========== Пролог. ==========

Однажды это случится. Насмотревшись неправдоподобных фильмов, начитавшись слащавых романов-сказок, наслушавшись самых удивительно-бредовых легенд; за непринуждённой беседой, для поддержания разговора или в любопытстве и неопытности, кто-то попросит её рассказать о любви. Тогда она, сжав кулаки до побеления костяшек и вынужденно улыбнувшись, полухриплым от подкатившего к горлу кома ответит: «Я не хочу вас разочаровывать».

Они не заметят. Не заметят нервно подрагивающих кончиков пальцев, погруженность в мысли и отстраненность от очередной бессмысленной околосветской беседы. И, возможно, в мнимом жесте беспокойства кто-то коснётся её плеча и спросит: «Ты в порядке?». Её губы дрогнут в вынужденной улыбке, а светлые волосы чуть взлохматятся от того, как яростно она закивает головой. Она не будет в порядке. Она не скажет правду.

Не скажет о том, что любовь — жесточайшее оружие против человечества. О том, что нет силы хуже и разрушительней, чем сила любви. Любовь приукрашивают и преуменьшают. Лживые бабочки в желудке сгорают, а пепел их крыльев — ядовитый порошок, разъедающий внутренности изнутри. Любить — не улыбаться и не чувствовать себя на пике счастья. Любить значит нервничать. Постоянно нервничать, ощутить на себе все виды стресса и депрессии. Любовь — это болезнь, это вирус, это инфекция.

И в этот момент, где-то глубоко-глубоко, на задворках очерствевшей души, недовольно потягиваясь от продолжительного сна, начнёт пробуждаться старое, давно забытое чувство. Своими чёрными, иссохшими крыльями исцарапает её органы, не тронув лишь сердце — грубое, холодное, покрывшееся толстой коркой льда. Но оно будет там, и оно будет проситься наружу каждый раз, когда что-то заставит её вспоминать.

И это её сломает.

========== Глава 1. ==========

— Чёрт бы побрал эти дни рождения.

Голос, полный отчаяния и явного отторжения, резко прерывается навязчивым припевом солиста Anberlin. Закатив глаза, Дейв рывком выдергивает шнур из колонок, со злобой уставившись на раздражающе-весёлую Эмму. А она всё продолжает танцевать, отодвигая ногой заполненную до отвалу картонную коробку. Когда та, наконец, оказывается у двери, Ларсон склоняется над ней и достаёт оттуда нетронутую пачку таблеток.

— Ты… ты решила их выбросить?

На лице блондинки вырисовывается широкая и впервые за долгое время искренняя улыбка. Кивнув, девушка подлетает к мужчине и обнимает его за шею, повиснув на опешившем детективе.

— Пришло время.

— Это лучший подарок, Эм, — облегчённо выдохнув, он прижимает блондинку к себе, поглаживая её по пшеничным кудрям и в наслаждении прикрывая глаза. — Я рад, что ты, наконец, решилась.

Подняв на лучшего друга свои голубые глаза, она невинно пожимает плечами. Это важный день, — его стоит обвести в кружок на календаре, которого у них нет, его стоит запомнить, стоит отмечать его каждый год. Потому что Дейву сегодня исполнилось тридцать. Потому что спустя восемь месяцев Эмма, наконец, решила выбросить все свои антидепрессанты и прочую дрянь, помогающую ей, как она наивно полагала, избавиться от всех видов боли. Избавиться от одной зависимости и приобрести с десяток других.

— Может, тогда не стоит устраивать всё это? Я уже получил от тебя прекрасный подарок!

Эмма резко отстраняется, толкая мужчину в грудь. Обида в её взгляде фальшивая, и он знает, что она улыбается, пока уходит от него в свою комнату, снимая на ходу майку и виляя бёдрами. Их маленькая квартира в самом сердце Бруклина, нет, весь Бруклин, а может быть, даже весь Нью-Йорк, кажется, в эту секунду слышит, как громко он сглатывает слюну, наблюдая за её оголенной спиной. До неё всё ещё ничего не доходит. Она всё ещё продолжает издеваться над ним.

— Не понимаю! — кричит девушка из своей спальни, пока пытающийся собраться с мыслями Дейв пинает ногой коробку и уходит на кухню. — Почему ты так нервничаешь из-за этого?! Мне не терпится познакомиться с ними!

