– Аналогично премьер повёл себя и сейчас, – поддержал его полковник Спиридович. – Завтра он прибывает в Киев и намерен поселиться в доме генерал-губернатора на Институтской улице. Где его безопасностью займётся лично Трепов,– услышали звонок в прихожей и насторожились.

Хозяин не поленился, и лично пошёл встречать незваного гостя.

– Господа, – через минуту явился в сопровождении высокого молодого мужчины с беспокойно бегающими глазами за стёклами очков. – Прошу знакомиться. Присяжный поверенный Дмитрий Григорьевич Богров. Проверенный и ценный секретный сотрудник по кличке Аленский. Прибыл с важной информацией.

Хозяин усадил гостя за стол и он, начав издалека, поведал столичным полицейским начальникам, что около года назад встречался с неким Николаем Яковлевичем.

– Знакомство завязалось через моего товарища, присяжного поверенного Кальмановича и журналиста Лазарева…

– Известны своими связями с партией эсеров, – перебил секретного сотрудника подполковник Кулябко. – Продолжайте, Дмитрий Григорьевич.

– В отношении с ними я выдавал себя за революционера, хотя на самом деле выполнял задание начальника Петербургской охранки полковника фон Коттена.

Спиридович, извинившись, мгновенно поднялся из-за стола и прошёл в другую комнату к телефону, дабы проверить сообщение агента.

Фон Коттен подтвердил, что Богрова помнит и одно время сотрудничал с ним.

– Недавно от Николая Яковлевича получил письмо, и мы встретились на даче моих родителей под Кременчугом, – продолжил рассказ Богров. – Он попросил подыскать в Киеве на время мероприятий, так он назвал торжества, конспиративную квартиру из нескольких комнат на трёх человек и лодку для плавания по Днепру, – заметил, что весьма заинтересовал жандармов. – Из его намёков понял – готовится крупный террористический акт из разряда «центральных», что на их языке означает убийство высшего сановника государства.

После ухода агента о сообщённых им сведениях тут же доложили Курлову.

– Не было печали, да купила баба порося, – заорал тот в трубку, привнеся в ругань украинский фольклор. – Немедленно установить за его домом наружное наблюдение. Завтра Столыпин приезжает, а двадцать девятого числа – государь. Землю ройте, но этого Николая Яковлевича разыщите и обезвредьте.

Столыпин прибыл в Киев в ночь с 27 на 28 августа, всего с одним охранником, выполнявшим, в основном, функции адьютанта, штабс-капитаном Владимиром Есауловым.

28 числа генерал-губернатор Трепов, забравший после убедительных просьб Петра Аркадьевича рапорт об отставке, на своём автомобиле и со своей охраной, сопровождал премьера при посещении Софийского собора Киево-Печёрской лавры, и готовящегося к открытию педагогического музея имени цесаревича Алексея.

29 августа в Киев прибыл император с семьёй и Фёдор Фёдорович, согласно своей должности, занялся сопровождением государя.

С этого момента охраны у Столыпина практически не было, но всё шло спокойно и согласно намеченной программе торжеств.

30 августа вместе с государем и высшими сановниками, Столыпин присутствовал на открытии памятника Александру Второму. На вечер следующего дня намечались гулянья в Купеческом саду.

Именно в этот день Богров дал о себе знать, сообщив Кулябке по телефону, что накануне ночью приехал Николай Яковлевич и остановился у него на квартире.

– Я выяснил, что их целью являются либо Столыпин, либо министр народного просвещения Лев Кассо.

– Это не телефонный разговор, господин Аленский, – прервал его подполковник. – Жду вас у себя с подробным письменным донесением.

«Какой же он тупой и доверчивый, – усмехнулся Богров. – Хвост не обманешь», – поехал на Бульварно-Кудрявскую, стращать начальство:

– Да, да! – подтверждал написанное в псевдодоносе. – У него в багаже два браунинга. Сообщил, что приехал не один, а с девицей Ниной Александровной, которая будет у меня завтра. Думаю, что она везёт бомбу, – ввёл в ступор незадачливого и наивного подполковника. – Николай Яковлевич велел мне взять у вас билет в Купеческий сад, чтоб я собрал там точные приметы намеченных жертв, – перепугал жандарма, весьма высоко подняв в его глазах свою персону.

