У нас давно не было ни войн, ни эпидемий. Дедушек никто не убивал, но они куда-то исчезли. Бросили своих бабушек и ушли к другим. Глупо растратили жизнь и не дожили до внуков. Не обзавелись семьей и остались бездетными.
Короче, все расшаталось и сдвинулось с основания. Поэтому в мире так много капризных и нервных детей. И много никому не нужных стареющих мужчин, пьющих с тоски и никого не называющих словом «внучок».
Кто ночью не спит?
Ночь назначена человеку для отдыха. «Выйдет человек на дело свое до вечера». А вечером, пардон, нужно спать ложиться. Скотина в стойле засыпает. Петух до рассвета смежает очи. «Спят усталые игрушки, книжки спят…» Вроде бы все проще пареной репы. Но не так все просто.
Был бы я поэт или певец, написал бы целую поэму или пропел бы длинную песню о тех, что ночью не спят. И кто же они?
Вот не спит молодая мама, кормящая грудью или баюкающая не хотящего спать младенца. Не спит и молодой отец, которому рано вставать на работу, но он, однако, говорит: «Ложись, милая. Я покачаю».
Не спит готовящийся к сессии или зачету студент. Он пьет кофе, ерошит волосы и пытается за ночь впихнуть в память все то, что нужно было впихивать постепенно, несколько месяцев.
Не спит на дежурстве полицейский. И сколько его ни ругай, а не дай Бог, что случится, нужно, чтобы был он на месте, у пульта, и принял звонок, и выехал наряд на место. Так же и врачи. Ругайте их, но знайте – они по очереди не спят. Чтобы, когда вас кондратий прихватит, было кому примчаться к вам и попытаться не позволить вам уйти на тот свет. Ведь мы еще не готовы к тому свету, и еще нужно и пожить, и покаяться, и долги отдать…
Еще не спит сталевар. У него производство таково, что прервись только на день – и все пропадет, печь замерзнет. Нужно, сменяясь, работать у печи днем и ночью. Печь требует, и человек не спит.
Не спят машинисты поездов, товарных и пассажирских. У всех отдых, а у них работа. Ты спишь в купе, а он работает. Тебе: «Спите и отдыхайте. Утром разбужу и чаек принесу». А ему: гляди в ночь, наблюдай за приборами и, будь добр, довези до места и груз, и людей.
Не спит таксист, подбирающий у баров запоздалых клиентов с заплетающимися ногами и языками. У него урожай. Его не похвалим, но отметим, что и он не спит. Вор еще не спит. Как же ему спать, если у стольких людей в этот час заплетаются ноги и языки?
Сколько ж людей не спит ночью! И ведь мы не всех назвали! Далеко не всех. Вот и монах не спит. Настоящий монах, у которого одежда черная, зато душа белая. Он не спит над книгой, или с четками, или в слезах у иконы. На боевом дежурстве не спит ни летчик, ни моряк, ни пограничник. Чтобы небо было мирным, и люди баюкали младенцев, и выползали из баров, и готовились к сессиям.
А ученые разве спят? Вы видели ученых, которые спят, как мы? Вы вообще ученых видели? Да они такие же, как монахи, только не в мантиях, а в пиджаках и много курят. Если только они ученые, а не кто-то другой. И учитель не спит, проверяя тетрадки и готовясь к завтрашнему уроку. А еще не спят старики, от которых сон отлетел. Им молиться пора и жизнь свою вспомнить. Вспомнить и вздрогнуть. А они думают, что это просто возрастная бессонница, и пьют снотворное.
Все эти благородные категории граждан вызывают нежность, или жалость, или уважение. Но есть еще одна категория, не вызывающая ни нежности, ни уважения, но только одно раздражение. Это публика, поменявшая день с ночью по причине «зависания» в клубах и кабаках до рассвета. Там, где на низких частотах раздается непрестанное «бум – бум – бум». Там, где употребляют и нюхают, а значит, и приторговывают тем, что можно нюхать и глотать. Там, где совокупиться вовсе не значит познакомиться. И это не одна тысяча людей, которая растворилась бы, как капля сока в океане. Это тысячи, и тысячи, и тысячи.
