Он опасался назвать причину.

Что может быть страшнее потери того, кто еще даже не был твоим, но кому сам принадлежал всем сердцем? Как объяснить глупой душе, что его нет?

От невыносимой боли у Ивисон немели пальцы, она не чувствовала ни солнечного тепла, ни ветра, и если бы разразилась буря, не заметила бы дождя.

Внутри нее разрасталась пустота, пожиравшая все воспоминания, все мечты. Она стирала память об улыбке, о звуке голоса, она уничтожала надежды на объятие, на общий дом, на прогулки вечерами.

Ивисон не могла даже плакать от боли, что сжала ее сердце. Одно лишь желание у нее осталось — дождаться возвращения Лайли, узнать, что случилось.

Смыслом жизни стало это ожидание.

***

Истинная любовь не заканчивается, если кто-то из влюбленных ушел из жизни. Она живет призраком, памятью, теплом и печалью, нежностью и болью.

Иногда — только болью.

***

Свинцово-серые тучи, тяжелые и наполненные снегом, висели низко над горизонтом, не желая двигаться, точно размышляли, просыпаться ли здесь и сейчас или немного подождать. Опавшая листва, темная и мокрая, покрывала землю, голые ветви деревьев трепал ветер, точно желал и их оборвать вслед за листьями. Студеный воздух был кристально прозрачен.

— Что здесь случилось? — почти испуганно произнесла Лаон. — О! Все же мы на Летинайте!

— Речь вернулась! — радостно подхватили Алети и Миэки. — Мы снова можем говорить!

— Почему так холодно? Почему осыпались листья? — Марафел огляделся. — Отчего такая тишина, и птичьих трелей не слышно?

— Поздняя осень, — Ниа Бейби Нак сказал это мягко, но его голос заставил всех обернуться.

— Всего лишь осень, — Каталин со вздохом подняла последний еще яркий лист с жухлой травы. — А мы уже успели испугаться. Мы так задержались в пути.

— Мэрмаонин, — белый конь переступил с ноги на ногу. — Месяц, когда осень засыпает на ладонях зимы.

— Это и есть ваш мир? — Айкен привлекла всеобщее внимание.

— Да, это Летинайт. Мы в саду Бейби Нака, — отозвался Ниа Бейби Нак. — Дитя чужого мира, ты чувствуешь неловкость?

Айкен не успела ответить.

— Слишком холодно, — вздохнула Лайли. — Надо скорее отправляться в дом, к теплому камину, — она очень устала. Открыть портала, пусть и с помощью силы Ниа Бейби Нака, оказалось непросто. Лайли чувствовала, что вот-вот упадет прямо на прелую листву и вряд ли сумеет снова подняться.

Марафел украдкой взглянул на нее и тут же обнял, испугавшись ее бледности.

— Я ждал вас намного раньше, — голос Нака, появившегося в волне тумана, был радостен и печален одновременно. — Все вы вернулись иными, более взрослыми, с печалью в сердцах. Один из вас не вернулся вовсе.

Они молча переглянулись. Гибель Тимони казалась чудовищной ошибкой, которую Нак будто бы мог исправить.

— Слишком холодно, — продолжал тот. — Вам пора согреться у камина, взять в ладони по чашке чая.

В ту же секунду Лайли и Марафел, Каталин и Айкен оказались в гостиной, где их ждали мягкие кресла и изящный столик, где застыли чашки с горячим чаем и блюдо со всевозможными печеньями. Кони же переместились в конюшню — большую и светлую, теплую и полную любопытствующих.

Нак появился на ковре у большого камина, черный, как сама ночь.

— Никто не должен знать, где вы были и что видели. Мне не под силу унять горечь потери, только время будет врачевать эту рану. Сожалею, что не смог предположить такого исхода, и все же… — он замолчал, продолжив лишь через несколько минут. — Тимони ушел из жизни, потому что оставался на пути Света. Главный выбор он сделал верно, — Нак печально качнул головой. — Милая чужеземка, думаю, ты не должна открывать, откуда появилась на Летинайте. И в то же время я не вправе брать с тебя обещание, что ты так-таки никому и не расскажешь. Скорее всего, вмешается любовь, а где это светлое чувство — там и откровенность. Полагаю, ты сумеешь разумно распорядиться своими знаниями и не станешь искать в нашем мире того, чего здесь нет и не было никогда.

