— Я журналистка, мы с группой снимали репортаж. Нас захватили два дня назад в плен, — ворвался голос Роуз в поток его мыслей. Хакс медленно к ней обернулся. Сейчас он глянул на неё внимательней. Она устала, истощена. Но всё так же горит за своё дело.

— Где остальная часть группы?

— Их расстреляли. Меня оставили только потому, что я женщина.

Хакс напрягся и перевёл взгляд на рядового, но он помотал головой. Значит, её не тронули. Но пытались. Он снова столкнулся взглядом с Роуз, буквально читая в её глазах «не смей меня жалеть, сукин сын, я ещё жива». Еле подавив улыбку, Хакс снова обратился к беженцам.

— Завтра здесь будет шумно. Я приставлю к вам охрану. А вечером мы отправим вас домой, в штаты. Сейчас вас проводят в душ, а потом поспите. Мисс Тико, задержитесь.

Дэмерон кивнул и поднялся со стула, уходя обратно в жилую часть. Хакс подождал, пока он скроется, и обратился к рядовому.

— Глаз с него не спускать. Свободны.

Оба солдата отдали честь и покинули комнату. Они остались с Роуз вдвоём.

— А ты стал лучше читать людей, — она закинула ногу на ногу. В этом движении чувствовалась привычка. Возможно, там, на граджанке, она ходит не в драных штанах и рубашке, а носит юбки. И тогда это движение смотрится секуальным. Но сейчас в нём было только желание защититься.

— Работа обязывает.

— Раз ты здесь главный, поведаю секрет. Дэмерон перевозит наркоту, мой коллега ведёт расследование по его картелю.

Хакс кивнул. Интуиция не подвела.

— А ты как его узнала?

— Работа обязывает, — снова ухмыльнулась Роуз. — Что хотел обсудить?

Он и сам не знает. Впервые за долгое время Хакс встретил кого-то из прошлой, довоенной жизни. Кого-то, к кому испытывает глубокое уважение. Каким-то образом уже тогда, будучи мелкой девчонкой, она знала правду жизни и швырнула её ему в лицо, только он не прислушался. И вот теперь они здесь, в пустыне на краю мира, где утром развернётся ад.

— Как ты? — наконец спросил он. Одна бровь Роуз удивлённо взлетела вверх.

— Сейчас? Или вообще?

— И то, и другое.

Она замолчала, изучая взглядом поверхность стола, что разделяла их. Её глаза немного увлажнились, но Роуз сморгнула слёзы и прямо посмотрела на него.

— Сейчас я бы хотела в душ, чувствую себя грязной. А вообще не плохо. Сестра устроилась на радио, а я подалась в журналистику. И вот где оказалась.

Она обвела рукой помещение.

— Ты же была против войны?

— Я и сейчас против. Но кто-то должен рассказывать, что происходит за пределами их уютного мирка. А мне…

Внезапно она сжала руку в кулак и всё-таки заплакала. Хакс смотрел, как горькие слезы текут по её грязным щекам, как она пытается взять себя в руки, но у неё не получается. То самое, живое внутри него, заёрзало, обкалывая внутренности иглами. Она единственная женщина в их лагере, журналистка, которая поехала на войну. Она не тот человек, кто сделает такой выбор от хорошей жизни. Хакс поднялся, обошёл стол и подвинул к ней соседний стул. Он сел рядом, уткнувшись своими коленями в её, и положил обе руки на её трясущиеся плечи.

— Что случилось? — с годами он научился управлять голосом, и теперь в нём было то, что он хотел выразить: мягкость. Роуз подняла на него удивлённые глаза, и слегка улыбнулась. Видимо, оценила перемены.

— У меня был жених, военный репортёр. Его звали Финн. Он погиб два года назад, и я заняла его место.

Она говорила спокойно, слезы уже начали угасать, и она обхватила рукой его предплечье. Хакс удивлённо посмотрел на её тонкие маленькие пальцы поверх своей формы. Роуз хрупкая. И она здесь. Боже, как её спасти?

— Давай я провожу тебя в душевые.

Она кивнула, и они поднялись со стульев. Хакс положил руку ей на плечо, слегка приобнимая. Роуз её не скидывала.

Они молча дошли до склада, где Армитаж взял для неё сменную одежду, простой комбинезон, и средства для мытья. А потом караулил около входа в душевые, пока она мылась. Он слышал, как она снова плакала, надеясь, что шум воды перекроет звук. Едва Роуз показалась на пороге, чистая и с мокрыми волосами, он шагнул к ней.

