— Эх, погладил бы я тебя, дружище, да не могу, — со вздохом сказал Меаллан.
— Только не говори, что это твой второй гейс! — воскликнула Гертруда.
— Не буду. Я просто чёрствый чурбан, который никогда не гладит животных.
— Вот так дела! — сказала Зореслава. — Уж постарался тот, кто на тебя гейсы накладывал. И что же, всех животных гладить нельзя?
— Нет, только питомцев других людей. И казалось бы — в чём тут беда? Да только почему-то любят меня эти питомцы — мочи нету. Ну, вот сами посмотрите.
Иниго и правда из всех собравшихся крутился только вокруг Меаллана: подпрыгивал, игриво лаял и продолжал изо всех сил ластиться.
— Ох, горе-горюшко. Ну, а третий гейс-то какой?
— А вот этого, дорогие друзья, я не скажу даже под пыткой.
— Не есть мясо птицы или что-то в этом духе? — предположила Перенель. — Это классический вариант.
— Или не сечь учеников розгами? — спросил Захария.
— Жестоко для учителя! — рассмеялась Зореслава. — Может, не бегать босиком по утренней росе?
— Жестоко для мага воды, — сказала Гертруда, но своего варианта не предложила. Она увидела, что Меаллан не шутит — рассказывать про третий гейс ему совершенно не хочется.
— Не мочиться в западном направлении? — прогремел Тормод, который весь путь к хижине прикладывался к бутыли с элем. Затем он добавил ещё одно предположение на гэльском, которое Гертруда не разобрала, плохо зная этот язык, а Меаллан замотал головой и зашёлся хохотом.
— Не стоять перед домом, в котором давно уже ждут, — крикнул Айдан из хижины. — Долго вы ещё будете во дворе топтаться? Заходите уже! Иниго, сюда. Ну, и чего ты привязался к Меаллану?
Все зашли в хижину, толкаясь и со смехом скидывая плащи. Гертруде в нарядной мантии было немного не по себе — друзья поглядывали на неё искоса, но ничего не говорили. В хижине полыхал камин, на полу был расстелен мех, а в центре комнаты стоял бочонок с вином.
— Гром и блудеры[1]! А это чудо откель? — радостно заревел Тормод.
— Из личных запасов шотландского короля. Красное вино из Бургундии, — сказала Кристина.
— Ну, твоё высочество, наливай!
— Дорогой Тормод, если ты и правда хочешь стать придворным магом и помогать мне в государственных делах, как ты не раз говорил, тебе таки придётся поучиться этикету, — с улыбкой произнесла Кристина, а Айдан принялся наполнять чаши вином из бочонка и передавать их собравшимся.
— Мерлин сохрани! Без этого, шо, никак? Развалите же Шотландию к чертям со своим этикетом.
— Боюсь, вам таки понадобится этикет при дворе, — вставил Захария.
— А я тут всё, знаете, Захарию нашего подбиваю взять на себя квиддич в Хогвартсе, ежели мне придётся при дворе этикетничать. А может, того, наоборот? Захарию тебе туды во дворцы-палаты, а я, старый пень, уже останусь тут молодежь на мётлах гонять, пока дуба не дам? А, Кристина?
— В этом предложении определённо есть рациональное зерно, дорогой Тормод. С Самайном вас всех, друзья мои! — и Кристина подняла свою чашу.
Гертруда сделала глоток вина, оказавшегося сладким и немного терпким, и ощутила, как её наполняет тепло и радость. Кристина смотрела на неё с любопытством.
— Ты выглядишь сегодня как-то иначе, Гертруда. Что с тобой происходит нынче?
— Это она причесалась впервые за полгода, — ответил за неё сильно повеселевший Айдан. — А происходит с ней новый ученик.
— Точно, я слыхала про него уже — как там его зовут? Какое-то пафосное французское имя…
— Гертруда берёт в ученики только носителей пафосных французских имён — это факт, — вставила Перенель. — Сначала был Этьен де Шатофор, а нынче…
— Седрик де Сен-Клер — хором сказало сразу несколько голосов.
— Ну, тогда мне ведомо, кто будет следующим, — сказала Зореслава. — Новый староста Слизерина — у него имечко такое, что язык только сломать. Пока я выпила немного, можно и рискнуть произнести: Анри де Руэль-Марсан!
— Точно! Как раз подходит, — возгласы с разных сторон. — Выпьем же французского вина за пафосных французов!
— Вот ведь зубоскалы, — проворчала Гертруда, выпивая ещё вина и ощущая, что хмелеет.
— Так, а почему его сюда не позвали? Этого Седрика? — Кристина тоже явно решила сегодня расслабиться и отдохнуть от этикета. — Я требую, чтобы его пригласили.
— Ого, она уже требует, — промолвил Айдан, целуя её в щёку. — Ну, давай, прикажи нам.
— Вот и прикажу. Гертруда, шепни ему, что у нас тут французское вино.
— Кристина, во-первых, у меня с ним нет ментальной связи.
— Что?? Как это? Почему? — посыпалось со всех сторон, и Гертруде пришлось объяснять, какой загадочный у неё ученик.
Пока она это делала, в окно влетела взъерошенная бурая сова, которая сделала круг по комнате и уселась на колени Меаллану. Тот вздохнул и спросил:
— А это что за явление?
— О, это Мерри, сова моей ученицы Мэгги. И хоть у нас с ней и есть ментальная связь, — Айдан со значением посмотрел на Гертруду, а та закатила глаза, — её новая сова порой ко мне залетает на огонёк: с посланиями или просто так, за печеньками.
— Что ж, и тебя я не могу погладить, Мерри, сова Мэгги, — печально вздохнул Меаллан, пока Айдан снимал птицу с его коленей и проверял, есть ли письмо. Послание на лапке совы действительно нашлось.
— Мэгги, а также Элиезер, Эйриан и Айлин поздравляют нас всех с Самайном и сообщают, что будут рисовать сегодня новые руны и их сочетания.
— Не ученики, а пряники медовые. Пока мы тут предаёмся пьянству, они руны будут рисовать! И их сочетания! — сказала Зореслава. — Ну, как не выпить за таких славных учеников?
Айдан разлил ещё вина из бочонка, и Гертруда уже понадеялась, что тему про Седрика поднимать не будут. Ей не хотелось звать его сюда — то ли стеснялась пить в присутствии ученика, то ли боялась, что он откажется — как отказался от ментальной связи или от жилья в Хогвартсе. Или смущал собственный праздничный наряд? Но надежды были напрасными:
— Так что там было во-вторых, Гертруда? И не пей вина больше, пока не вызовешь нам сюда Седрика де Сен-Кляра.
— Сен-Клера, Кристина. Это старший брат Серафины де Сен-Клер — не говори мне, что ты забыла эту фамилию. И во-вторых было то, что он мой ученик, и неэтично наставнику напиваться с оным. К тому же придётся загадками говорить — а у меня и на трезвую голову с этим плохо. Пусть лучше это…. руны рисует. И их сочетания.
— Не рисует он сейчас никакие руны! Разве что пальцами в лужах разлитого эля под столом в «Трёх мётлах», — сказал Меаллан. — Когда я уходил оттуда на заходе солнца, он как раз направлялся в трактир с лютней в боевой готовности.
— Так он что же, ещё и поёт? — воскликнула Кристина.
— Он прекрасно поёт, — ответила за Гертруду Перенель, — и к тому же на трёх языках.
— А ну-ка, — сказала Кристина, расплёскивая вино из чаши. — Подать мне сюда этого де Сен-Эклера. Да и загадками говорить после бургундского вина только легче становится.
Гертруда вышла на двор, и тут же на неё налетел порыв вечернего ветра. Тучи неслись по кутающемуся в сумерки небу с огромной скоростью. Седрик, конечно, — мой ученик, но он не ребёнок и не школьник, а испытавший многое мужчина, твёрдо сказала она себе. Уж наверняка он переживёт и попойку в нашем кругу. И я переживу его присутствие как-нибудь. И буду рада услышать его пение.
— Ты не обязана этого делать, если не хочешь, — сказал Меаллан, который тоже вышел и стал рядом с ней.
— Да хочу я, хочу.
— Тогда вперёд. Я тебя оставлю — мне тут нужно… пройтись.
Гертруда проглотила шутку насчёт западного направления и вызвала патронуса, представив себе запах того первого пучка травы, который Зореслава бросала сегодня в костёр. «Скажи Седрику, что мы будем рады разделить с ним французское вино, если он поспеет в хижину профессора Макфасти до того, как бочонок опустеет». Серебристая саламандра исчезла во тьме. Минута прошла, затем другая. Из хижины доносился громкий хохот. Ещё минута. Тормод рассказывал байки про квиддич — повествование про «Царя метлы» на уроке у третьеклассников вызывало приступы общего веселья. «А потом этот Прюэтт как шарахнет Экспульсо на лужу грязи…» Хохот. Меаллан тем временем вернулся и, взглянув на Гертруду, только ободряюще улыбнулся и зашёл обратно в хижину. Она уже и сама хотела вернуться туда, как в воздухе возник серебристый дракон Седрика: «Извините, я должен был допеть балладу про Робина Гуда и ведьму, а потом ещё и на бис исполнить её же. Сейчас буду». И ещё через минуту он действительно появился возле хижины и тут же прислонился к стене, приходя в себя после аппарации.