– Кулябко полностью мне доверяет и уцепился за мою персону, как утопающий за соломинку, – придя на встречу в харчевню «Гопак», сообщил Ицхаку и его товарищам. – Подумал, что раскусит, когда с дури ляпнул о намерении собирать точные приметы намеченных жертв, но он даже в голову не взял, что портреты Кассо и Столыпина часто печатают в журналах.

– Случайно хохлацкого хвоста за собой не привёл? – струхнул Бобинчик, уразумев, что игра пошла по крупному и ставки весьма высоки… Вплоть до его жизни.

– «Хвост» сейчас соображает тем местом, из которого растёт, как заработать орденок за сохранность жизни Его величества.

– Ну что ж. Мы верим тебе, – поощрительно похлопал по плечу Богрова Ицхак, не заметив пренебрежительную гримасу на его лице.

Утром 1-го сентября Спиридович лично проинформировал Столыпина о готовящемся покушении, попросив его передвигаться по Киеву в закрытом авто.

– Да увольте меня, полковник, от своих страшилок, – не поверил ему министр внутренних дел. – Государя лучше берегите, – и пешком, оставив дома даже адьютанта, прогулялся по Институтской до дома Госбанка, где проживал его товарищ, министр финансов Коковцев.

Вечером сидел без охраны в обычной ложе на ипподроме, где проходил смотр «потешных», или бойскаутов, по-заграничному, состоящий из учеников гимназий.

На 21.00 в Городском театре, что на Большой Владимирской, согласно программе торжеств, была запланирована опера «Сказка о царе Салтане», в присутствии императора с дочерьми и его свиты.

– Театр проверить с чердака до подвала, – нервничал Кулябко, отдавая распоряжение своим подчинённым. – Досконально проверить пол в зале, бархатную обшивку барьеров и хрустальную люстру: «Не подпилил ли её Николай Яковлевич». – А главное – тщательный отбор публики. Все билеты именные, кроме десяти в задних рядах партера для агентов охранки.

Секретный агент Алентов, он же Бехарер, он же Богров, лично из рук Кулябко получил билет на место №406 в 18 ряду.

Театральную площадь в тот вечер охранял усиленный наряд полиции. По прилегающим улицам без устали прогуливались столичные и киевские филёры. Перед главным входом в Киевский театр оперы, конные городовые без промедления отгоняли освободившихся извозчиков.

В 20.45 автомобиль подвёз Столыпина к боковому подъезду театра. Через 5 минут он прошёл в зал и занял место в 1-м ряду.

В обширном зрительном зале, как говорится, яблоку негде было упасть, хотя не все высокие киевские чиновники удостоились чести получить именные билеты в Оперу.

Фраки, мундиры и умопомрачительные женские наряды, как цветы в оранжерее, украшали ложи и партер театра.

Музыканты настраивали инструменты.

Чем-то недовольный капельмейстер, сжимая в правой руке палочку и временами угрожающе взмахивая ею, переругивался с вихрастым евреем-скрипачом, канифолившим смычок, которым, в свою очередь, стращал капельмейстера.

Но вот всё стихло и замерло.

Угомонились даже капельмейстер со скрипачом.

Взгляды избранной публики благоговейно вперились в глубину слабо освещённой генерал-губернаторской ложи, где появился император с дочерьми.

Через несколько минут зазвучали начальные аккорды оперы, прерванные множеством громких голосов, кричащих одно слово: «Гимн!»

Офицеры в партере поднялись во весь рост и повернулись кругом, лицом к находившейся в конце партера генерал-губернаторской ложе.

Кричал почти весь зал. Музыка смолкла. Капельмейстер взмахнул палочкой, и музыканты поднялись со своих мест. Последним нехотя встал вихрастый скрипач.

Взвился занавес.

На авансцене живописно выстроилась участвовавшая в представлении труппа. По знаку капельмейстера хор, под звуки оркестра, торжественно грянул: «Боже, царя храни».