— Эмма, вы пытались познакомиться четыре раза. Ничем хорошим это не закончилось.

Девушка возвращается на кухню в его толстовке. Ларсон закатывает глаза и протягивает ей бутылку с водой.

— Если я ничего не помню, значит, этого не было.

— Конечно, ты ведь была под транквилизаторами.

Поперхнувшись водой, Эмма резко поднимает на мужчину разозленный взгляд. Ещё одна тема, которую стоит обходить стороной, желательно, на цыпочках. Но он делает это нарочно. Он продолжает давить, продолжает делать всё, чтобы ей было стыдно.

— Заткнись, — наконец, отвечает Эмма. — Она сильно злится на меня?

— Она всё понимает, — мужчина кивает, садясь за стол. — Почему ты не на съёмках?

— А ты почему так рано притащился?

— Я первый спросил.

Закатив глаза, блондинка садится на стул, подгибая под себя колени. Дружелюбная улыбка, натянутая на её румяное личико, не сулит ничего хорошего.

— Я очень вежливо попросила Стоуна о выходном.

Дейв прыскает смехом.

— Очень вежливо попросила? Эмма, сколько можно тебе говорить о вреде угроз? Рано или поздно это обернётся против тебя.

— Спасибо, пап, я учту, — едко отвечает Эмма. — Твоя очередь. Что ты тут забыл так рано, всех гангстеров собрал? Я ещё ничего не успела приготовить.

— Так говоришь, словно в духовке у тебя стоит индейка, а мой шикарный торт именинника ждёт, когда ты украсишь его розами из сливок.

Бутылка с водой прилетает Дейву в голову, и он отвечает Эмме тем же, отчего девушка мгновенно выходит из себя и бросает её с такой силой в мужчину, что тот вскрикивает от боли, ведь удар горлышка бутылки приходится прямо в висок. Подняв на девушку обескураженный взгляд, Ларсон сглатывает в испуге: её чистые голубые глаза теперь горят сумасшедшей яростью, выжигают в мужчине дыру и мысленно испытывают на нем все виды нечеловеческих пыток. Дейв машет ладонью перед её лицом, отчего Эмма в ту же секунду вздрагивает.

— Эмма, что это было? Ты чуть не убила меня гребанной бутылкой, — в растерянности шепчет он, вглядываясь в её лицо.

На смену гневу приходит испуг. Эмма в удивлении смотрит на Дейва, затем на бутылку с водой, валяющуюся на полу, и на красный след от удара на его виске. Она резко подрывается с места и хватается за голову.

— Прости, я… я не знаю, что на меня нашло.

Тогда становится поистине страшно. Паника подкатывает к горлу вместе с тошнотой, и девушка мечется по их просторной кухне, не зная, куда себя деть. В один из таких моментов она резко вписывается в объятия Дейва. Прижимая её к себе и в успокаивающем жесте поглаживая её по спине, детектив снова и снова просит её успокоиться. Но это ведь просто невозможно! Невозможно лишь потому, что Эмма просто не помнит, как она сорвалась. Она помнит только момент, когда Дейв бросил в неё бутылку. А дальше — вспышка и пустота, испуганный взгляд лучшего друга и сплошное непонимание.

— Это из-за таблеток, — срывающимся от подкатывающих слез голосом говорит актриса. — Я читала, что их нельзя резко бросать… но я больше не могу на них сидеть. Я больше не могу, Дейв, они не помогают.

Слезы душат, и лицо Ларсона искажает гримаса боли, ведь больно ей — больно и ему. Все бессонные ночи, все приступы истерик, все её крики, всё её безумное поведение — он пережил это с ней, он прочувствовал это на себе. И он не позволит этому случиться снова.

— Послушай меня, Эм, — подняв её лицо за подбородок, Дейв стирает ладонью слезы с её щёк и с силой закусывает губу, борясь с бешеным желанием её поцеловать. — Сейчас ты должна быть со мной предельно честна, ладно?

Секунда непонимания. Кивок.

— У тебя уже было такое? Были подобные вспышки гнева?

Девушка качает головой, мысленно погружаясь в один из недавних дней на съёмках, когда она едва ли не набросилась на свою гримёршу из-за того, что та лезла не в свое дело. Но считается ли это срывом? Эта скользкая Лиз заслужила! В любом случае, не стоит говорить об этом Дейву. И о том случае с официантом тоже не стоит…