— К сожалению, сейчас не сезон мандаринов, но вот вновь прибывшие купцы любезно поделились ими за флаконы снотворного, — бросил он, пряча кожуру в кулаке, — угощайтесь.

Мужчина сказал так осторожно и спокойно, что даже самый испуганный зверек, загнанный в самую темную чащу леса, проникся бы доверием к нему. Тихой поступью она подошла и, на удивление самой себе, искренне и даже радостно улыбнулась, за что и получила в свои ручки заветную сладость.

— Благодарю…

— Как вы?

— Все хорошо… Правда… У меня теперь есть мандаринка, смотрите, — демонстративно она закинула дольку за щечку.

Он покачал головой, выражая «Ох уж эта гриффиндорка», и спрятал свою улыбку в уголках губ.

— Завтра вас разбужу и отведу в храм… Начинается праздник.

— Уже завтра? — удивление говорило о том, что она потеряла счет времени. А ведь за праздником она должна вернуться домой…

Кивнул маг, следивший за эмоциями спутницы. Читал ли он ее эмоции? Да, и без легилименции ему стало понятно, к чему она будет клонить.

— А вы не передумали? — она говорила о возвращении.

— Нет, и не передумаю, мисс. Перестаньте лезть не в свое дело, и… — заметив ее мелькнувший блеск в глазах, с нажимом сказал, — даже не думайте о том, чтобы остаться…

Она выдержала холодный взгляд, который в мгновение ока стал теплеть. Ясно… Поддаваясь якобы неожиданному желанию, Северус заправил выбившуюся за ушко прядь, нежно проведя по скуле. Гермиона обернулась и увидела группу девушек и внимательный взгляд Рахты. Сглотнула.

— Это не моё дело, сэр, но, кажется, они злятся на вас…

Мужчина повернул ее личико к себе и внимательно изучил, словно видел впервые. Румянец залил ее нежные загорелые щечки.

— В первую очередь их бесите вы, — с этими нежно произнесенными словами рука Снейпа спустились на шею, уже успевшую покрыться мурашками, и нырнула в шелковистые волосы. Гермиона не забывала напоминать себе, что они снова нарочито играют свои роли и что этот страстный взгляд исключительно для произведения нужного эффекта.

— Например, ваша красота, — продолжал профессор, накручивая на пальцы ее локон, —завидная вещь… Они прекрасно понимают, почему внимание хозяина приковано только к вам.

Глядя в упор, он поднес прядь к губам и вдохнул сладкий запах волос, которые пахли виноградом. «Подыгрывайте», — гласили темные гипнотизирующие очи, от которых пересохло во рту.

— Какой бы хорошей, — его медовый голос нес соблазн, подобно змею-искусителю, — вы не считали правительницу, те, что сейчас разевают рты, ее шпионки, Гермиона…

Девушка поняла предупреждение и несмело положила ручку поверх его, когда он прикоснулся в поцелуе к ее волосам. Следующими должны быть губы. В предвкушении волшебница замерла. Даже если бы она и захотела отвести взгляд и унять смущение, ускоряющее бубен в ее груди, едва ли бы это удалось. Жрец обхватил девичье запястье и медленно, предоставляя возможность насладиться ожиданием, поднес к своему лицу.

Кисть опалило горячее дыхание. Уровень адреналина в крови значительно повысился, и в агонии, Гермиона замерла. Снейп первым перевел взгляд. Девицы оставили их. Теперь они одни…

— Что ж… Я провожу вас, — фраза стала разочарованием, но она кивнула и быстро отстранилась.

Они направились к спальням. Северус лениво наблюдал за спутницей. Солнце успело украсить бронзой бледную кожу за дни прибывания в жарком климате, но ни экзотические стрелки, ни наряды, ни даже язык не могли скрыть в этой юной деве англичанку. Она разительно отличалась и ростом, и взглядом, и характером от местных женщин. Мужчина отбросил эти странные мысли. Более того, Северусу Снейпу, вечно контролирующему разум, очень сильно не понравилась слабина в своём контроле. Ему не стоит о ней думать. Не следует оценивать и её внешность.

Жрица тоже погрузилась в свои мысли. Тишина обострила слух, обнажила нервы, накрыла вакуумом их тихую поступь. Она требовала нарушить саму себя, настаивала своей интимностью. Но даже самый смелый шаг и самые наглые голоса не осмелились на такое грешное дело. Они как будто сговорились не мешать Гермионе и Северусу совместно молчать. И было в этом беззвучие нечто волшебное и такое нужное.

