А потом…

Голова Кена рухнула на земляной пол со стуком и болью. Он яростно заморгал, его тошнило, а конечности дрожали, словно он вынырнул из холодного зимнего моря, лишенный сил. Он стиснул зубы, и вой прекратился, доказывая, что источником было его саднящее горло.

Это был его старый друг, сон про бег. Он был ярким, но теперь ощущалось, словно кто-то вырвал лес и папоротники из его мозга, оставив обрывки.

По его шее бегали пауки с ледяными лапками. Баку. Пожиратель снов.

— Хераи-сан.

— Вставай. Мы вернемся в Хераи-мура, — мужчина пошел прочь сквозь банду вонючих потных мужчин, их провожали тяжелые взгляды.

Хозяин стукнул кружкой по стойке, и Кен поднялся с пола. Голова кружилась, он стиснул зубы от боли в ребрах.

— Хераи-сан, — позвал Кен с хрипом в голосе, который гудел в его голове как злая оса. Он спотыкался, следуя за мужчиной.

— Да, — Хераи не обернулся и не замер.

— Погодите.

Мужчина остановился перед хижиной, где почти не было соломы на крыше. На ступеньках сидела девочка, грызла кусочек сушеной скумбрии. Девочка посмотрела на мужчину огромными глазами. Они переглянулись. Мужчина потянулся к боку, словно искал уверенности у того, что ему сильно не хватало. Меч? Пистолет? Хераи-сан был офицером Квантунской армии, пережил эвакуацию из Маньчжоу. Кен отпрянул на шаг, вдруг поняв, что мужчина был невероятно сильным, но его добыча сунула другую руку в карман и повернулась. Хмурясь.

— Не здесь, Вестник, — его тон был смиренным.

— Ваше имя в моем свитке, сэр.

— Да, — сказал Хераи-сан. — Но сначала я тебе кое-что покажу. Идем со мной в Хераи-мура. А потом я вернусь с тобой в Токио… если все еще будешь настаивать.

* * *

Кену едва хватило энергии придать им облик иностранных солдат, чтобы они доехали на поезде до Саннохэ, ближайшей остановки к Хераи-мура. Он выбрался из поезда, убрал иллюзию солдата, раздражаясь из-за отказа Хераи-сана объяснять происходящее и дрожи в ногах. Он помахал одному из уличных детей, которые бегали у станции и играли.

Кен протянул один из ценных шоколадных батончиков.

Мальчик моргнул.

— Что это?

— Ты еще не видел американский шоколад?

Ответом были шмыганье и мотание головой. Мальчик подпрыгивал на носочках, желая вернуться к игре.

— Солдаты США сюда не приходят, — сказал Хераи-сан.

Кен порвал обертку и отломил кусочек.

— Попробуй.

Мальчик сморщил нос, пока жевал, но растерянное выражение сменилось радостной улыбкой.

— Сладкое!

— Принеси эту флягу, полную воды, и пару рисовых шариков, и я отдам остальное, — мальчик кивнул и побежал по улице с торговыми лотками.

Хераи-сан вздохнул и скрестил руки.

— До Хераи-мура больше четырех ри. Я не могу идти столько без еды, — тихо сказал Кен.

Хераи-сан вдохнул сквозь зубы. Они устроились по разным концам бетонной скамьи, напряженные и официальные.

— Вы съели мой сон, — сказал Кен. — Он пропал навеки?

— Нет, — сказал Хераи-сан после паузы.

— Вы смогли бы так сделать с Тоджо-сама?

Хераи-сан удивленно взглянул на него. А вот и реакция.

— Схватка закончится смертью. Твоя сестра говорит, ты мог устать от смерти.

Бен-чан говорила с баку?

— Я не могу скрываться вечно, как делают Восьмерное зеркало. Или я приведу вас к Тоджо-сама, или вовсе не вернусь.

— Кавано-сама глупо позволяет Тоджо-сама управлять Советом.

— Редкие готовы рискнуть разозлить Тоджо-сама, выразив недовольство. Особенно теперь, когда МакАртур у него в кармане.

— Тоджо много говорит. Скрытые манипуляции Кавано и Снежной женщины куда опаснее, — Хераи-сан встал. — Я не буду больше задерживаться.

Мальчик прибежал, вода плескалась во фляге, несколько шариков риса с маринованной сливой были в мешке-сетке. Кен отдал обещанный шоколад и монетку. Они оставили мальчика, окруженного друзьями. Дети радостно болтали, как сойки. Один из мальчиков с сияющими глазами и шоколадом, размазанным у рта, улыбнулся им, показывая отсутствие некоторых зубов, и помахал.

