– Спешу, спешу, – чмокнул её в щёку.– Сегодня не ждите. Вечером в офицерском собрании ожидается ещё полковой парадный обед. Заночую на квартире в казарме.

– Ты же говорил, что какого-то майора Вормса там поселил, – насторожилась Ирина Аркадьевна.

– Мама', тогда в библиотеке заночую, – убежал, не став слушать нравоучения женщин о высоком назначении библиотек.

Не откладывая приглашение в долгий ящик, Максим Акимович созвонился с бароном Фредериксом, и в назначенное время, услышав в телефонной трубке голос дворцового телефониста: «Вас вызывают из апартаментов Его императорского величества», – направился в Царское Село, выбрав романтическое путешествие на удалой тройке, а не на поезде.

Кучер Архип Александрович в тёмно-зелёном кафтане, такого же цвета бархатных шароварах и в новом треухе, громко покрикивая на коней, уверенно правил санями.

Застоявшиеся жеребцы бежали широкой размеренной рысью, красиво изогнув шеи и пуская из ноздрей пар.

Мелькнул пёстрый верстовой столб на шоссе.

«Лепота, – кутал ноги в натуральную медвежью полость Рубанов. – Не то, что эти пыльные вагоны и дымящие паровозы.

В раздумьях незаметно добрался до Царского Села: «Как там у Гоголя? Или Сабанеева? «Путешественники ехали без приключений». Нет, всё-таки у Гоголя, потому как на охоте всегда поджидают приключения».

– Барин! – загудел с облучка кучер. – Шементом два десятка вёрст отмахали, – направил тройку вдоль высокой железной ограды, остановив у распахнутых ворот, находящихся под охраной бородатых казаков в чёрных меховых шапках и с шашками наголо. – Прости Осподи! – перекрестился Архип Александрович, увидав вышедшего из-за дерева полицейского в чёрном пальто с поднятым воротником, в чёрных брюках навыпуск, в блестящих чёрных калошах на ботинках и, почему-то, с раскрытым чёрным зонтом над головой в чёрном котелке. – Дождя не наблюдается, а снежок самую малость идёт, – стал глазеть на подошедшего солдата в длинной шинели, папахе и начищенных сапогах.

Пошептавшись с казаками, тот показал жестом, что можно проезжать.

«Представляю снегопад слухов, что пойдут после моей встречи с государем», – удивлённо оглядел небольшую раскрашенную повозку на полозьях, с мальчиком и лакеем на запятках, время от времени отталкивающимся ногой от заснеженной дороги для придания транспортному средству скорости.

Тянул это допотопное средство передвижения маленький ослик.

– Ну и дилижанс! – закатился смехом Архип Александр.

«Наследник катается», – дошло до Рубанова: – Уступи дорогу! – велел кучеру, увидев прицепленные за такими же, как у него санями, четверо разукрашенных санок с визжащими от удовольствия дамами: «Царские дочери,– упустил из виду – выйти из саней и поклониться. – Совсем придворные навыки растерял», – осудил своё поведение.

Во дворце Максима Акимовича ожидал лакей в красной накидке и шапке с разноцветными страусовыми перьями. Вежливо поклонившись, повёл прибывшего гостя через гостиные, банкетный зал, затем вниз, по длинному коридору в царскую приёмную.

«Дворцовый протокол неизменен и существует уже сам по себе», – лёгким поклоном ответил на приветствие флигель-адьютанта, поспешившего доложить императору о прибытии отставного генерала. – Чего-то сегодня государь выбрал старый кабинет, – шагнул в небольшое помещение, когда из раскрытой американским «эфиопом» двери появился флигель-адъютант и пригласил к императору.

Николай, добродушно улыбаясь, принял своего бывшего генерал-адьютанта стоя у стола и сложив на груди руки.

– Без церемоний, Максим Акимович, – указал на кресло. – Прошу садиться, – обошёл стол с развёрнутыми географическими картами и уселся на стул. – У вас прекрасный сын. Недавно беседовал с ним.

– Благодарю за приглашение, ваше величество и за добрый отзыв о сыне. А я сейчас видел цесаревича, – улыбнулся Николаю, лицо которого тоже расплылось в доброй отцовской улыбке. – Катается на повозке и очень этим доволен. Только что-то иноходец маловат, как конёк-горбунок.

