- Алекс! Открой рот, хуже будет! – весело крикнул Джордж и постучал по куполу для пущей убедительности.
Маска опустилась окончательно на лицо директора IT корпорации и сквозь пластик можно было смотреть, как полупрозрачный член со светящимися точками, чем-то похожий на глубоководного люминесцентного кальмара, с неумолимостью танка, идущего на одинокого пикетчика, протолкнулся в его рот. Алексу ничего не оставалось, кроме как разжимать челюсти, растягивать губы и заглатывать искусственный фаллос, медленно в него входивший. Машина была беззвучна, бездушна, запрограммирована и выполняла свою работу, не воспринимая ни мольбы, ни стоны. Пока искусственный член лишь неспешно перемещался туда и обратно, с регулярностью в пятнадцать секунд почти перекрывая дыхательные пути Алекса.
Внизу тоже происходили интересные перестройки и преобразования. Ниже талии Алекса накрыла вторая полупрозрачная конструкция из металла и пластика, захватившая в свое владение его нерадостный член и уже вводившая в уретру тонкий штырь с металлическими шариками-бусинами. Одновременно машина проникала внутрь господина Брауна ребристым фаллоимитатором безбожных, дионисийских размеров. Джордж хотел, чтобы Алекс сдох на секс-машине, и не скрывал этого. Директор IT фирмы начал извиваться и стенать под куполом, как недобитая электрошоком свинья на бойне. Его остекленевшие от боли и страха глаза не отрываясь смотрели на масочное лицо ракшаса, из-за стеклянной тверди поглядывавшего на пытаемого и задумчиво докуривающего сигарету. В глазах ракшаса не отражалось ни сочувствия, ни злорадства, но лишь вселенская мрачность и боль, рожденные из осознания патологичности человечьего мира, в котором химера вынужденно обитала. Грубые, неумолимые возвратно-поступательные движения трахающей Алекса машины накачивали в универсум новую порцию страдания, не отменяя страданий, которые в нее инжектировал сам Алекс.
- Ну, чего, как тебе? – спросил Джордж, поглаживая любовно махину по корпусу. – Сто тысяч за нее отдал.
- Хотите меня тоже в таком виде лицезреть? – отозвался Йорн, глядя на выдохшегося от бесполезного сопротивления Алекса, по чьим щекам текли слезы и слюни.
- Тебе пока нельзя. Какой смысл рассуждать о том, что неосуществимо, – Джордж вдруг потянул Йорна за мощный шипованный пояс и поставил лицом к себе. – Ничего не хочешь мне сказать? Даже сейчас?
- Джордж, я вам слишком много чего хочу сказать, и отнюдь не лишь сейчас.
- Ты не считаешь, что я заслуживаю хоть призрака благодарности? А, Йорн? – широкие и теплые руки гаупт-тюремщика уже пронзительно ласкали косые мышцы на крепком, сухом торсе химеры.
- Ну, он же не Иисус Христос, чтобы даровать искупление и освобождение святой кровью.
- А я бы на твоем месте расслабил головные булки с извилинами, и получал удовольствие, пока можно… – Джордж вдавил химеру в боковину инопланетной «куколки» с бьющимся внутри бледным разумным червяком. – Ты меня с ума сводишь, змей чертов…- просипел господин Бейли и принялся расстегивать пуговицы на рубашке Йорна. Делал он это не слишком быстро и не чересчур медленно, но с тем напором, который у Джорджа возникал, когда он был в настроении – как бы это сказать? – необузданном. Йорн видел, что именно сейчас с хозяином опасно спорить. По-настоящему опасно. Сейчас он способен черт знает, на что. Он, как истеричный ребенок, в старую любимую игру играть не хочет. Он уже наглотался жертвенной крови с алтаря Афродиты, и его решимость удовлетворить взбурлившую страсть прямо на этом алтаре несгибаема и жестока.
