Попав в Фэйрфакс, я познала искусство наблюдения за людьми. Нельзя смотреть пристально. В подобном месте велик риск быть пойманным. Необходимо украдкой поглядывать на человека — этого достаточно для меня, чтобы создать историю о нем.

Касательно этого мужчины, я представляю себе силу. Контроль.

Опираясь локтями о стойку, он наклонился поближе к медсестре! Она новенькая. Только на прошлой неделе завершила стажировку. То, как она смотрит на него… с полной уверенностью могу сказать, что она бы отдала все, лишь бы он продолжал разговаривать с ней.

Мужчина что-то говорит, и она качает головой. Я пытаюсь читать по губам, но девушка говорит слишком быстро.

Затем он одаривает медсестру улыбкой.

Улыбкой, от которой поглупеет даже самая умная женщина.

Медсестра вздыхает и расслабляет плечи. Она оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что никто не смотрит, а затем наклоняется к нему и указывает на меня.

Мужчина смотрит в мою сторону. Напряженный взгляд. Сильный. Властный.

Оттолкнувшись от стойки, он входит в комнату отдыха. У него очень уверенная походка, каждый шаг он делает с полным осознанием, что заслужил и заработал его. Его подбородок приподнят, а взгляд устремлен прямо на меня. У меня начинают дрожать руки. Чувствую, как кровь устремляется от кончиков пальцев рук к пальцам ног.

Сердце начинает бешено стучать.

Тук.

Тук.

Тук.

Каждый удар сердца сильнее предыдущего. Нисколько не сомневаюсь, что все в комнате слышат мое сердцебиение. Когда мужчина подходит прямо к моему столу, я сильнее прижимаю к себе Эвелин. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, и клянусь, что чувствую укол в самое сердце.

— Можно я присяду, Виктория?

Откуда он знает мое имя? Я в бешенстве, отчаянно желаю знать, что происходит. Кто-то решил разыграть меня? Я оглядываю комнату, ожидая, что в один из докторов выпрыгнет из укрытия и скажет мне, что это всего лишь проверка.

Когда я не отвечаю, мужчина вопросительно выгибает бровь и садится напротив меня. Он кладет руки на стол, скрестив пальцы. Они большие, грубые, с мозолями и обрезанными под корень ногтями. Мой желудок переворачивается, потому что я вспоминаю эти руки на мне прошлой ночью. Не Уэса. Его.

Мы сидим в тишине, но что именно я должна сказать? Не так-то легко начать разговор с незнакомцем.

Он тяжелым взглядом смотрит на Эвелин. Взгляд перемещается с моей дочери на меня. Я прижимаю Эвелин так, что ее голова оказывается на моей груди и нежно поглаживаю ее по спинке.

— Извините, мы знакомы? — мой голос звучит твердо, но доброжелательно.

Он покачивает головой и смотрит на меня из-под ресниц.

— Я Синклэр.

Я безучастно смотрю на него. Думаю, он ожидает, что я его узнаю. Но нет. Я никогда не встречалась с ним. Не считая прошлой ночи.

— Синклэр Монтгомери, — представляется он.

Все еще ничего. Все, что я делаю — пожимаю плечами. Он закрывает глаза и поджимает губы. Я не знаю его, но его боль очевидна. Хотелось бы помочь ему. Но как? Я себе-то едва могу помочь.

— Ты не помнишь меня, — резко говорит он.

В голосе не чувствуется боли или злости, но в глазах отражается море эмоций. Слишком много для меня.

— А должна?

Уголки его губ опускаются в грустной улыбке.

— Должна.

Это безумие, сидеть рядом с тем, кто смотрит на тебя глазами, в которых играют тысячи воспоминаний. Воспоминаний, которые ты не можешь восстановить, но так хочешь.

Безумно и ужасающе.

— Ваше имя не кажется мне знакомым, — тихо отвечаю я. Словно язык распух во рту, и все, что я произношу, звучит жалко.

Синклэр.

Его зовут Синклэр.

Его темной внешности и напряженным глазам, больше подходит имя на букву Т. Он улыбается мне, улыбка расплывается по всему лицу, словно он знает, о чем я думаю.

— Я знаю, что ты не помнишь меня. Вот почему я здесь, — говорит он, — нам нужно многое наверстать.

Все выглядит таким… невероятным. Я сильнее прижимаю к себе Эвелин.