Кто они, эти люди? Это не сталевары и не фермеры. Не офицеры и не пилоты гражданских судов. Это не ученые и не только что родившие мамы. Это даже не блатные и не приблатненные, у которых есть свои места для отдыха с меньшими претензиями, простым меню и более узким ассортиментом удовольствий. Это так называемые мажоры и те, кто хочет быть на них похожим. «Золотая молодежь». Вынь, папаша, да положь. Тех, кто не слушает их музыку и не понимает их сленг, они считают за быдло. Ручки у них белые, как у Копченого, потому что отродясь они иглу или лопату, молоток или веник в эти ручки не брали. Деньги, которые они выбрасывают за вход, да за коктейль, да еще за что-то, в разы превосходят суммы, которые зарабатывают не спящие ночью сиделки, дежурные врачи и милиционеры. А ведь случись что, откачивать мажорного паразита от передоза, или защищать, или транспортировать после ДТП будут именно простые, обычные работяги и служаки. Как вам эта картинка?
Виноваты, конечно, не глупые девки с ботоксом в губах и не их соответствующие кавалеры. Виноваты родители, дающие на карман своим недорослям суммы, в разы превышающие зарплату школьного учителя. Конечно, сколько веревочке не виться… и очередного папашу возьмут на взятке, а очередного сынка повяжут за опасное вождение. Все это мы увидим по телевизору. Но… Систему в целом это не меняет. А система такова: взрослые воры или богачи-трудяги без совести, но с избытком наличных уже развратили своих детей, а попутно еще несметную кучу малолеток. Целое поколение! Потому что родился некий образ жизни, икона стиля, состоящая из шопинга, тусовок, быстрой любви, и приправлено все это цинизмом, уверенностью в своей избранности. Кому по юности такая жизнь не покажется удавшейся? Ведь проблемы-то будут потом, а веселимся мы сейчас.
Как-нибудь утром, ранним утром, на работу едучи, обратите внимание на выходы из ночных заведений (если, конечно, ваш маршрут мимо этих мест пролегать будет). Когда вы, не выспавшийся, едете на службу, эти, еще более не выспавшиеся, выползают из кабацких утроб, как из блиндажа сдающиеся немцы. У них красные глаза, тяжелая голова и пустые карманы. У них увеличившееся количество грехов на совести и пустота внутри. Они знают это. Но иначе жить пока не хотят. Да и не могут. Что же до карманов, то папик наполнит и мамочка подкинет. И только если хоронить придется зарезанного ночью, или разбившегося на машине, или переусердствовавшего с приемом, родители завопят: за что?! То же самое завопят, если чадо посадят за смертельное ДТП. За что, Господи?!
Вам будет их жалко? Вам будет им что сказать? Ну так скажите им сейчас хоть что-то. Потому что тот образ жизни, какой ведет «золотая молодежь» в городах-миллионниках, взывает к небу об отмщении. Не могут праздность, разврат и высокомерие остаться безнаказанными. Не могут. И не будут.
Присмотритесь к выходящим по утрам из ночных клубов.
Благословенная сложность бытия
Любой пруд – это живая экосистема. Там по вечерам заводят свои концерты лягушки, там плавают какие-никакие, а рыбки, за которыми охотятся настоящие птицы, падающие камнем на воду и уносящие в клюве очередную мелюзгу. Там жизнь кишит кишмя, и видно это не только маститому биологу, но и простому обывателю.
Обыватель неприхотлив. Обывателю мало надо. Ему лишь бы сесть у берега с удочкой или с друзьями у костра. Ему лишь бы ощутить подсознанием, что он находится в отдаленном подобии рая. И нам от него ничего не надо. Лишь бы бутылки не разбивал о камень, но унес с собой и костер потушил. Лишь бы не утонул по пьяни в экосистеме под названием «озеро».
Биологи и экологи говорят нам о том, что экосистема тем прочнее, чем сложнее. То есть чем больше в ней живых участников, чем из большего количества видов она состоит, тем больше шансов у нее на выживание и тем большей степенью здоровья и устойчивости она обладает.