Весь путь проходит в немой неуютной тишине. Эмма не узнает дорогу до его квартиры, а вскоре и вовсе оказывается, что заехал Джефф в совершенно другой район.
— Это… ты ведь не здесь живёшь, — актриса выглядывает в окно, в удивлении уставившись на мелькающие частные дома. — Ты же…
— Здесь, — автомобиль останавливается у двухэтажного дома. — Многое изменилось с тех пор, да?
Она узнает это место: именно здесь она проснулась несколько дней назад, думая, что, возможно, Джефф отвёз её к своим друзьям, или, боже упаси, к своей богатой любовнице. Сценарий мог быть любым, но точно не тем, в котором капитан полиции покупает неплохой дом с газоном и панорамными окнами с видом на океан, который ему точно не по карману. Но затем она вспоминает его бой, тот самый, который стал отправным пунктом в череду случайностей их встреч, и Эмма понимает: он неплохо заработал, участвуя в нелегальных боях и позволяя другим участвовать тоже, в том самом клубе на окраине Комптона.
— Полицейский, срубивший столько бабок на нелегальных боях, — бормочет себе под нос актриса, выходя из машины. — И куда же подевалась вся ваша жажда справедливости, капитан?
Джефф выходит следом, обводя её дрожащую фигурку, укутанную в плед, тяжёлым взглядом.
— Укатила в Нью-Йорк.
***
Единственное желание, одолевающее Эмму все эти бесконечно-долгие часы — принять душ и завалиться спать. У неё нет сил: ни на разглядывание этого просторного дома, ни на выяснение отношений, ни на что-либо ещё. И как бы сильно ей ни хотелось поговорить с ним или почувствовать хотя бы ничтожную каплю тепла от Джеффа, суровая реальность горячими струями обдавала её тело, позволяя расслабиться и хоть ненадолго отдохнуть от самобичевания и осмысливания ошибок прошлого. Душ действительно помог.
Она чувствовала себя лучше, будто с неё смыли, наконец, всю сажу, а вместе с ней и усталость. Его гель для душа позволил девушке ненадолго ощутить себя в его объятиях, но на смену расслаблению пришла паника — в ванной не было полотенца.
Вернее, это Эмма решила, что его не было.
Лукавая улыбка в отражении ответила девушке уверенным кивком. Душу разрывало от неопределённости, она просто обязана была убедиться в том, что Джефф по-прежнему принадлежит ей. Надоели эти вопросы, надоели его равнодушные взгляды, сменяющиеся заботливым тоном. С этим пора было покончить раз и навсегда.
Другого шанса у неё не будет.
— Джефф, — тихий женский голос пропитан коварством и мнимым сожалением.
Он выглядывает из прохода, мгновенно округляя глаза, ведь то, что попадает под его зрение, не может оставить мужчину равнодушным, — как бы сильно он не хотел. Эмма стоит у двери, абсолютно обнажённая, с закусанной в невинном жесте губой и с ладонью, прикрывающей грудь. Нет, ни черта она не прикрывает. Её совершенное тело, матовая кожа, разгоряченная после душа… он теряет голову здесь и сейчас. Ноги прирастают к полу, мужчина нервно сглатывает и отводит взгляд.
— Ты не мог бы принести мне полотенце? — снова эта мнимая невинность.
И каких же, черт возьми, усилий ему стоило сдвинуться с места. Капитан вымученно кивает и уходит в свою спальню, когда разрумянившееся лицо девушки озаряет победная улыбка. Сам виноват, сам пригласил.
Он возвращается спустя пару минут, подходит к двери, и, не глядя на Эмму, протягивает ей полотенце. Актриса закусывает губу, перекладывает влажные светлые волосы на правое плечо и касается руки Джеффа. Капитан в неожиданности вздрагивает, поднимая на неё удивлённый взгляд.
Эмма делает всего шаг, забирая из его руки полотенце и бросая его на пол. Маленькая женская ладонь касается его предплечья и ползёт выше — к его бицепсам, несильно сжимая их и заставляя капитана нервно сглотнуть. Девушка медленно, но верно приближается к нему.
— Что ты делаешь… — шепчет он, не сводя с неё глаз.
Она пожимает плечами, касаясь обеими ладонями его тяжело вздымающейся и опускающейся груди, прижимаясь к нему всем телом и поднимаясь на носочки.
— Эмма, — его сдавленный стон — награда для её слуха.
Актриса заглядывает в его глаза — зрачки расширились, а ресницы подрагивают от сдерживаемого порыва схватить её здесь и сейчас. Но Эмма больше не церемонится: она скучала по нему, и она хочет, чёрт подери, просто хочет убедиться, что он нуждается в ней так же сильно, как и она в нем.
