это применялось на амфорах, не решала вопроса работы прокладки, хотя и обеспечивала минимальную герметизацию. Но мазать смолой горячую банку — занятие не для простых смертных. Тут надо быть или героем, или иметь специальные перчатки.

Разгадку опять нашел Смелков. Он не поленился притащить с собой банку с крышкой, которая прижималась к горловине специальной пружиной. Даже не пружиной, а хитро выгнутой полоской стали. Ну а так как инициатива наказуема, то Смелкову и досталось размещать заказ на такие стальные полоски. А уж изогнуть ее, то есть полоску, в нужной конфигурации и закалить… С этим вполне справился местный кузнец.

И вот торжественная презентация. Не чуждые искусства гончары вместо того, чтобы с любовью расписать горшки сценами из легенд и мифов, вынуждены были наносить рисунок по выданному Серегой трафарету. Это конечно отвращало ценителей, но таковых оказалось немного. Для других важно было содержимое горшков, на которых, чтобы кто не промахнулся, красовались надписи на чистом греческом: компот из слив, компот из фиг и другие компоты из всяких экзотических фруктов и ягод.

Первым, кто стоял в очереди на продажу, естественно оказался Никитос. И не только как главный торговый партнер, но и как совладелец бренда, принявший в создании продукта самое активное участие. Стоит только вспомнить его посредническую деятельность, связавшую Серегу с гильдией горшечников.

Бобров, в своем слове по поводу выпуска в свет нового товара, отметил, что хорошо бы было начать продажи поздней осенью, когда свежие фрукты и ягоды станут редкостью. К его словам прислушались все, кроме Агафона. Как тот заявил, его контингент будет это потреблять в любое время года и пообещал представить доказательства не позднее чем через неделю.

В разгар мероприятия примчался слуга, подметавший двор и крикнул из дверей:

— Господин, там показался наш корабль, у которого на буксире еще два.

На крик обернулись все присутствующие, так как все считали себя господами. Но поняли только двое.

— Серега, а ведь это наш Вован кого-то отловил, — сказал Бобров. — Пойдем-ка глянем.

Презентация была скомкана. Вся толпа из триклиния отправилась на пристань. Посмотреть на обещающее быть неординарным зрелище отправились все кроме часовых на стенах. Часовые изнывали от любопытства, но и службы не забывали. Часть народа выстроилась на кромке обрыва, а Бобров с Серегой, женами и теми, кто считал себя вправе находиться рядом, спустились непосредственно на пристань.

Пристань стараниями уже штатного фортификатора поместья Ипатиоса потерпела ряд существенных изменений. Решетчатую башню, возвышавшуюся над обрывом, решено было оставить. А вот рядом с ней прорыли довольно пологий спуск, облицованный камнем, чтобы повозки с грузом могли подниматься. Угол уклона выбирался таким, чтобы мулы, запряженные попарно, вытаскивали наверх примерно до полутонны. Как правило этого хватало. Ну а если груз был тяжелее и при этом неразъемен, в помощь мулам применяли тали. Деревянный настил самой пристани расширили и удлинили. Мало того, от него к середине бухты отходили два коротких, метров по десять отростка, которые молом назвать рука не поднималась, потому что они представляли собой настил на толстых сваях. Боковые стороны пристани были огорожены поручнями, и с одной стороны стояла будка часового, поднимавшего по тревоге на невысокой мачте черный шар. Шар был прекрасно виден посту на башне. Правда, до сих пор этим способом связи еще не воспользовались.

Вованов «Трезубец Посейдона» уже ложился на курс, приводящий его прямиком к пристани. Тащившиеся сзади суденышки палубная команда подтягивала поближе. На берегу гадали, кто бы это мог быть, и большинство утверждало, что это непременно пираты, хотя никто до этого пиратских кораблей в глаза не видел.

На корабле толпу встречающих тоже заметили и радостно замахали руками. Один Вован, уже различаемый рядом с рулевым, сохранял вид значительный и серьезный. Вот он что-то прокричал и паруса, сминаясь, поползли к мачте и гафелю, а за кормой слегка взбурлила вода. Вован не любил швартоваться под парусами. И теперь, имея двигатель, вовсю этим пользовался. Тем более, что из города процесс швартовки виден не был.

— Это что у тебя за корыта на буксире?! — крикнул Бобров.

— Пираты, — коротко ответил Вован.

На носу и на корме «Трезубца» скалились загорелые матросы со швартовами в руках. Высокий борт корабля надвинулся, взбурлила за кормой вода, заскрипела пристань, когда к ней прижалась тяжелая туша.

— Трап подать! — заорал сверху боцман.

И наконец, на настил пристани важно спустился сам Вован в занятной одежде, состоящей из хитона перепоясанного широким кожаным поясом, на котором с одной стороны висела тяжелая абордажная сабля, а с другой — не менее тяжелый нож-кукри. На голове набекрень сидела совершенно не гармонирующая с нарядом, широкополая шляпа, поля которой были смяты для придания ей формы треуголки.

— Попугая тебе не хватает, — убежденно заявил Бобров, тиская капитана.

— За этим дело не станет, — отмахнулся Вован, здороваясь с Серегой, а потом даже слегка покраснел, когда его обчмокали Злата с Дригисой.

Наверху приветственно орали встречающие. Матросы, тем временем, подтянули к причалу обе посудины. Вблизи они выглядели здорово побитыми. На одной даже видны были следы огня.

— Купцам продадим, — беззаботно махнул рукой Вован.

— А где же команды? — поинтересовался Бобров.

— Где ж им быть-то. В трюме, конечно. Кто уцелел.

— Тяжело было? — участливо спросил Бобров.

— Да нет. Ерунда. Шарахнули метров со ста картечью и сразу полкоманды выбили. Потом подошли поближе и добавили.

— А второй чего такой опаленный?

— Второй-то? А по нему огненной стрелой отстрелялись. И попали. Ну а пока они тушили, мы подошли поближе и ка-ак…

— Слушай, так может это и не пираты вовсе?

— Да ладно. Их же трое было. И они совсем было собрались нас брать на абордаж. Пришлось немного отбежать и воевать дистанционно.

— А где же тогда третий?

— Ну-у, третий того. Сгорел вобщем. Мы на нем опробовали наш напалм. Знаешь, очень действенная штука оказалась. Попали только одной гранатой и ему хватило.

Матросы тем временем выгрузили из трюма десяток пиратов. Пираты выглядели крайне непрезентабельно, но, тем не менее, были аккуратно связаны в цепочку. Наверно, чтобы не потерялись.

— Куда ты их? — спросил Бобров.

— Продам. Мне жаловались, что в каменоломнях работать некому. Все какие-то деньги, — философски заметил Вован.

— Вон тот, толстый на Кравчука, гад, похож, — мотнул головой Бобров.

— Значит паровозом пойдет, — слегка оживился Вован. — А что тут у вас за две недели произошло? Чего Серега такой веселый?