Джордж заставляет раба снять рубашку. В Адской Капелле, как привидения или незримые купидоны, летают сквознячки, едва заметно шевелящие смоляные, выбившиеся из прически чудовища волоски. Джордж сладострастным движением облизывает прежде всего стальной, гладко отполированный, сверкающий в лунно-электрическом свете ошейник. Ошейник – это его собственная хозяйская рука, протез власти, его продолжение, которое намертво заперто на стройной, длинной, мускулистой, но уязвимой шее. Джорджа опять захлестывает волна собственнического кайфа. «Купил», «принадлежит», «находится во владении» – для господина Бейли слова имеют интенсивную сексуальную окраску, это грязные, блудливые постельные слова, от которых затвердевает член. Джордж обводит языком вокруг кольца и прихватывает его зубами осторожно, чтобы не повредить себе эмаль. Ошейник примерно пять сантиметров в ширину и восемь миллиметров в толщину, лежит ниже кадыка, подогнан под анатомию Йорна, почти не смещается, почти вживляется в тело сексуального раба. СОБСТВЕННОСТЬ. Слово сладкое и вязкое, как испарина во время соития. Слева тонкая неброская гравировка с мировым древом Бейли и каллиграфической надписью «Йорн. Раб».
С удивлением и легким покалыванием пряного предвкушения, Джордж наблюдает, как на лице, шее плечах и руках химеры загораются блеклые зеленовато-голубоватые огоньки обычно контрактированных люминофоров. Джордж никогда еще не видел, чтобы у Йорна светилась физиономия во время близости с господином. Джордж не может поверить своим глазам. Люминофоры появляются только когда химере приятно и спокойно – как правило, лишь во сне. Даже с девчонкой химера далеко не всегда расслабляется в достаточной мере, чтобы включилась эта странная, приглушенная иллюминация, словно у хищной глубоководной креветки. Возникает дурацкая и комичная мысль, не мешкая, выяснить, есть ли у змея созвездия на члене, пока ничто их не спугнуло. Но ежели хозяин возьмется прямо сходу расстегивать молнию брюк, они точно разбегутся и попрячутся кто куда. Джордж целует раба под челюсть, прихватывает кожу около яремной вены. Раб слегка дрожит и держит хозяина за талию, будто готовый в любой момент защищаться. Ладно, черт с ним. Есть даже некоторая пикантность в том, что химера имеет шанс оттолкнуть хозяина. Надо химере понравиться. Джордж ласкает чудовище руками, то и дело проводя правой ладонью пониже тяжелой поясной пряжки, сжимая поскрипывающую болотно-серого цвета кожу невыносимо откровенных брюк. Упоительный звук издает эта кожа, даже под ложечкой сосет. Хозяин желает прихватить раба за волосы, но чудовище этого терпеть не может. Всех светляков распугаешь, Джо. Джордж позволяет себе только сильнее навалиться на химеру, чтобы тот лег на купол бесшумно и без вибраций работающей машины, медленно переваривающей Йорнова оскорбителя. Господин Бейли приникает к его губам, прижимает по привычке бедро к его паху, чувствует, что руки химеры вдруг потеряли железную напряженность автобусного поручня и пассивно легли на спину хозяина. Уже победа! Зато целуется он далеко не пассивно. Джорджу еще больше хочется понравиться. Он выкладывает на стол всю корпоральную нежность, на которую способен, и как лазутчик планомерно идет по хорошо известным ему эрогенным маршрутам на территории врага. Грудь – нет, соски – нет, спина – ну, так, so la la. Зато неистово отзываются на его пальцы боящиеся щекотки, искусственно текстурированные бока, не очень сильно порезанный скарификацией живот, шрамированная шея и любящая ласку, но не признающаяся в этом задница. Джордж глубоко целует чудовище, сражается с его языком и размышляет, что если бы у него тоже была штанга, то вышла бы настоящая рапирная баталия. Черт под Джорджем, подсвеченный неоновым сиянием, исходящим из саркофага, наслаждается и закрывает глаза, откидывает голову, но молчит, как арестованный guerilla. Джордж сделает все, чтобы Йорн не сдержался и подал голос, наконец. Он будет его пытать растленным удовольствием. Хозяин хочет настолько понравиться рабу, чтобы тот потерял стыд и скромность во время кульминации. Джордж только одному человеку в жизни столь сильно желал понравиться – своему первому любовнику. Джордж был восемнадцатилетним юнцом и безмерно восхищался харизматичным, ярким, хватким и убийственно колким директором по связям с общественностью, недавно вступившим на должность в компании отца. Джордж не знал, чем его взять. У него не имелось ни выдающихся внешних данных, ни жизненного опыта, и душой компании, умеющей расположить к себе всех подряд, стажера Джорджа Бейли назвать было нельзя. Поэтому он очень старался, когда делал минет, и даже удостоился похвалы через иронический смех. Когда через семь лет великий Джордж Бейли пришел к власти, он первым делом разорвал контракт с директором по связям с общественностью.