Но Джефф, кажется, не нуждается, перехватывая её ладони, что уже ползут к его ширинке, и отстраняя разочарованную девушку от себя.
— Я сказал: всё кончено, — отрезает он, сжимая челюсти.
Эмма озлобленно щурится. «А твой стояк говорит мне обратное», — хочется закричать, но девушка обхватывает себя руками, поднимая голову.
— Кто это закончил? Ты, я? По-моему, всё решили за нас.
— Я не хочу выяснять отношения. Я устал и ты тоже.
Неуверенность в его голосе и его взгляд, прикованный к её груди, — то, что не позволяет девушке развернуться и уйти. Она вздыхает и опускает взгляд, позволяя Джеффу со спокойной душой испепелять голодным взглядом её тело, которое он так любил и которое любит и желает так же сильно, как и всегда.
И он взвыть готов от такого зрелища, что предстало перед его глазами. Хочется закричать во всё горло, схватить эту девчонку, усадить на ближайший комод и никогда, черт подери, не отпускать. Он же знает, что она издевается. И с полотенцем это она хорошо придумала. Чертовка. Одни беды от неё.
— Ладно, — шепчет Эмма, наклоняясь и поднимая полотенце. — Спокойной ночи.
В воздухе витает осязаемое и доступное зрению напряжение. И напряжение это не только в воздухе, оно и в брюках капитана, и он вымученно закрывает глаза, стараясь не смотреть на то, как она разворачивается и уходит, виляя бёдрами и открывая ему обзор на упругие женские ягодицы. И Эмма действительно уходит, чтобы вернуться в ванную, скатиться по холодной стене и беззвучно заплакать о неудавшемся плане обольщения и о том, что этому сухарю действительно плевать, — он огрубел, он забыл, он даже больше не кричит на неё! Словно отключил все свои эмоции, и ходит, как робот, чёртов идиот! Как можно оставить всё в прошлом, ведь у них было так мало времени, так мало…
Поток сожалений и ещё не начавшейся слёзной истерики вдруг прерывается, когда Эмма оказывается буквально впечатана в поверхность двери, ведущей в ванную. Девушка судорожно оборачивается, но не успевает даже опомниться, когда жадные губы капитана обрушиваются на её губы в поцелуе, не требующем возражений.
========== Глава 14. ==========
Иногда для того, чтобы пламени вспыхнуть, достаточно всего одной тлеющей сигареты, нелепо брошенной на кипу бумаг в пластиковой урне. Нескольких несчастных секунд хватит, чтобы огонь сделал своё дело, а пламя начало поглощать все большие территории, охватывая своими жгучими языками всё, что попадается у него на пути. Пожар не думает о последствиях, он рушит всё и превращает в золу. Таково вечное правило. И речь сейчас не только об огне.
Он потерял рассудок. Сколько можно спрашивать себя, сколько можно сжимать кулаки до побеления костяшек, сколько можно ждать, когда все образуется? Нет, не её обнажённое тело или эта глупая попытка соблазнения заставили Джеффа сложить оружие. Он вдруг вспомнил, что это была она. Что это она — та девушка, которая всегда должна была быть рядом с ним. Она не подходила ему: начиная её стервозным характером и заканчивая скандальным полем её деятельности, но вся его душа принадлежала ей одной. Это была она — та, кто нагло ворвался в его привычный уклад жизни, она — та, кто собиралась стать её частью. Её отобрали у него силком, через месяцы страданий так щедро вернув обратно, будто она была драгоценнейшим даром, а он её сторонился. Не Джина должна была быть с ним и в горе и в радости, это должна была быть Эмма.
Она же никогда не сомневалась и не колебалась прежде, чем делать все эти нелепые, будто у маленького ребёнка, первые шаги. Её память нагло стёрла все эти месяцы, проведённые без него, все причины, которые её от него оттолкнули, стоило ей увидеть его там, в аэропорту. Мозг снова включил привычную программу — всегда быть рядом с ним, и Эмма ей упорно подчинялась. Она любила Джеффа, она принадлежала ему и сердцем, и душой, и телом. Он стал её трофеем после долгих лет одиночества и, как ей казалось, наслаждения этим. Но наслаждение было здесь и сейчас: в сильных руках, сжимающих её талию, в чувственных и пылких губах, оставляющих на шее отметины, в любимых глазах, которые смотрят так, как никто и никогда не посмотрит. Эмма отдавалась ему без остатка. Она знала: придёт время, и они снова будут вместе.