— Можно мне их взять? Мне нужно уйти уже через, кажется, минуту, иначе я опоздаю на автобус.

— Ты едешь домой на автобусе? — спросил он.

Я фыркнула и кивнула.

— Ты выпускница, — удивился он.

— Ага. Самая отстойная здесь. Так можно мне взять бумаги и уйти?

Он протянул мне стопку бумаг, и я засунула их в сумку не глядя. А потом развернулась, чтобы уйти.

— Может, хочешь взять учебник, — предложил он. — Есть домашнее задание на вечер.

Я быстро прошла в заднюю часть класса и схватила со стола зелёную книгу. Я повернулась к учителю и приподняла её.

— Не та, — ответил он.

Я бросила её на стол и взяла красную.

— Неа.

— Может, просто скажете мне, какого она цвета?! — вскрикнула я, снова проверяя время на своём телефоне.

— Голубая. И на ней написано «Матанализ». Ты, ведь знаешь, что в этом году у тебя матанализ, верно?

Мне хотелось придушить его.

— Я умею читать, — огрызнулась я и приподняла книгу, указав на название. — Кто пишет название такими мелкими буквами? — и засунула её в сумку.

— Мне нужно записать номер твоей книги, — сказал он, когда я открыла дверь.

— Серьёзно? Я опоздаю. Нельзя сделать это завтра?

Он ответил на мой вопрос домашним заданием.

— Страница 11 и 12. Покажи мне свою работу, или не получишь зачёт.

— Хорошо.

Я замешкался в дверях на миллисекунду, прежде чем побежать по коридору. Я опоздала на автобус. Видела, как он выезжал с парковки, когда только-только вышла из здания. Я прошипела несколько бранных словечек, включая слово на букву Б, которое очень редко говорила, и плюхнулась на деревянную скамейку. Я почти дозвонилась маме, когда взяла и прервала звонок. Я осознала, что не хочу, чтобы меня забирала мама. Или папа. Я подумала о Грэйси, но потом вспомнила, что родители Грэйси больше не позволят ей общаться со мной. А больше никого и не было. Мой младший брат был слишком мал, чтобы водить. Он достаточно взрослый, чтобы быть полным засранцем, но недостаточно взрослый, чтобы водить.

Я прижала свой рюкзак к груди и уставилась перед собой. Я могла бы пройти семь миль до дома пешком. Это стало бы отличным уроком, дало бы мне время обдумать мой фантастический первый учебный день. Я могла бы поехать автостопом и изо всех сил надеяться, что меня подхватит какой-нибудь серийный убийца и поможет мне исчезнуть с лица Земли на веки вечные. Я могла бы просто сидеть на этой скамейке и узнать, сколько времени у моих родителей уйдет на то, чтобы найти меня. В последнем я не была так уверена. Они могли оставить меня на этой скамье дни и ночи напролёт, и я никогда не смогу от этого оправиться.

Я заметила, как «Полночь в Совершенном Мире» шел прямо к школьной парковке, пока не заметил меня. Он остановился на полушаге и решил подойти ко мне. Я тут же напряглась.

— Ты всё ещё здесь, — сказал он. Его сумка висела поперек груди. На нём были брюки и рубашка с галстуком. Типичная одежда учителя, за исключением того, что его шмотки были стильными и отлично на нём сидели, а ещё на нём были всё те же красные кеды Конверс, что и в тот день на шоссе 28.

Я кивнула.

— Опоздала на автобус? — спросил он.

Это же очевидно.

Я снова кивнула.

Он вздохнул и сел рядом со мной. Я такого не ожидала, и это мне не понравилось. Это казалось неправильным.

— Меня зовут Марк Коннели, — представился он, достав из своей сумки ключи от машины.

Я улыбнулась, несмотря на свою враждебность. Не могла сдержаться. Это улыбка, за которой скрывался секрет, и он это заметил.

—Что? — спросил он.

Я покачала головой.

— Просто сегодня я называла вас по-всякому из-за того, что не знала настоящего имени.

Он ухмыльнулся. — Боюсь даже спрашивать.

— Нет, не что-то плохое или неуважительное, — объяснила я.

— Рад слышать, — ответил он. — Тогда как же ты меня называла?

Я захихикала и прижала рюкзак ближе к груди, — Это глупо.