– Любимец сына – ослик Ванька, – рассмеялся император. – Из цирка затребовал отставную живность. Ничего, бодрый ещё ишачок.

– И ваши дочери на санках променад совершают.

– А я и не знал. У матери гулять отпросились, – легко поднявшись, подошёл к единственному в кабинете окну и выглянул в парк. – Не видно. Проехали уже. Сын и сообщество «ОТМА». Так великие княжны договорились о своём единстве, и установили одну подпись на всех, составленную из первых букв их имён. Да вы это и сами знаете. Просто мне приятно говорить о детях. Да практически, кроме жены и барона Фредерикса, поговорить о них не с кем. Вы меня оставили. Шучу, шучу, – усадил, попытавшегося было подняться из кресла гостя. – Я очень люблю моих девочек, – расчувствовался Николай, велев принести в кабинет кофе. – Курите, если желаете. Вы ведь знаете их всех с самого рождения, – закурил папиросу. – Главная у них – Татьяна. Хотя Ольга и старше на полтора года, но не спорит с ней и уступает мнению младшей сестры. Обе они очень любят друг дружку. Ольга больше похожа на меня, – взял со стола шкатулку с фотографиями. – Вот, полюбопытствуйте, – стал вынимать из неё фотокарточки и по одной передавать севшему рядом Рубанову.

– Нежная и мягкая девушка, – разглядывал снимок Максим Акимович. – С русским лицом и добрыми синими глазами. Искренна и остроумна. Но в жизни им всем будет трудно, ваше величество.

– Почему? – встрепенулся государь, требовательно глядя на гостя.

– Да потому, что они совершенно не знают людей и привыкли в семье к ласке, добру и любви. А люди в основном злы, завистливы и лицемерны.

– Эк, как вы их, людей этих, – усмехнулся государь. – По графу Витте судите?

– Не только. В вашем окружении много таких.

– Смелы вы стали, Максим Акимович. Можете много врагов нажить, – невесело улыбнулся царь. – Но что страшно – правы, – протянул ему следующую карточку. – Татьяна.

– Высока, стройна и элегантна. Что называется – породиста и красива.

– Спасибо, царица вас не слышит. А то бы поинтересовалась: вы о женщинах или лошадях говорите.

– Извините, ваше величество. Мария, – принял из рук императора фотографию.

– В семье зовём попросту «Машка», – улыбнулся Николай. – Любит рисовать, но вместе с тем – ленива и беззаботна, – с любовью произнёс он. – В детстве, как помните, была румяна и круглолица, словно крестьянская дочь. Глаза – во! – поднёс ладони к лицу, показывая согнутыми пальцами огромный размер. – Звали их «Машкины блюдца». А вот Настенька, – протянул ещё одну фотографию. – Младшая дочка. Прелестная непоседа и хохотушка. Шалунья и умница. Имеет абсолютный слух и большую способность к языкам. Аликс зовёт Анастасию «ужасное дитя» или «сорванец», за её способность лазить по деревьям, бесстрашно кататься на велосипеде и плавать. Это всё – в детские годы. А вот и наследник, – с любовью разглядывал фотографию. – С закадычными друзьями: осликом Ванькой и спаниелем Джоем.

Рубанову показалось, что на глазах императора от любви к сыну выступили слёзы.

– Максим Акимович, давайте и мы сфотографируемся, – позвонил в колокольчик и велел вошедшему лакею пригласить в кабинет господина Янгельского. – Высочайшим указом присвоил ему звание «фотограф Его величества», – хохотнул государь. – Ну а что? Человек работает на износ. Только в прошлом году напечатал около двух тысяч наших семейных фотографий, – пока ждали фотографа, рассказывал император.

Когда он появился, сделали два снимка. На одном Рубанов сидел рядом с государем за столом с раскрытыми географическими картами. На другом – плечом к плечу, стояли у окна.

– А теперь милости прошу отобедать с нами, – пригласил гостя император. – Супруга болеет, но дочери будут присутствовать.

После обеда, вечером, следуя с сопровождающим его флигель-адьютантом к выходу, столкнулся в тёмном коридоре с мужиком в косоворотке и бархатных штанах. Вначале даже подумал, что это Архип Александрович прогуливается, его ожидаючи.