Ей не хватало родительской поддержки. Ей не хватало надёжности.

Губы мистера Шарля таили грустную улыбку. Он внимательно наблюдал за ней, подперев подбородок рукой, а проницательные серые глаза его скрывали мысли и системы планов. Нет ничего страшнее таких людей, как Шарль, которые видят всех, и которых не видит никто.

Гермиона доверяла Мистеру Поддержке.

— Мисс Грейнджер, милая, что же вы не едите десерт? Не любите? У здешней хозяйки великолепные булочки со сливками. Попробуйте!

— Нет, нет…

— Попробуйте, умоляю же! Эта мягкость тает во рту, а бисквит, м-м-м! А знаете, почему так вкусно?

Гермиона зажмурилась и мотнула головой. Смерть миссис Малфой тяжёлым валуном свалилась на плечики её души. Не то, чтобы слова, а каждый вдох давался ей с трудом.

— Почему, сэр? — тихий голосок дрожал.

— Потому что они находятся в балансе, мисс Грейнджер. Равновесие. Золотая середина! Подумайте сами, разве была бы пустая булочка столь вкусной? А нежные и мягкие сливки? А вы пробовали пресный хлеб? А холодный жирный крем и только? А вкусно ли? Нет. В этом мире быть одному равно почти что неполноценности, мисс. То же самое переносится и на людей. Конечно, одиночество не умаляет достоинств человека, но мир перед человеком оно суживает в разы. Это монстр, мисс Грейнджер, — понизил голос мистер Шарль и с тревогой заглянул в измученные глаза Гермионы. — Вам нужен настоящий друг. Мне можно рассказать, ведь вам необходима сухая булочка, не так ли?

Первым делом жалость встала комом в горле за миссис Малфой, затем — за одинокую себя. Шарль прав: она мягкая, наполненная эмоциями и переживаниями, как калориями сливки. Без разговоров, без друзей она пропадёт и окончательно сломается. Сначала пожелтеет и осядет, как заветренный крем, затем покроется плесенью и уже тогда, когда её соберутся соскребсти с грязной тарелки, засохнет.

Она молчала вслух, а в мыслях кричала о Снейпе, о его предложении миссис Малфой, о его странной заботе и о нежном, чувственном поцелуе, о жутких смертях, о немых витражах, о поганой Джиневре и о мёртвых родителях. Ей хотелось повстречать профессора и тотчас же попасть то ли по случайности, то ли по его воле в объятия и разрыдаться, но она понимала как никогда, что между ними лежит жалость к её чувствам и симпатия к Нарциссе. Если он и обнимет её, то из добрых побуждений и только. Неромантических порывов.

Он никогда не увидит в ней женщину. А она ни в жизнь не догонит его.

— Мисс Грейнджер, — Шарль вытянул губки трубочкой, — но-но, не молчите, прошу вас! Я знаю, в чём дело точно так же, как и то, что ни одни кулисы не обходятся без интриг, а старые замки — без скелетов в шкафу. Расскажите, пожалуйста, и о первом, и о втором. Я если не помогу, то хотя бы выслушаю.

Гермиона замотала головой.

— Прошу, вам же больно. Смотрите, уже и стакан воды принесли. Выпейте…

После прохладных глотков лучше не стало, но все же тихие слова боли вырвались из груди, облегчая страдания:

— К сожалению, уже поздно что-либо предпринимать… Всё, чего можно было бояться, произошло, и всё это безвозвратно…

— Я искренне надеюсь, что всё ещё можно исправить…

— Увы.

— Речь идёт не о миссис Малфой, мисс Грейнджер, — это пояснение не просто шокировало Гермиону, но и заставило поднять на Шарля изумлённый взгляд. — Я часто общаюсь с людьми и всё-таки я актёр не первое десятилетие, а потому знаю, что это лишь часть вашей боли. Но что с остальной? Помогите мне разобраться…

— Я не понимаю, сэр…

— У вас многое накопилось. Скажите мне. Доверьтесь… Давайте начнём издалека, если вам тяжело. Вы знаток домовых эльфов. Как считаете, почему они так странно ведут себя? — спросил немного нетерпеливо Шарль.

Поскольку об окровавленном Тинки она не посмела бы признаться и родной матери, Гермиона стушевалась, переключилась на домовиков и, наконец, нахмурилась. То, каким тоном прозвучали следующие слова, было не что иное, как возмущение:

— А что с ними не так?

— Агрессия, мисс Грейнджер. К тому же вновь пропадают вещи — уже вся школа вибрирует от сплетен. Я не хочу, чтобы клеветали опять на вас. Неужели не понимаете, что вновь готовится западня? Но только в этот раз, полагаю, чудят эльфы, вам так не кажется?

