– О, пожалуйста, я не причиню тебе вреда, – сказал Зейл. – Я здесь с той же целью, что и ты – сразиться с тьмой и восстановить Равновесие.

– Тьфу! – женщина сплюнула на землю. – Только посмей плести свои темные чары вокруг меня – сразу узнаешь вкус моего топора. Я спрошу тебя снова, некромант: что ты делаешь в Тристраме?

– Охотится на варваров, – сказал Гумберт из сумки Зейла. – Еще вопросы?

Варвар замахнулась своим оружием, держа его обеими руками прямо перед собой.

– Кто это сказал? – произнесла она, яростно крутя головой во все стороны. – Покажись!

Зейл вздохнул. Он попытался выдавить легкую улыбку – скорее для того, чтобы успокоить варвара, а не из дружелюбия. Но улыбаться было ему не свойственно, и судя по ее реакции, улыбка вышла скорее похожей на оскал. Он сожалел о попытке Гумберта пошутить и не испытывал особого удовольствия от того, что остальные чувствовали себя неловко, однако пока не был готов открыться перед ними. Эта случайная встреча казалась исключительной удачей. Зейл был уверен, что вскоре станет известно куда больше, а до тех пор он станет хранить молчание.

Словно в ответ на его мысли, в темноте вспыхнул яркий свет, явив очертания остатков собора с другой стороны. В этот момент Равновесие пошатнулось; Зейл почувствовал дрожь во всем теле и пробормотал проклятие, услышанное от Гумберта, который был куда более восприимчив к подобным переменам, нежели смертный. Это означало присутствие чего-то не из их мира – чего-то могущественного, что находилось в союзе с Небесами или Преисподней и угрожало естественному Равновесию между светом и тьмой.

Кто или что это было, он сказать не мог, но чувствовал, что скоро все прояснится.

Монах повел отряд обратно к холму. Они добрались до вершины, когда свет уже начал гаснуть, огибая развалины собора и направляясь к кладбищу на другой стороне. Камни криво лежали по всем сторонам, отметины на них стерлись до слабых линий неясных очертаний. Глаза каждого странника были устремлены туда, где должен был находиться вход на кладбище.

Колонна из свежего белого камня, высотой в два человеческих роста, возвышалась над землей. Идеально вырезанный монумент, квадратного сечения с пирамидальной вершиной, на которой был выгравирован символ – тот же знак, что красовался на сумках мужчин.

Знак хорадримов.

Ветер переменился, и до отряда донесся запах горелого дерева. Остатки костра нашлись у подножия монумента. Томас и Каллен бросились вперед, остальные последовали за ними, оставив Зейла на краю кладбища. На миг в мире воцарилась тишина.

– Они что, бросили нас?

– Они ушли недалеко, Гумберт, – тихо ответил Зейл. – Пожалуйста, не нарывайся. У меня и без того хватает забот, чтобы объяснять еще и твое своеобразное чувство юмора.

– Это наименьшая из твоих проблем, – донесся из мешка приглушенный голос Гумберта. – Прости конечно, но ты ведешь себя безрассудно. Сначала бросаешься в погоню за убийцами Сейлин…

– Это не твое дело, – отрезал Зейл. В его голосе слышалось раздражение.

– И все же я скажу. Мы слишком долго пробыли вместе, чтобы ты мог затыкать меня. Ты потерял ее, и это ужасно. Я тоже терял женщину, которую любил… – череп на мгновение замолчал. – Тебе не следовало вызывать ее дух и срываться с места. Это привело нас сюда, в эту жуткую дыру, где земля залита человеческой и демонской кровью. Приезд сюда не вернет Сейлин, а ты вдобавок связался с кучкой бродяг и воров, не думая о нашей безопасности. Можно подумать, что ты решил приблизить свою кончину.

– Речь идет о восстановлении Равновесия между порядком и хаосом. А мой час настанет…

– …когда придет время и ни минутой раньше, – перебил его череп. – Конечно, так и будет. Но может, час настал прямо здесь и сейчас, а? Может, ты только этого и ждешь?