Мисс Грейнджер, в чьих глаза загорелись неожиданная и одновременно дерзкая идея, ушла к себе и там села на постель, растерянно смотря в одну и ту же точку. Кажется, то, что происходило, не соответствовало ни понятию дружбы, ни любви. Странное сотрудничество… И почему так захотелось подружиться со Снейпом, понять его?

Еще немного поразмышляв, Гермиона ближе к полуночи всё же решилась пойти и поддержать Хатшепсут. Какой бы она ни была: каждый заслуживал уважения, доверия, сострадания и понимания, пока не докажет обратного. Слабо верилось в то, что у женщины преобладает лишь один расчет. Возможно, Гермиона не знала правительницу, мало общалась с ней, не распознала местную ментальность и никогда не мыслила как фараон, несущий ответственность за целое царство, но она прекрасно понимала, как же паршиво обычной женщине, снедаемой пустотой одиночества.

Царица восседала на троне с бесстрастием на лице. Погруженная в свои мысли, она поглаживала пальцем расписной подлокотник. Уголки губ правительницы дрогнули в полуулыбке, когда в зале показалась Гермиона.

По просьбе гриффиндорка присела рядом с троном.

— Как ваше самочувствие? — начала жрица, и, кажется, дрогнули льдинки в уставших глазах Хатшепсут. Она впервые посмотрела на девушку с нежностью, даже с материнской лаской.

— Все в порядке, — хрипловато сообщила фараон, — Жрец рассказал мне о твоих переживаниях… Они того не стоят. Не мотай головой. Я знаю, что напугала тебя, но без тебя, боюсь, не спаслась бы.

Гермиона молчала, рассматривая вышедшую луну меж колонн.

— Дева, перестань переживать. Я здорова, а тот плод, что не родился… Думаю, ваши боги позаботятся о нем без всяких погребальных обрядов, — ее улыбка померкла.

— Позаботятся…

В зале эхом пробежалось слово, будто удар по большому глухому колоколу. Стало тихо, да настолько, что слышалась тоска в дыхании. Невыносимо. Гермиона ночами представляла, как будет говорить успокоительную речь столь великой личности, но сейчас ни единого слова припомнить не могла. Ей самой нужна была успокоительная речь.

Душа девушки требовала действий, она рвалась из грудной клетки, чтобы поддержать женщину хоть как-нибудь. Едва ли ее глаза видели великого фараона сейчас. Перед ней сидела маленькая, обиженная девочка, у которой отняли самое дорогое в жизни и объяснили ей почему так правильно. И эта малышка с гордостью приняла убеждения. «Зачем Хатшепсут самое дорогое, если Египет должен быть на первом месте?» — маячило в голове.

На честь величества, она не пала даже в горе. Но то, что это горе, сомневаться не приходилось.

Без лишних слов легкая Гермионина ручка сжала холодную сухую царскую ладонь. Хатшепсут тяжело вздохнула и кивнула, поражаясь дерзости и великодушию. Она сдержала слезы, как и сама Гермиона. Они подарили улыбки друг другу, какие бывают у раненных зверей, попавших в западню. Уже ничего нельзя было изменить. Всё идет так, как должно.

Неизвестно сколько они просидели так, пока Неферуре не нарушила их немую беседу.

— Мама, идём спать, я не могу без тебя…— пришла она уставшая и робкая, и Хатшепсут тут же заключила ее в объятия, целуя в висок.

Выбрав момент, Гермиона незаметно покинула зал и вернулась в спальню.

***

— Мисс Грейнджер, подъем.

Снейп зашел в её спальню и постарался не смотреть на изгибающееся одеяло, скрывающее женское тело. В силу своего позднего возвращения и дум о том, что теперь все будет хорошо, девушке удалось уснуть только под утро, и поэтому желание спрятаться не встретило препятствий на пути к изоляции. Гермиона гусеницей завернулась в кокон одеяла и недовольно промычала.

— Грейнджер, — намного строже сказал Снейп, — без нас, конечно, не начнут, но лучше не испытывать моё терпение…

Сонная перевернулась на другой бок и пробормотала осипшим голосом: