— Эй-эй, приятель, куда ты разошёлся?

Джефф не перестаёт колотить грушу, и даже предостережения Роджера о том, что силы его закончатся прежде, чем начнётся бой, не останавливают копа от искусно отточенных движений. Наконец, жажда побеждает, и капитан отрывается от своего безэмоционального противника, схватив бутылку с водой. Роджер садится рядом, поглаживая мужчину по напряжённой спине.

— Ты мне вот что скажи, — медленно начинает хозяин бойцовского клуба, заранее вызывая у капитана раздраженный вздох. — Ты на кой чёрт сюда так рано притащился? Насколько мне память не изменяет, бой в десять.

— У меня к тебе встречный вопрос. Ты разве не должен быть в Вирджинии сейчас?

— Рейс отменили, пришлось билет менять. Как бы на свадьбу не опоздать, — Роджер смеётся, но есть в этом смехе и намёк на настоящую панику. Он тяжело вздыхает, а затем смотрит на часы. — Должен же был я себя куда-то деть.

— Вот и я, — недовольно сжав губы, отвечает Джефф. — Во сколько вылет?

— В восемь с чем-то, я уже и не помню.

Смахнув со лба пот, Джефф переводит взгляд на настенные часы, стрелка которых медленно подбирается к восьми. Капитан усмехается: в этом весь Роджер. Свадьба дочери? О чем речь, зачем ждать рейс в аэропорту? Можно ведь поменять билет и прийти в старый-родной бойцовский клуб. Но на самом деле, думает капитан, он бы тоже предпочёл бокс какой-то там свадьбе.

— Не хочу тебя расстраивать, Родж, но ты опаздываешь на самолёт, — усмехнувшись и хлопнув мужчину по плечу, Джефф встаёт. — Пошли, я тебя подвезу. Только в душ смотаюсь.

Засуетившись, Роджер не сразу осознает, что до вылета ему осталось чуть больше получаса. Волнение поднимается в груди мужчины, он приглаживает свои седые волосы и с прищуром смотрит вслед удаляющемуся силуэту своего подопечного. Джефф возвращается спустя десять бесконечно-долгих минут: с новыми силами, с лёгкой ухмылкой и влажными после душа волосами. Он то и дело подгоняет Роджера, в сотый раз повторяя свою неустанную мантру:

— Если ты опоздаешь на рейс, я не буду сидеть с тобой в аэропорту и пропускать свой бой, ясно?

В машине Джеффа хлам из каких-то папок, бумаг, пустых пачек от сигарет. Роджер небрежно скидывает на пол связку листов и занимает свое место, недовольно жуя губы.

— Ты помешался на боях, Джефф. Тебе ещё не сделали выговор на работе за твои фонарики под глазами и синяки по всему телу?

— Кто посмеет? Я начальник, — самодовольно отвечает капитан, выруливая не шоссе, ведущее к аэропорту LAX.

Роджер качает головой и закатывает глаза, уставившись в пыльную даль калифорнийских прерий, расстелившихся вдоль шоссе. Небо уже окрашивается в алый, ветер приятно треплет волосы, а этот чертяка за рулём хоть бы взгляд отвёл от дороги, насладился бы! Нет, в последние месяцы Роджер его не узнает. И если летом и в начале осени он и вовсе забросил бокс, то с ноября в нем открылся какой-то совершенно безудержный фанатизм по рингу, грушам и битым лицам. Рассказал бы, поделился бы, — нет! Всё в себе держит, не доверяет. А чего не доверять-то? Всю жизнь друг друга знают.

— Приехали, — суровый голос капитана вырывает бывшего боксёра из мыслей.

В нетерпеливой спешке они выходят из машины. Капитан засовывает руки в карманы и тяжело вздыхает, раздумывая над тем, стоит ли ему проявлять сентиментальность и провожать Роджера до самого аэропорта или будет достаточно сухого обмена рукопожатиями на парковке. В конце концов, думает Джефф, ему ещё надо собраться с силами перед предстоящим боем — соперник не так силен, как ему хотелось бы, но внимания тоже заслуживает. Этот бой — один из самых важных в месяце, но его победа для Джеффа ничего не значит. Лишь бы кулаки не чесались.

Но в мысленной борьбе побеждают хилые остатки человеческих чувств. Почесав затылок, капитан сжимает губы в тонкую полоску и кивает в сторону входа в аэропорт.

Роджер улыбается.

— Спасибо, сынок.