Дорога была длинной, грязной и ужасно тихой. Гудели цикады, комары пищали, летя к ним от длинных луж вдоль тропы. Рощи деревьев — некоторые скрывали маленькие деревянные храмы Инари-сама, богини риса — мало спасали от палящего солнца. Ребра Кена болели от каждого вдоха, но Хераи-сан шагал как решительный солдат. Наконец, стало видно деревянную табличку с кандзи «Хераи» и соседнюю деревню Нозава.

Вечер стал прохладнее часы назад. Бледный полумесяц луны выглядывал из-за деревьев над холмами, скрывающими небольшое скопление домов. Дым поднимался от костров поваров, как пальцы, царапающие небо. Кен поежился, когда они пошли вдоль ряда мерцающих каменных фонарей, а потом к долине за гостевым домом, где было два холмика, покрытых травой, оставленных с христианском стиле.

Хераи-сан опустился перед большим холмом, прижал ладони к траве.

Кен издал потрясенный смешок.

— Вы воспринимаете потворство американцам слишком сильно, сэр. Никто тут не оценит ваше поклонение их христианскому богу.

— Молчи.

— С радостью. Но вам нужно не только сидеть на траве, чтобы убедить меня не тащить вас в Токио.

Хераи-сан игнорировал его.

Хватит. Пожиратель снов или нет, он зря тратил время. Он отчаянно хотел выбраться из темного периода в жизни, но Хераи был безумен. Конечно, Тоджо-сама заказал его доставку — или смерть. Он устал, был голоден и хотел, чтобы все это закончилось.

— Идем, — Кен вытащил длинную веревку из сумки. Он сделал петлю на конце. Пока баку его не трогает…

Хераи-сан отклонился на пятнах, сжал голову руками. Когда он поднял голову, слезы блестели на его щеках.

— Я думал увидеть ее в последний раз, но я не могу это вынести. Сны — единственное утешение и боль, — он прижал кулаки к вискам, ноги дрожали, словно едва держали его вес.

Кен заставил веревку пропасть и встал за Хераи. Он поднял руку с петлей, и Хераи быстро потянулся назад и сжал запястье Кена. Мир замерцал, посерел, и Кен отдернулся, пока поток не унес его душу. Контакт был разорван, они смотрели друг на друга, грудь у обоих вздымалась, веревка выпала на землю из дрожащих пальцев Кена. От гнева голова гудела, он стиснул зубы.

Хераи скривился.

— Ты не готов. Бен-чан ошибается. Ты — все еще слуга Совета.

Кен сжал в кулак воротник мужчины.

— Как это связано с Бен-чан? — боль от ушибов и презрение к себе, которое он испытывал с пробуждения рядом с Томоэ-чан пару дней назад, кипели в его крови. — Если вы подвергли ее опасности, я убью вас на месте! — ткань впивалась в шею мужчины. Его глаза выпучились, но он не поднял руку. Смотрел на Кена печальными уставшими глазами. Кен отпустил потрепанный воротник, фыркнув с отвращением.

Хераи-сан сжался в позе зародыша, прижался лицом к траве. Его мрачное поведение скрывало отчаяние. Плечи Хераи-сана дрожали от тихих всхлипов.

То, что заставило Тоджо-сама записать имя этого мужчины в свитке Вестника, было глубже и больнее, чем Кен мог представить. Что могло так сломить баку? Хераи-сан оттолкнулся и сел, согнулся над коленями.

— Сэр?

— Я устал, — сказал Хераи-сан траве. — Очень устал. Долгие годы затуманили мне разум. Я не могу придумать ничего другого, кроме как передать бремя другому.

— Загадки, — Кен стряхнул траву с колен. Баку не выглядел опасно, пока сжимался на земле. — Нам нужно в Токио, — он уже встревожился из-за Бен-чан утром, а теперь думал о невозможном.

Хераи-сан закрыл глаза, жилы на его шеи проступили от усилий, хоть он не двигался. Он пару раз глубоко вдохнул, поднял голову с решимостью на лице.

— Мне нет прощения, но она упрямо мечтает. Я одолжу ее силу в последний раз.

— Ее? Иисуса? Разве он не был мужчиной?

— Не делай вид, что считаешь, что я говорю о христианском боге, — сказал Хераи-сан. Кен протянул руку, помогая ему встать, показывая, что он не боялся, что сила баку оторвет его сны. Хераи-сан послушно сжал его руку, поднялся. Кен ощущал только силу и горячую сухую кожу.