Зейл был вынужден признать, что Гумберт прав. Некромант вдруг вновь почувствовал, как его кожу покалывает; точно такое же чувство, что и несколько мгновений назад, но в этот раз немного сильнее. Рядом находился кто-то еще – кто-то очень могущественный. Равновесие было под угрозой, но принадлежало это существо свету или же тьме, пока неясно.

Он подошел к остальным, собравшимся вокруг монумента. Монах и его спутники, казалось, были вне себя от горя. «Здесь покоится предводитель хорадримов Декард Каин», – подумал Зейл. Но если они пришли возвести гробницу, то кто же поставил на этом месте каменный памятник?

Из мешка Гумберта раздался тихий звук. Зейл взглянул направо и увидел фигуру, приближающуюся к ним с вершины холма. Человек был облачен в доспехи, одежды его развевались на ветру. Он был широкоплеч и наголо выбрит, а мужественное морщинистое лицо украшали шрамы пережитых битв.

На плече у него висел рюкзак, а сам он шел медленно и целеустремленно; выражение его лица оставалось неизменным. Если он и заметил, что Зейл наблюдал за ним, то виду не подал.

Зейлу стоило насторожиться, но почему-то этого не произошло. Один за другим остальные тоже заметили человека и обернулись к нему. Он остановился перед ними. Незнакомец излучал покой, чувство спокойной силы, благополучие и свет. «Траг’Ул взял слово», – подумал Зейл. Здесь Равновесие, пусть и ненадолго, было восстановлено, и Зейл обнаружил, что под его ногами, вопреки всему, сквозь каменистую почву начала пробиваться трава.

– Приветствую вас, воины света, – сказал незнакомец. – Мое имя Тираэль, я член Ангирского совета, и я пришел просить вас о помощи. Небеса и Санктуарий в опасности, и вы, – он пристально посмотрел на каждого из присутствующих, и взгляд его пронзал до самого сердца, – единственная наша надежда.

Архангелу Мудрости снился конец человечества.

Тираэль спал на холодной мраморной постели. В его снах конец человечества наступил внезапно. Черная смола растекалась и собиралась вновь, протягивая свои щупальца сквозь облака, которые парили в ярко-синем небе. Свет, падавший на землю, изменился, и Санктуарий вздрогнул. Крики бесчисленных смертных пробивались сквозь пыль, когда землю под ногами покрыли трещины. Величайшие творения человечества, созданные из дерева, камня и кирпича, рухнули, погребая под собой тела людей. Целые города сгинули в зияющих, словно огромные раны, ямах. Океаны бурлили и окрашивались кровью.

И все же прислужники Преисподней не вырвались на поверхность, ведь это было не их рук дело. Сквозь черные тучи, клубившиеся над обломками, пробивались лучи яркого света. С небес на разрушенную ими же землю обрушилась орда ангелов и, безжалостно приводя свой приговор в исполнение, уничтожала одного за другим каждого смертного на своем пути.

Тираэль проснулся в холодном поту и яростно заморгал, стремясь избавиться от боли. Он прикоснулся к своему лицу и с удивлением уставился на влажные пальцы.

«Ты оплакиваешь своих смертных собратьев».

Никогда прежде архангел не плакал. Он встал, его суставы болели от долгого пребывания на каменном полу. Архангел потянулся и почувствовал, как мышцы напряглись и наконец расслабились. Столько переживаний было для него в новинку, и каждое из них заставляло задуматься. Он попытался скинуть с себя остатки мрачного сна, но те окутывали его, словно саван. Прошло совсем немного времени с момента падения Единого Зла и заявления Тираэля о начале новой эпохи ангелов и людей, живущих отныне в мире и согласии. Сегодня Ангирский совет вновь погрузится в жаркие споры о роли человечества в Вечном Противостоянии.

Ангелы представляли для Санктуария не меньшую угрозу, чем Преисподняя. Похоже, Тираэль поспешил со своим заявлением. Как же до этого дошло, да еще и так быстро?

«Это все влияние камня».

Целую вечность назад Санктуарий был тайно создан Инарием и с тех пор архангелы обсуждают судьбу этого мира. Империй настаивает на его уничтожении, и за столько лет ни разу не менял своего мнения. Много веков назад Тираэль и сам так считал – до того, как человечество доказало, что способно на великие свершения.