— Смогу ли я полюбить кого-то кроме Тимони? — Айкен отвела взгляд.

— Сможешь, — без сомнения ответил Нак. — Не он ли говорил, что чувство твое — не истинное? — он внимательно посмотрел на Айкен. — Как только начнешь забывать темную сторону собственного мира, и чувство схлынет.

— А если я не хочу, чтобы это случилось? — Айкен вытерла выступившие слезы. — Не хочу предавать его память.

— В чем тут предательство? Тимони хотел, чтобы ты здесь стала счастливой, а что за счастье без любви? — Нак поднялся. — Ты поймешь. Ты любишь его, вижу, но это — не та любовь. Он был тебе другом, старшим братом, и эти чувства сплетены из того и другого. Но так не любят того, с кем делят жизнь. Скоро ты почувствуешь это и сама.

— Не надо заглядывать в будущее, — Каталин строго взглянула на Нака. — Это не приводит к добру. Цена предсказанной судьбы слишком высока.

— Вы изменили жизнь целого мира, вот какова была эта цена, — кивнул Нак. — Забудь, что есть это ужасное слово! Цена! Я слишком многое узнал, пока вы были в том мире.

— Ты был с нами? — спросила Лайли. — Видел и слышал то, что происходило с нами?

— Я видел ваши сны, — он вздохнул. — Не в силах прийти на помощь, ободрить, дотянуться до вас. Знаешь ведь, сила магии не безгранична, она имеет свой предел, преступить который никто не может.

— Станем ли мы прежними? — Марафел поднял голову от чашки чая, в которой бесцельно болтал ложечкой.

— А нужно ли тебе это? — Нак покачал головой. — Вы вернулись взрослыми, а уходили детьми. Неужели ты хочешь стать ребенком снова? Вычеркнуть из жизни то, что вам пришлось пережить — слишком жестокий ход.

— Хочу забыть, что чувствовал тогда, — Марафел взглянул на Лайли. — Хочу забыть об этом!

— Ты не так слаб, как думаешь, — Нак отвернулся к огню.

На долгое время установилось молчание. Наконец он заговорил снова.

— Тимони был связан с девушкой по имени Ивисон. Она ждала его, и если бы он вернулся, открыла бы ему свое сердце. Тимони не придет к ней и никогда не обнимет ее. Рана не затянется, сколько бы времени ни прошло. Ивисон ждет, она, как и все вы, имеет право на счастье, но не сможет его достигнуть. Возможно, ты единственный, кто поймет ее в полной мере, Марафел. Ты — переживший это, знающий такую же боль. Хочешь забыть об этом? Вычеркнуть часть самого себя?

— Ивисон?! — Каталин закрыла лицо руками. — Бедная девочка! Как же она будет жить теперь?

— Как будто ее лишили сердца, — отозвался Марафел, хотя Каталин и не обращалась к нему.

Снова комната погрузилась в тишину.

За окнами медленно полз туман, сумеречно-лиловый, полный невыразимого очарования и отчего-то тоски. Он нес воспоминания, шептал о несбывшихся надеждах, задевал тайные струны души. Когда исчез Нак, никто не заметил.

Огонь в камине прогорел, оставив после себя рубиновую россыпь углей…

***

Утренний туман едва касался лица Марафела. Только-только рассвело, в саду было холодно и сумеречно.

Марафел пришел к замолчавшему перед зимними холодами фонтану еще в ночном мраке, когда далекие звезды смотрели с небес. Прохлада осени уже давно заставила его дрожать, но идти в дом он не хотел, боясь столкнуться там с кем-нибудь, кто захочет поговорить с ним.

Произошло столько всего. Он не хотел обсуждать, мечтая обрести вновь гармонию и спокойствие, покинувшие его в тот миг, когда глаза Тимони закрылись навсегда.

Марафел поправил плащ в тщетной надежде, что от неловкого движения станет теплее, ссутулился и вздохнул. Чаша фонтана была еще полна воды, несколько листьев печально покачивались на водной глади.

— Совсем замерз, — спокойный голос Лайли разбил утреннюю тишину. Она опустила ладони на плечи Марафелу.

— Доброе утро, — отозвался он, чувствуя, как от ее пальцев бежит волна почти обжигающего тепла. В душе тоже всколыхнулись волны жаркого чувства, захотелось навсегда замереть, лишь бы Лайли осталась рядом, окружая его запахом сухих трав.