— Вы врете мне? — шепчу я.

Он наклоняется ко мне.

— С тех пор, как мы познакомились, я ни разу тебе не солгал, — свирепо говорит он.

— И как давно мы знакомы?

Он сглатывает, и я смотрю как дергается его кадык.

— Два с половиной года.

Мои сомнения отражаются в моем взгляде.

Синклэр вздыхает.

— Я знаю, что ты не веришь мне.

— Вы правы, — признаю я, — не верю. Я живу тут три года. Нет ни малейшей возможности, что мы познакомились.

Синклэр хмурится. Его глаза быстро оглядывают комнату и возвращаются ко мне.

— Три года? Ты здесь не три года.

Я открываю рот. Я готова отстаивать свою правду. Мне лучше чем кому-либо другому знать, как долго я здесь. Но, копаясь в воспоминаниях о Фэйрфаксе, я возвращаюсь к самому началу и ничего не нахожу. Все это случилось в… 2011?

Меня охватывает отчаяние. Какой смысл иметь память, если она не работает на тебя? Я закрываю глаза и потираю висок. Когда я наконец-то снова смотрю на Синклэра, выражение его лица несколько смягчилось, словно он понимает, как тяжело мне это все дается.

— Ты здесь всего шесть месяцев.

Мне так хочется оспорить его слова. Хочется привести факты, но я не могу. Три года. Я провела тут три года и, если мы такие хорошие друзья, то почему он не пришел раньше? Озвучиваю ему свой вопрос.

— С тех пор как ты здесь, я пытался навестить тебя каждый день. Каждый раз меня не пускали.

— С чего вы решили, что я вам поверю?

— Спроси у любой из медсестер. Проверь списки посетителей за вчера, позавчера, за день до этого. Ты увидишь что в них ежедневно появляется мое имя.

Я громко сглатываю.

Никто не говорил мне о его визитах. Чувствую, как ярость растет в груди. Разве не мне решать, с кем мне видеться, а с кем нет?

— Я клянусь тебе, что не обманываю.

Прежде чем я успеваю хоть что-то ответить, он говорит.

— Ты помнишь хоть что-нибудь из случившегося?

Я хмурюсь.

— О чем вы говорите?

— Твое прошлое. — резко говорит он, — Ты помнишь?

Он терпеливо ждет моего ответа. Мой пульс начинает частить.

— Нет.

— А я помню, — его голос становится угрюмым, — И я могу помочь тебе… если ты позволишь.

Его предложение опасно, но такое пленительно. У меня нет доказательств, но я верю, что он знает мое прошлое. Он — его часть.

Я смотрю вниз на стол. Толстый слой пыли покрывает столешницу. Я пишу свое имя большими буквами.

ВИКТОРИЯ.

ВИКТОРИЯ.

ВИКТОРИЯ.

Я ничего не вижу. Просто выстроенные в ряд буквы. Этот мужчина утверждает, что знает меня, и мне нечем ему возразить.

— С чего вы взяли, что я поверю вам?

— Ты и моя сестра были лучшими подругами.

— Были?

Он кивает и мнется.

— До того, как все произошло.

Когда эти слова слетают с его губ, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не перегнуться через стол и не схватить его за воротник рубашки, требуя все мне рассказать.

Вместо этого я просто говорю:

— Почему она не навещает меня?

— Она приходила поначалу, но ее, как и меня, не пускали.

Сколько именно людей не пустили ко мне? Есть список? Его составил Уэс или моя мать? Или может это дело рук докторов?

— Почему ее не пускали ко мне?

Он одаривает меня утомленной улыбкой.

— Потому что это она тебя сюда поместила.

О дне прибытия в Фэйрфакс, я помню лишь то, как захлопнула дверцу машины, и, как заслонила глаза рукой от солнца, глядя на здание. Помню, как вытащила Эвелин с детского кресла в машине. Помню, как подписывала бумаги на стойке у администратора и думала про себя, что в отличии от остальных здесь находящихся, я прибыла сюда не лечиться, а просто отдохнуть.

Ни разу я не вспоминала с кем я сюда приехала.

Синклэр выглядит так, словно хочет что-то сказать. Он открывает и закрывает рот. В его глазах я вижу воспоминания. Эти воспоминания я?

— Виктория! Что ты здесь делаешь?