— Держу пари, это не так. Готов поспорить, это забавно, раз ты смеёшься, — ответил он.

Я задумалась на мгновение. Он смотрел на меня этими штормовыми глазами, звеня ключами в левой руке.

— «Полночь в Совершенном мире» и «Конверс» — наконец призналась я. А потом рассмеялась. Не знаю, почему. На самом деле, в этом не было ничего забавного, но что-то в этом заставило меня смеяться. И он тоже засмеялся. Но, думаю, его смех, был скорее реакцией на мой смех, а не на его суррогатные имена.

Не знаю, как долго мы сидели там, смеясь, но что-то в этом моменте заставило меня почувствовать себя лучше. Я знала, этот год будет дерьмовым, поэтому подумала, что должна использовать любое такое мгновение, чтобы почувствовать себя чуточку лучше. Я знала, что счастливой себя чувствовать не буду никогда. Это слишком.

— На мне была эта футболка в тот день на шоссе 28, не так ли? — спросил мистер Коннели.

Я кивнула. — Что это значит? Мне было любопытно.

— Вообще-то, это песня, — ответил он. — Моя любимая песня.

— На что она похожа?

Он уставился в одну точку, прямо около моего правого уха и ответил, — На совершенство.

— Что ж, думаю, в этом есть смысл — ответила я.

— Тебе стоит послушать её, — добавил мистер Коннели. — Ты можешь послушать её целиком на Ютубе.

Я покачала головой.

— Нет, этого я не могу. Мне разрешают использовать компьютер лишь для того, чтобы распечатать бумаги, — я ковыряла молнию на сумке.

— О.

— Мне много чего не разрешают, — отметила я.

Кейденс, не вываливай все это на бедного парня. Может он и наорал на тебя сегодня утром, но ему вовсе не обязательно выслушивать о твоих проблемах в качестве наказания.

— Ясно, — сказал мистер Коннели. Он не давил на меня. И это меня радовало, потому что я могла бы поддаться соблазну рассказать ему всё. С чего я взяла, что ему есть до этого дело, я не знаю.

— Это временно, — начала я, но не убедительно. На самом деле, я знала, что мой отец планировал держать меня подальше от интернета до конца моей жизни. И никогда не вернёт мне водительские права. И никогда не позволит мне пойти на свидание. И никогда не позволит мне ничего делать.

Мистер Коннели нахмурился.

— Кейденс, прости, что накричал на тебя сегодня утром.

Я была шокирована и не знала, что сказать. Передо мной ещё никогда не извинялся учитель. Не думала, что им это позволено.

— Всё в порядке, — пробормотала я.

— На самом деле, это не так, — ответил мистер Коннели. — Это было неправильно. И я понимал, почему ты одела комбинезон. И это ещё одна причина, по которой я не должен был кричать на тебя.

Я задумалась на мгновение. — Не стоило мне спорить. Надо было сделать, о чем Вы попросили.

Мистер Коннели пожал плечами.

— Они хотели, чтобы я побежала в туалет и плакала, — мягко призналась я. — А я не хотела давать им то, чего они хотят. Поэтому я его надела.

— Знаю.

Я отвернулась. Я думала о своих родителях, которые были так злы на меня, не простили мне моей «большой ошибки». Вот как они это называли: «большая ошибка». Я ни от кого не могла добиться сочувствия к своей боли и одиночеству. Это была боль из-за потери моей лучшей подруги, потери доверия моих родителей, потери моего статуса «хорошей девочки» в школе. Я не осознавала, как сильно скучала по этому, как предпочитала считаться наивной девственницей, нежели тем, кем меня называют теперь: шлюхой. Мне нужно было, чтобы кто-то пожалел меня, и я знала, что это сделал Мистер Коннелли. Я истосковалась по сочувствию и решила заставить его чувствовать себя виноватым.

— Это из-за вас.

— Прости? — спросил мистер Коннели.

— Это из-за вас я побежала в туалет и плакала, — повторила я, пряча лицо. А потом я спрыгнула со скамьи и ушла.

Я была смущена. Может, это была плохая идея. В моей голове эти слова звучали лучше, чем вслух, но реальность оказалась совершенно другой.

— Кейденс, — услышала я голос позади. Я поморщилась и ускорила темп. — Кейденс, подожди!