Офицеры встали, и молча выпили до дна.

– Ничего, – когда сели, произнёс Зерендорф. – Скоро «перелом», как гвардейцы называют переход ко второму этапу сборов – три-четыре недели будут проводиться манёвры. Вот уж повеселимся…

И до манёвров, и после, Рубанов старательно избегал встреч с Ольгой.

– Аким, ты чего не посещаешь одну, известную тебе дачу? – интересовался Зерендорф. – Дамы приглашают тебя…

– Служба! – весомо и коротко отвечал он, вальяжно развалясь в кресле с книгой в руках.

Да и на самом деле начал уделять службе больше времени, нежели остальные субалтерны.

Полковник Ряснянский в корне переменил мнение о молодом подпоручике, и ставил его в пример другим офицерам, даже Гороховодатсковскому, от которого по утрам частенько попахивало чем угодно, но только не чаем.

Офицерская молодёжь стала подозрительно коситься на Рубанова, особенно Зерендорф.

– Вот когда юнкером был, так себя вести следовало, – бурчал он. – Подводишь всё Павловское училище и бросаешь трезвую тень на меня, твоего старшего портупей-юнкера.

– Дубасову привет, – отвечал в таких случаях Аким.

Закончился летний Красносельский лагерь, наступила осень, и Натали вдруг перестала отвечать на письма. Но съездить в Москву Аким не имел возможности.

Служба!

В октябре отец пригласил его в цирк Чинезелли.

– Сегодня молодые юнкера приняли присягу, и согласно давней традиции Школы, что закончил и я, в цирке ежегодно, перед началом представления происходит неофициальная церемония чествования кавалерийских юнкеров. И их «земного бога». Маму я тоже уговорил посетить цирк и забронировал для всех нас ложу.

– Маман согласилась посетить не театр, а цирк? – ошарашено воскликнул Аким. – Ну что ж, тогда и я с вами…

Вечером подъезд цирка сверкал огнями, не уступая Зимнему дворцу.

И подъезжающих экипажей было не меньше.

Аким подкатил на извозчике, и, проталкиваясь сквозь офицерскую массу кавалеристов, ловил на себе ироничные улыбки – чего это пехтура здесь делает.

Отыскав ложу, расцеловался с матушкой, хотя виделся с ней утром, ибо ночевал дома, и солидно пожал руку отцу, бесконечно раскланивающемуся с заполняющими соседние ложи генералами.

В цирке витал запах духов от пришедших с офицерами дам, но его перебивал приятный для военного человека лёгкий запах юфти.

Аким глянул в партер.

Первые два ряда занимали субалтерн-офицеры с дамами, старшие офицеры разместились в ложах, а третий ряд цвёл красными бескозырками юнкеров.

– Время! – глянул на часы Рубанов-старший, и в эту минуту раздалась певучая, а не резкая, как в пехоте, команда:

– Юнкера-а! Встать… Смирно-о…

Разговоры стихли.

Третий юнкерский ряд дружно поднялся и замер. Следом поднялись два первых ряда, старшие офицеры и генералы в ложах.

Поднялись и их дамы, с улыбками разглядывая друг дружку, офицеров и юнкеров.

Генерал Рубанов тоже замер, серьёзно глядя на раскрытую дверь входа, откуда, по традиции, должен появиться вахмистр Школы, который почитался у юнкеров выше начальника училища и звался «земной бог».

А все генералы начинали с юнкеров.

Оркестр грянул «Марш Школы», вызвав у офицеров и генералов суровые мужские слёзы… И тут в дверях появилась стройная, подтянутая фигура «земного бога».

Генералы, словно мальчишки-юнкера, вытянулись во фрунт, с почтением и восторгом глядя на вахмистра Школы.

«Вот она, сила традиций», – подумала Ирина Аркадьевна, с удивлением видя слёзы на глазах супруга.

Марш смолк.

В тишине замершего зала слышались лишь шаги «земного бога», направившегося к центру арены, и замершего там, подняв ладонь к бескозырке.

Он стоял в центре, и сам в эту минуту был центром мироздания для всех присутствующих кавалеристов.

По щекам офицеров и генералов текли слёзы восторга: у одних – от встречи с юностью, у других – от встречи с «земным богом».

