– И точно так же провалился… Все повторяется. «Песнь поношения», часть вторая. Что будем с ним делать, Оливер?

– Если ты не возражаешь, я, пожалуй, его свяжу, от греха подальше. До нашего отъезда.

Уехали они назавтра после полудня. Собирались с утра, но задержались. Селия загружала ячменем для «полководцев» переметные сумы, выгребла все с кухни, шипя сквозь зубы: «Это нам плата за чистку нужников…»

Хотя ее поведение выглядело не слишком великодушно, Оливер поневоле вынужден был признать, что убивать во сне своих гостей и благодетелей еще менее благородно. Конечно, что взять с сумасшедшего?.. Так пусть учится заново общаться с людьми. Хотя бы и с крестьянами. Те его живо уму-разуму обучат… Он развязал путы из одежды и постели сотворенные, когда «полководцы» были уже оседланы. Хьюг оставался лежать, вытянув руки по швам. Оливер на всякий случай отступил спиной к двери. А ну как старик на самом деле убил слуг и капеллана, на что намекала Селия? Правда, это было бы уже чересчур…

Когда они подъезжали к воротам, старик выбежал во двор. Споткнулся на булыжнике, упал на одно колено и нечленораздельно заскулил.

Селия обернулась и крикнула:

– Ты ждал нас тридцать лет? Теперь жди еще триста!

С этими словами они покинули замок Кархиддин. Но слова эти были не последними, которыми Селия почтила его владельца. Последними были следующие:

– На свете, оказывается, так много сумасшедших, что собственное безумие кажется менее заметным…

Не удалось им перезимовать под кровлей, вдали от ветра и волков, у горящего очага, в тепле… И прекрасно! Там не греться пришлось бы, а гнить! Зато все происшедшее показало, насколько они вдвоем, несмотря ни на что, связаны друг с другом. За считанные месяцы они успели словно бы срастись, чтобы разлучить их, придется резать по живому. Но кто говорит о разлуке…

Кстати, и волки с ветрами были не так уж страшны. То есть волков пока совсем не было видно и слышно – вот лис они заметили, – и ветер в лесу не очень беспокоил. Несколько раз принимался идти дождь, от которого они укрывались в чаще, но быстро прекращался. Снега не было и не предвиделось, впрочем, их об этом предупреждали.

Что там осталось позади? Вылез ли Хьюг Кархиддин из своей берлоги? Дошли ли до замка карательные отряды, или они гонялись вдоль Вала за Козодоем и ему подобными? Какая разница – их это больше не касалось. Был путь без дороги, вечерняя мгла, ночные костры, изморозь на палых листьях поутру, ломящая зубы вода из родников – и безлюдье. Оливер уже потерял счет дням и сомневался, что Селия тоже их считает. Они двигались лесом, и ни следа пребывания других людей – бродяг, солдат, охотников, разбойников – не встретилось.

А потом возникла деревня.

Вот так – ехали-ехали, и вдруг среди деревьев образовался широкий просвет, а в нем – изломы крыш. Они замерли одновременно, придерживая лошадей. Потом тревожно переглянулись, потрясенные и подавленные открывшимся зрелищем.

Соломенные крыши прогнили и по большей части провалились. Кое-где обрушились и стены. В уцелевших, но покосившихся окнах зияли темные провалы. Густой мох поблескивал на бревнах седоватой зеленью.

Деревня была необитаема.

– Вот уж где точно была чума… – пробормотал Оливер. – Не нужно нам ходить туда.

– Не думаю, – отозвалась Селия. – То есть чума – возможно, только очень давно… Но меня другое смущает. Посмотри вокруг.

– Ничего здесь нет вокруг.

– Вот именно. Ничего. Ни намека на возделанную землю. Даже огородов нет.

– Заросло все. Давно ведь, сама говоришь…

– Может быть… А дороги тоже заросли? Или я чего не понимаю, или к любой деревне должна вести хоть одна дорога.

– Ну… не знаю.

– И я не знаю. И есть только один способ все узнать. – Она тронула коня.

– Ничему тебя Кархиддин не научил, – занудливо заявил Оливер, но, видя, что Селия не собирается внимать, двинулся следом, вытягивая из ножен меч, который тоскливо клацнул в тишине. Селия обернулась и сняла с плеча арбалет.