— Давай сегодня ты переночуешь у меня в казарме. Так будет безопасней.

Она снова кивнула, и они пошли по небольшой улице между зданий. Всё вокруг освещала луна, чей диск уже переполз на самую середину небосвода. Роуз шла чуть впереди, и Арми видел, как у неё подрагивают плечи. Его отряд спал, так что они, никем не замеченные, проскользнули в отдельную комнату, которую выделили для Хакса.

— Вот, это чистое бельё, я не успел застелить кровать, — он протянул ей белые простыни, и она приняла их, глядя на узкую постель в углу комнаты.

— И как мы тут поместимся?

Что? Мы? Жар окатил низ живота и перед глазами, на секунду, всё побелело. Предлагая ей ночёвку, он думал уйти к своей команде. Не стоит женщине спать в одной комнате с толпой мужчин, которые за последние несколько месяцев противоположный пол видели только на картинках. Но Роуз сказала «мы». То есть, она и он. Здесь.

— Я…

Договорить он не успел, она обернулась, откинув бельё на кровать и шагнула к нему, крепко сжимая в объятиях. Руки сами собой обвили её тело. Тёплая, дрожащая, хнычущая ему в плечо. Почему из всех она доверилась ему? Потому, что знает его? Почему сказала «мы»? Он может её обнимать? Имеет право? Почему так тепло? Что с ним происходит…

— Мне страшно. Ты сказал, завтра будет шумно. Будет операция, да? Мы умрём?

— Нет, я приставлю к тебе охрану. И дам оружие. И всё, что тебе понадобится. Ты не умрёшь и завтра вечером будешь сидеть в самолёте по пути домой. Через два дня окажешься в Нью-Йорке, сходишь в парк, покормишь уток. Сестру навестишь. Будешь писать новые статьи, ещё круче, чем раньше…

Что за бред он несёт?

Роуз засмеялась и откинула голову, не размыкая рук.

— Ты стал гораздо лучше, Армитаж. Более человечным.

В свете луны, который лился из небольшого окошка, она была красивой. Очень. Только это могло объяснить его внезапное желание её поцеловать. Но у Роуз мёртвый жених, её домогались, они на войне. Если он сделает это, то сломает то доверие, которое она ему оказала.

— Тебе надо поспать. Завтра будет трудный день, — приложив всю свою силу воли, Хакс разомкнул объятия, легонько подталкивая её к кровати. Место, где было тёплое тело Роуз, обожгло холодом. Живое внутри него заскребло ногтями по сердцу.

Она послушно сделала шаг от него, продолжая смотреть прямо в глаза. Между ними будто натянулись нити, которые не давали разойтись дальше. Черные омуты её взгляда прожигали, затягивали, мокрая кожа блестела в свете луны. Влажные волосы облепили край её лица, там, где она прижималась к его плечу. Очень красивая. Собственная рука дрогнула, в надежде дотянуться до неё, но Хакс сдержал порыв.

— Останься со мной на ночь. Я могу поспать на полу, тебе ведь надо выспаться. Мне страшно одной, — голос Роуз был тихим и слегка хриплым. Она просила его словами, взглядом, телом. Тянулась к нему всем своим существом. И Хакс тянулся к ней в ответ.

— Хорошо, только ты ляжешь на кровать. У меня есть спальник.

Он шагнул в сторону к своим вещам, а Роуз принялась стелить бельё. И хоть они не смотрели друг на друга, чувство присутствия было невероятным. Она легла под тонкую простыню, не снимая комбинезона, и смотрела на него, пока Хакс раскладывал свой спальник рядом с кроватью. Руки подрагивали, живое бесновалось, требуя вернуть на место тепло и покой, которые накрыли его во время объятий. Когда Арми растянулся на полу, он посмотрел на ножки кровати. До утра, надо дождаться утра. Взойдёт солнце, и лунный свет перестанет делать Роуз такой красивой в его глазах. Он возьмёт в руки оружие и поведёт своих бойцов в бой, умирать за Родину. Если он умрёт, она придёт на его могилу?..

Внезапно Роуз поднялась в постели и сползла к нему на пол, кутаясь в простынь.

— Ты чего…

Она подползла к нему вплотную и уткнулась своим лбом в его. Они дышали друг другу в губы, тепло мягкой волной накрывало всё пространство вокруг них. Глаза Роуз блестели, когда она смотрела на него.