Аким замер, пристально вглядываясь в того, кто сегодня стал центром вселенной…

К огромному удивлению, все преклонялись перед его младшим братом…

Ставшим для них «земным богом».

На генерал-адьютантском дежурстве Максим Акимович, сидя за обеденным столом с императорской четой, хвалился младшим сыном.

«Жаль великого князя Владимира Александровича нет… Опозорил в прошлый раз перед императором, – вспомнил досадное недоразумение со старшим сынулей. – Но хоть Победоносцев, надеюсь, не пропустит мимо своих мясистых, оттопыренных ушей, которые так любят рисовать карикатуристы, известие о младшеньком, и поймёт, что не такой уж я плохой воспитатель, – глянул на уплетающего пельмени обер-прокурора. – Смотри-ка, и ухом не ведёт на моё торжественное повествование, – обиделся в душе Рубанов. – Слава Богу, не земному, а небесному, хоть анекдоты не рассказывает», – мысленно покуражился над Константином Петровичем.

– Максим Акимович, – отвлёк Рубанова от размышлений царь. – 25 ноября в Москве пройдёт кавалерский праздник ордена Святого Георгия Победоносца, – как показалось Максиму Акимовичу, с завистью глянул на его белый эмалевый крестик в петлице. – Вы в последнюю русско-турецкую войну воевали вместе с моим батюшкой и великим князем Сергеем Александровичем, ныне генерал-губернатором Московии… Хочу попросить вас съездить к нему и поздравить от моего имени.

– Я помню, будто вчера было, как государь Александр Второй, наследник Александр Александрович и великий князь Сергей отправились в действующую армию, – отставив похожие на его уши пельмени, оживился обер-прокурор. – В 1877 году 21 мая, после напутственного молебна в Царскосельском дворце я провожал их на вокзал. 20 лет Сергею Александровичу исполнилось, а сейчас уже 45. Идёт время… Мне тогда лишь 50 было… Ваше величество.., что ваш папенька, царствие ему небесное, что его младший брат, московский генерал-губернатор Сергей Александрович, оба являлись моими воспитанниками… Чего же я ему преподавал-то… Ага! Великому князю Сергею имел честь преподавать энциклопедию права… Если вы не возражаете, ваше величество, я вместе с Максимом Акимовичем съезжу в Москву. Церковный парад заодно посещу…

– Ну конечно, – доброжелательно улыбнулся государь. – Воля ваша, Константин Петрович, как я могу быть против…

– Вы дружили с Сипягиным, – поверх очков глянул на Рубанова Победоносцев. – Это был настоящий русский патриот и просто хороший человек. Милости прошу вас завтра посетить мой дом…. Литейный проспект 62, – немного подумав, уточнил он.

Отказаться, выдумав какое-нибудь дело, Рубанов постеснялся, и, отдохнув после дежурства, в 3 часа пополудни вошёл в швейцарскую уютного особнячка, сразу попав в руки обер-прокурора Святейшего Синода.

Пока в столовой накрывали стол, Константин Петрович провёл гостя в кабинет, дабы похвастаться собранной библиотекой.

«Вообще-то, зачем генералу книги, это его брат – профессор», – внутренне съязвил он.

– Моё московское детство прошло среди книг, – расположился в кресле у окна Победоносцев, предложив гостю соседнее кресло у рабочего стола, заваленного газетами.

«Обер-прокурор читает не только «Церковные ведомости» или суворинское «Новое время», – с любопытством бросил взгляд на газеты Рубанов.

–… Семья жила литературой, – менторским тоном бубнил хозяин. – Отец являлся членом Общества любителей российской словесности при Московском университете. Издавал популярный в то время журнал «Минерва». Печатал произведения в «Новом Пантеоне отечественной и иностранной словесности», издавал журнал «Новости русской литературы». Занимался переводами, – взмахом руки указал на заставленную книгами полку.

«Цветник избранных стихотворений в пользу и удовольствие юношеского возраста», – взяв с разрешения хозяина книгу, прочёл название Рубанов.

Затем взял тяжеленный фолиант и прочёл: «Избранные нравоучительные повести, удобные вливать в сердце чувство нравственной красоты».