Это словно заново научиться ходить. Шаг за шагом, — тяжело, нужно набраться сил и терпения, чтобы снова делать что-то ради кого-то. Просто дойти до аэропорта, пожать Роджеру руку, передать поздравления его дочери со свадьбой, и, натянув на лицо счастливую улыбку, потопать домой. Ну, разве это сложно? Людям ведь свойственно притворяться.

Но разве Джефф человек? Разве он не робот, который научен определённым командам: сажать ублюдков — быть ублюдком — колотить грушу и участвовать в боях? Разве это не все его естество?

Стеклянные двери, тем временем, разъезжаются в разные стороны. Мужчины захотят внутрь под аккомпанемент из монотонного голоса диспетчера о вылете очередного рейса. С чемоданами, в костюмах, говорящие на других языках, дети, — зал аэропорта наводнен людьми, с каждой секундой всё яростнее раздражая Джеффа.

Но пытаясь не упустить из виду худощавую фигуру Роджера, капитан вдруг чувствует резкий толчок, а затем удар в спину.

В глазах темнеет от ярости.

***

Ты уже приземлилась? Я могу тебе позвонить?

20:09

Иди к черту, козёл. Никогда мне больше не звони. Считай, что я умерла в авиакатастрофе.

20:10

Телефон в ту же секунду принимается бешено вибрировать в руках девушки. Её лицо озаряет победно-озлобленная улыбка, она отставляет свой чемодан в сторону и принимает вызов. В здании аэропорта шумно, но кричать сейчас будет она.

— Эм, ну прости!

Виноватый голос Дейва настроение не поднимает, но общая паршивость её состояния немного улетучивается. Девушка занимает место в зале ожидания, раздумывая над тем, в какой момент нарушить молчание.

— Ты не взяла бы трубку, если бы не разговаривала со мной. Хорошо, я извиняюсь в сотый, в миллионный раз. Прости, что не проводил тебя!

— Как ты мог? — вдруг взрывается она. — Ты знаешь, каково это для меня — возвращаться сюда. Я два рейса из-за тебя пропустила, прилетела самой последней из каста. Алан не оставит меня в живых!

Бросив взгляд на табло с электронными часами, Эмма виновато прикусывает губу. Она должна была прилететь семь часов назад. Съёмки завтра в пять утра, а она ещё не разобралась с квартирой! Да ей даже за пределы аэропорта выйти боязно! Что её там ждёт?

Думать об этом не хочется.

— Я не хотел романтизировать наше прощание. Ты бы разревелась, я бы набухался. Кому это надо? Джуди сказала, что ты не плакала.

«Потому что она умная девочка и не сдаёт меня», — с ухмылкой думает Эмма, вспоминая, как рыдала на плече бывшей жены своего друга, говоря о том, как ей страшно возвращаться в Лос-Анджелес. Приход Джуди, вообще, стал для актрисы огромным сюрпризом. Возможно, они стали бы подругами с той, старой Эммой, которая могла принять женскую дружбу. Которая искренне верила, что подруга — это раз и навсегда.

— К тому же, я не понимаю твоей паники. Ты не будешь выбираться с площадки целых два месяца. А потом упорхнешь обратно, домой.

— При всём этом, Дейв, я здесь. В Лос-Анджелесе. Я порвала со всеми, когда улетала. Джино, Карен, Маргарет… они знать меня не хотят. Что, если я столкнусь с кем-то…

Эмма вдруг запинается. Перед глазами чётко вырисовывается образ Джины, а затем числа… она, должно быть, уже родила или близка к этому. От кого она родила, с кем она сейчас? Это её не волнует. Как не волнует и третий угол того чёртова треугольника, сломавшего ей жизнь. Она будет максимально осторожна, будет жить от съёмок до съёмок, а затем спокойно вернётся в ставший родным Нью-Йорк. Без прошлого, без настоящего.

Всё хорошо и всё обязательно будет хорошо.

Вот только дрожащая рука уже тянется к сумке, доставая оттуда единственный выживший пузырёк с розоватыми таблетками. Дейв не узнает. А ей необходимо.

— Забудь о них, ты другой человек, ты прилетела в Голливуд, а не в Лос-Анджелес, у тебя здесь работа, чёрт подери, — Дейв смеётся, и голос его становится мягче. — Ты позвонила Райкеру? Он заберёт тебя? Ключи у него?

— Да-да, мам, с квартирой порядок, — устало стонет Эмма, вытягивая онемевшие ноги. — Я уверена, он уже ждёт меня на парковке, но я просто не могу выйти из аэропорта. Сижу в зале ожидания, как идиотка.