Они медленно выехали на единственную улицу. Деревня была невелика – десятка два домов разной величины и на разных стадиях разрушения. Хотя они еще не решились спрятать оружие, похоже было, что, кроме лис, барсуков и сов, они никого здесь не встретят.

– Если здесь была чума, – проговорила Селия, – то где кладбище?

– Кладбище должно быть в любом случае. Но я его не вижу.

– И что?

– Может, они никак не метили могилы. А может, как в Карнионе, не хоронили мертвецов, а сжигали… И еще одна странность. Я проехал много деревень, и если там имелась площадь, то непременно посреди селения. А здесь…

Селия посмотрела туда, куда он указывал. На противоположном конце деревни, обращенном к северу, виднелось свободное пространство в виде правильного четырехугольника, настолько в свое время плотно утоптанного, что до сих пор лесная растительность не делала попыток поглотить его.

Селия спешилась и заглянула в один из домов, ступая по сгнившим доскам отвалившейся двери. Там ее встретили голые стены, стол и скамьи, медленно превращавшиеся в труху. То же она увидела и в других домах.

– А что, если это не деревня была? – спросила она.

Оливер ответил недоумевающим взглядом. Она пояснила свою мысль:

– Ну, что-то вроде монашеской общины. Отшельники, от мира удалившиеся… Это бы многое объяснило.

– Монахи без церкви?

– Может, еретики…

– Пожалуй. Вон дом один получше сохранился. Пойдем посмотрим.

Дом и в самом деле выглядел прочнее – хотя и не больше других. Крыт он был изначально не соломой, а дранкой.

Они вошли, распахнули скрипящую дверь. И без того уже смеркалось, а единственное окно в комнате, где они оказались, прорубленное вдобавок непропорционально высоко, было затянуто паутиной. И все же Оливеру сразу бросился в глаза нарисованный на некогда белой оштукатуренной стене знак Четырех Врат.

Из обстановки в комнате имелся голый обшарпанный стол, тяжелый, основательный. А на столе…

– Смотри! – прошептал он.

– Ну и что такого? – Селия рассматривала рисунок на стене. – Обычный гадательный шар. У Найтли был такой же.

– В том-то и дело, что не обычный…

Селия с неохотой обернулась и взглянула на шар. И тут же нахмурилась. Грани хрусталя не блестели и не играли вовсе не потому, что были покрыты пылью. Хрусталь помутнел изнутри, и помутнел неровно, точно твердую субстанцию взбаламутил какой-то грязный смерч. Селия протянула к шару руку, но не успела коснуться его. Оливеру вдруг показалось, будто мутная взвесь внутри шара колышется.

– Осторожно! – крикнул он.

И не то сам по себе, не то от звука голоса шар вдруг взорвался, словно был не из хрусталя, а из тончайшего стекла. Селия, чертыхаясь, шарахнулась в сторону, загораживая лицо от вихря разлетевшихся осколков. Потом выпрямилась и стала стряхивать их с одежды. Оливер, напротив, опустился на колени, изучая осколки, сыпавшиеся на пол. Они были мелкие, словно истолченные ступкой. От кучки стеклянной крупы его взгляд передвинулся в сторону.

– Странный человек жил здесь, – проворчала Селия.

– Более странный, чем ты думаешь.

В отличие от знака Четырех Врат, начертанного на самом виду, тот значок, что был накорябан над полом, в полумраке можно было заметить, только низко наклонившись. Да и то человек, никогда прежде его не встречавший, скорее всего, не обратил бы внимания или принял бы за раздавленного паука.

Оливер указал на него Селии:

– Видишь? Это еще один языческий символ. Знак Освобожденной Скверны. Иначе – знак Отравленного Огня. Он очень редко встречается. Считалось, что он концентрирует… притягивает к себе зло. Поэтому он мог навлечь несчастье не только на того, против кого зло хотели обратить, но и на того, кто его начертал.

– А бывший хозяин дома нарисовал его, похоже, у себя сам. И странно-то как…

Селия села на пол рядом со знаком, вперилась взглядом – нет, не в эту стену, в противоположную.

– Обрати внимание. Прямо у меня перед глазами окно. Оно выходит на восток. Когда встает солнце, его лучи должны падать под углом – прямо сюда.