Кара хотела было спросить, что она имеет в виду, но провалилась в сон.

Каре редко снились сны, но когда она что-то видела во сне, обычно это бывала мама. И в основном обрывочные образы: как мама оттирает Каре ногти дочиста после того, как они целый день собирали травы на Опушке; как мама заталкивает бальзам в пораненный нос телёнка, одновременно нашёптывая ему на ухо свою песенку. Или просто мамино лицо. Кара изо всех сил старалась удержать в памяти её черты, борясь с наступающим днём, когда она снова забудет, как выглядела Хелена Вестфолл.

Однако в ту ночь Каре приснилась не мама.

Ей приснился папа.

Папа шёл через поле, которого она никогда не видела. Земля была уже вспахана и готова к севу. Борода у папы была аккуратно подстрижена, на голове красовалась чёрная шляпа, которую он всё время носил, пока мама была жива. И по тому, как он держался, Кара поняла, что это её настоящий папа, а не Тимоф Клэн. Ей так захотелось кинуться к нему в объятия, вдохнуть привычные фермерские запахи земли и кофе…

Папа наклонился, взял горсть земли, дал ей высыпаться сквозь пальцы, пристально наблюдая, как она падает вниз. Погладил бороду, достал из внутреннего кармана чёрный кисет, встряхнул его на ладони. Внутри загремело.

Сон кончился.

Проснулась Кара от стука мечей.

Дождь перестал, но призрачное зелёное свечение угасло: листья лесного полога израсходовали весь накопленный свет, и теперь им требовались солнечные лучи, чтобы пополнить запасы. А пока Мэри расставила вокруг лагеря десяток пылающих факелов.

– Ага, я тебя достал! – воскликнул Тафф. – У меня уже лучше выходит!

– Ага, ну да, – отвечал девчоночий голос. – Я преклоняюсь перед твоим мастерством!

Кариным глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к свету, но, приглядевшись, она увидела Таффа и какую-то девочку лет одиннадцати. Девочка с Таффом фехтовали на деревянных мечах, пронзительный взгляд девочкиных серых глаз ловил каждое движение Таффа. Мальчик замахнулся мечом – и она увернулась с кошачьей грацией.

– Почти достал! – воскликнул Тафф.

Девочка обернулась к Каре.

– Обрати внимание на это слово «почти»! – сказала она. – Существенное различие, а?

Каре показалось, что в девочке есть что-то знакомое. Особенно вот эти глаза, пустые и невыразительные, будто камень. И тут она вспомнила то, что было сказано ей перед тем, как она уснула: «Возможно, утром меня тут не будет. По крайней мере, не в таком виде, как сейчас».

«Не может быть…»

Девочка увернулась от очередного Таффова удара, непринуждённо обогнула его и шлёпнула по заднице.

– Эй! – воскликнул Тафф. Уши у него покраснели.

– А что, было бы лучше, если бы я ударила тебя по руке, в которой ты держишь меч? Думаешь, это добавило бы ей ловкости?

Тафф, кряхтя от напряжения, развернулся и принялся наобум размахивать деревянным мечом. Он начинал злиться, и от этого утратил осторожность.

– Не теряй равновесия, – говорила девочка, уворачиваясь от ударов, – руки не опускай! Что-то у тебя вид усталый.

– Потому что я устал!

– Ну и ладно. Не показывай этого. Главное – не терять лица.

Тафф опустил меч, и девочка, вместо того чтобы увернуться, отбила удар своим оружием. Стук дерева о дерево гулко разнёсся по лесу. Ветки дрогнули: целая стая трёхкрылых птиц взвилась и кругами ушла в небо.

Тафф вскрикнул от боли и выронил меч. Он принялся растирать левый локоть. Рука у него бессильно повисла.

– Это что, такой убогий способ сдаваться? – спросила девочка.

– По-моему, на сегодня хватит, – вмешалась Кара. – А то вы так покалечитесь.

Тафф закатил глаза.

– Да нет, Кара, мы же просто играем!

– Угу, – сказала девочка. – Ты неплохо справляешься. Для такого, как ты.

– Что значит «для такого, как я»? – осведомился Тафф.

– То и значит.

Девочка опустилась на колени рядом с ведром, зачерпнула воды, протянула чашку Таффу.

– На, попей. Рука ныть перестанет.

Она отступила на шаг, смерила его взглядом.

– И лучше забудь про меч. Ты никогда не станешь достаточно крупным, чтобы владеть мечом.

– Мне ещё расти и расти, знаешь ли!

– Если ты видишь стебель розы, придёт ли тебе в голову, что из неё вырастет дуб?

Она подняла его руку, провела ладонью вдоль спины.

– Запястья тонкие, плечи покатые… Ты не рассчитан на большой рост.

Она взяла его за подбородок, подняла голову так, чтобы встретиться с ним глазами.

– И к тому же сердце у тебя мягкое. Неподходящее свойство, если ты рассчитываешь то и дело тыкать людей мечом в грудь.

Тут Кара перебила её.

– Вы можете менять свой возраст! – сказала она.

Девочка кивнула, подобрала Таффов меч, достала перочинный ножик и принялась аккуратно состругивать получившиеся зазубрины.

– Хорошо, что ты так быстро это сообразила, – сказала Мэри-Котелок. – Такая готовность принимать невозможное тебе очень пригодится в ближайшем будущем. Однако сказать, что я «могу менять» свой возраст, было бы не совсем верно. Это не то, чем я способна управлять. Мои годы – штука ненадёжная, они текут и ускользают во сне. Я сама не знаю, на сколько лет помолодею, когда проснусь. Или постарею.

– Но как же такое может быть? – спросила Кара.

– Это долгая история, – ответила Мэри, – и её лучше оставить до другого раза. А сейчас нам пора в путь.

Она протянула меч Таффу.

– Ты проворный, – сказала она. – Это хорошо.

Тафф просиял.

– Фехтовальщику надо быть проворным!

– Да нет, ты не понял. Я имею в виду, что ты всегда можешь убежать.

– Я не хочу убегать! Я хочу сражаться!

– Нет, – сказала Мэри. – По-моему, для этого ты слишком умный. По глазам вижу. Блестящий ум.

Кара обняла Таффа за плечи.

– Дома, в Де-Норане, школьная учительница говорила, что не поспевает его учить. И что ему бы очень не помешал полный корабль книг из Мира.

Мэри пристально посмотрела на Таффа. Хоть она и выглядела как ребёнок, но в старческих глазах была видна мудрость.

– Может, это и будет твоим оружием, – сказала она.

Таффа это, похоже, не убедило.

– Что, ум, что ли? – переспросил он. – Да как же им сражаться-то?

– Ну, раз ты спрашиваешь о таких вещах, видимо, я ошиблась. Можешь продолжать и дальше упражняться с мечом, хотя толку из этого не выйдет. Ну, а сейчас пора собирать лагерь.

Тафф сунул деревянный меч в шлёвку для ремня на своих замызганных брючках.

– А куда мы идём? – спросил он.

– Я поведу вас той дорогой, что ведёт прочь из Чащобы. Путь этот долгий, но отчасти оно и к лучшему. Тебе, Кара, потребуется время, чтобы научиться всему, чему надо. Только тогда у тебя будет шанс совладать с Имоджин. Но пока у нас есть другая, более насущная проблема.

Мэри присела на корточки рядом со своим мешком, порылась в нём и извлекла наружу самую обыкновенную рогатку. Она понизила голос, так, чтобы слышно было только им:

– За нами следят. Идёмте, ребятки. Пора на охоту!

Они пробрались вдоль гребня холма, нависающего над каменным мостом, по которому они пришли сюда накануне вечером, и повернули на север, сквозь заросли деревьев с чёрными листьями. Пышный моховой ковёр приглушал их шаги.

– Это Сордус, да? – спросил Тафф. – Это он за нами следит?

– Ну что ты мелешь? – сказала Мэри. – Сордус только через несколько дней доберётся до конца этого ущелья и сможет через него перебраться. Я же вам говорила…

– Да, я помню, ему нужно всё время стоять обеими ногами на земле, – сказал Тафф. – Но почему?

– Неужели так важно, почему? – спросила Мэри.

– Мне вот важно! – воскликнул Тафф.

– Странно, странно, – сказала Мэри. – Мы тут в Чащобе живём проще: живы – и на том спасибо. Но я отвечу на твой вопрос. Под ногами у него – сеть корней, что привязывают его к Чащобе. Они тянутся из земли, предоставляя ему достаточно свободы, чтобы перемещаться, но никогда не обрываются полностью, иначе его тело увянет и умрёт. Он в той же степени часть Чащобы, что и вот эти деревья. И он, как и они, здесь в плену и мечтает вырваться на волю. Теперь, после стольких лет, это единственное, что имеет для него значение.