— Не кажется.

Шарль сузил глаза.

— Эльф профессора Снейпа может подставить вас, мисс Грейнджер.

— Только не эльфы, мистер Шарль! Тинки очень хороший, он бы — никогда! — Гермиона изменилась в лице: взгляд прояснился, а краснота стала спадать.

— Вы слишком хорошего мнения об этих существах, мисс…

— Нисколько «не слишком»!

Шарль продолжал, будто не слышал:

— Эта предвзятость заведёт в беду не только вас, но и профессора. На отработках вы явно видели странности.

— Отнюдь нет!

— Тогда что вы видели?

Гермина раскрыла рот, вглядываясь в строгое лицо Шарля. Очарование рассеялось, а на его место пришла суровость. Он знал то, о чём она желала бы смолчать.

— Ничего особенного, — после долгой паузы сказала с плохо скрываемой осторожностью Гермиона. — Мы с профессором Снейпом репетировали. Затеяли игру в «Привыкайте» и прочие глупости, чтобы не зажиматься на сцене, но я не заметила никаких странностей в поведении домашних эльфов. А поверьте, об эльфах…

— Вы любите домовиков, мисс Грейнджер, мы уже это выяснили, и глупо об этом спорить, — пробубнил с досадой Шарль. — В особенности симпатичен вам Тинки, не так ли? И вы защищаете его, хоть и знаете, что с ним происходит что-то не то.

— Нет!

Шарль продолжал:

— Более того, вас, как и меня, опечалило известие о смерти миссис Малфой, а меж тем именно Тинки тесно общался с этим семейством. Возможно, нам следует обратиться в аврорат, так как я подозреваю, что скоро будет новая жертва, мисс, и эта жертва — профессор Снейп.

Гермиона резко вскочила и замотала головой.

— Ваша теория нелогична! Что это, вообще, такое — обвинять, так называемых всеми, «домовых рабов»? А профессора Снейпа? Неужели вы думаете, что «хозяин» не усмирит «прислугу»? — выплюнула Гермиона с горечью и замотала головой, как всю её пронзило напряжение. Она замерла. То, что вспомнилось, повергло в шок. За какую-то долю секунды её посетило тусклое воспоминание про выручай-комнату и успех с витражами, и этого хватило, чтобы узреть связь. Как она могла забыть маленький шар желания, повисшего над макушкой Шарля?

Расспрашивал Мистер Поддержка не из праздного беспокойства. Он шёл на запах жертвы, а вернее, подозреваемого. На Снейпа и его эльфов! И он же искал угол, в который можно было бы загнать профессора. Шарль — аврор!

Ощущая себя использованной и не желая продолжать дальнейшее общение, она извинилась и поспешила вернуться в замок.

Когда портреты Хогвартса провожали старосту Гриффиндора взглядом, они заметили недовольство на её лице. И действительно, вместо того, чтобы сокрушаться рыданиями и отчаиваться, Гермиона сердилась на Шарля. Он лгал! Явно лгал, пытаясь надавить на её чувства! Поэтому он настоял, чтобы роль Клеопатры отдали ей, девушке, у которой на лбу было написано влюбиться в партнёра по сцене!

Её взял гнев. Мистер Поддержка лишь наигранный образ, лик, созданный для доверия и лучшего доступа к информатору!

Разочарование душило, а это не могло не злить Гермиону. С яростью она распахнула дверь своей комнаты, плюхнулась на кровать и раскрыла шкатулку. Сейчас её мыслям необходимо успокоиться и отвлечься.

За добрый час лучики зимнего солнца успели заглянуть в окно и упасть на ладошку, согреть, однако, которую им так и не удалось. Они переместились чуть дальше и утонули в разноцветном стекле витражей, засиявших, будто крылышки нимф. Гермиона приблизила лицо к надписи с руной. От контраста холодной кожи и дыхания тонкое стекло запотело. В медленно появляющемся окошке что-то загорелось. Белый свет вспыхнул звездой. Замерцал.

Сначала она испугалась, резко подскочила и прилипла лопатками к стене. Витраж, обрамленный сияющей магией, переливался. Это означало, что ещё одна разгадка найдена! Права была мерзлячка-Трелони, когда тёрла ладони и дышала на них! Недолго думая, Гермиона поднесла светящееся стёклышко к глазу и с возбуждением ученого осмотрела комнату. Увиденное заставило её вздрогнуть. Но даже тогда она не подозревала, что ожидало её впереди.