В конце концов, Бейли решил, что терять нечего, и пересел к Йорну вплотную. Тот вопросительно повернул голову.

- Йорн, все рабы в той или иной мере через нечто подобное проходят, – начал Джордж серьезным тоном, смотря на подголовник переднего сиденья. – Я сделал для тебя исключение, теперь вообще думаю, что в первую очередь тебе же этим навредил, – Йорн со странным вниманием его слушал. – Все-таки, бисексуальность – это предписанная всеми стандартами норма для раба. Если бы я тебя хотя бы физически нормально подготовил…

- Джордж, если вы еще хоть что-нибудь скажете в этом ключе, я за себя не отвечаю, – вдруг ровным омертвелым голосом проговорил Йорн.

- А что я такого сказал, что ты против меня агрессируешь? – тоже ровным твердым тоном ответил Джордж.

- Джордж, я не могу вам этого объяснить. Кому-нибудь другому смог бы, но вам – увы.

- Ну, спасибо дорогой. Я не имею ввиду, что я бы тебя приучал воспринимать изнасилование, как норму жизни, хотя неклейменые рабы живут с этим постоянно. Однако объективный факт остается объективным фактом: физически ты был бы менее уязвим…

- Бля-я…- натурально прошипел, как гадюка, Йорн, отворачиваясь.

- У тебя по крайней мере не осталось бы одностороннее полностью перекореженное восприятие сексуальных отношений со своим полом…

- Джордж, какое послание вы хотите донести? Не кружите вокруг да около…

- Послание в том, чтобы ты вынул голову из задницы, в которую ты ушел с головой, – Йорн не выдержал и нервически хохотнул. Ободренный сигналом Джордж продолжал: – Ты еще не осознал, что мы благодаря тебе провернули. Пока плебс ходит после подобного плана эпизодов по пять лет горе выплакать к психоаналитику, у тебя имеется возможность сделать то, что, строго говоря, естественно и справедливо: пообрывать лапки, крылышки, усики и яйцеклад тому, кто решил задрать на нас хвост. И такую возможность предоставляет тебе твой злобный хозяин-извращенец. Никаких тебе унизительных посещений полиции, гинекологических кресел, доказывания того, что ты сам в мини-юбке, пьяный в четыре утра не просил трахнуться… Вообще, я бы настоятельно тебе рекомендовал прийти сегодня вечером ко мне. Я бы тебе просто дал для расслабления легкую таблеточку. Ты знаешь, что я такие вещи на постоянной основе не одобряю, но иногда возникает объективная необходимость. Что скажешь?

- Нет, спасибо.

- Слушай, неужели ты думаешь…

- Нет. У меня очень быстро возникает зависимость. Я единожды в жизни вынюхал дорожку кокоса – понесло меня – и отходил я после этого эксперимента с окончания летней сессии и до Михайлова дня.

- А что было? – заинтересовался Джордж.

- Сначала хреновый приход, потом ломало несколько недель, потом месяца два постоянно в подсознательном поиске вещества, – сухо отвечал Йорн.

- Я тебе такое не предлагаю.

- Не стоит даже не-такое предлагать.

- Ну, ладно… Ты что, опять хочешь в клинике сегодня затвориться, ктырь-отшельник? – недовольным тоном спросил Джордж.

- Кто? – по-кошачьи сморщила нос химера. – Гос-споди…Если вы позволите еще пару дней, то да.

- Если я позволю…- задумчиво эхом повторил хозяин, с удовольствием ловя химеру на слове. – Нет, пожалуй, я не позволю. Придешь сегодня вечером и поиграешь мне.

Йорн, явно истолковав приказ неверным образом, резко оскалил на Джорджа клыки:

- С чем вам поиграть? – спросил он сквозь зубы.

- Музыку хочу. У меня все руки не доходили тебя послушать. Желаю, чтобы сегодня ты меня развлек лютней. Хватит уже сутками сидеть, змей. У тебя так точно крыша поедет. Тем более, что я подарочек в ближайшее время сделаю, будь покоен. Посему давай-ка и ты хозяина немного уважь. Это приказ, Йорн.

Комментарий к Катабазис Музыко:

https://www.youtube.com/watch?v=l8WMGBuNaus

====== Как девственница ======

…Это тебе аванс…Позже расплатишься…

Йорн проснулся оттого, что ему приснился бестелесный голос Джорджа, интимно шепчущий на ухо, причем дыхание хозяина, показалось, пахнýло из огненной адовой пещи. Йорн хотел поскорее отпрянуть, перевернулся на другой бок и в результате этого маневра свалился на пол.

- Как-ого…- прошипело чудовище. Эпизоды выпадения из кровати в его памяти связывались исключительно с эпизодами пьянства. В трезвом состоянии он мог мирно спать на древесном суку и, не приходя в сознание, удерживать равновесие – проверял не раз, когда был подростком. Через пару секунд, пытаясь подняться, он осознал, что действительно пьян уже несвежей, успевшей основательно встроиться в метаболизм интоксикацией. Йорн огляделся, выискивая подвох. Понял, что находится один в малой гостиной, и, также, как в то жуткое утро, когда он последний раз здесь просыпался, солнечный свет заливает комнату, продираясь через джунгли в гигантской стеклянной колбе зимнего сада. На кресло аккуратно была положена Йорнова теорба, рядом, прислоненная грифом к подлокотнику, стояла акустическая гитара – Йорн даже помнил, как шел вчера за ней в студию, уже слегка раскоординированно. На кофейном столике весело подмигивали свинцовым сверканием два стакана для виски, а над ними возвышалась почти пустая бутылка джина. Присмотревшись повнимательнее, Йорн увидел, что под столиком наличествовало еще три бутылки «Бомбейского сапфира». Возник адекватный наблюдаемому феномену вопрос: в одно ли жало Йорн все это выжрал, или же получил посильное содействие со стороны господине Бейли? Но то, что он нажрался вчера так, как не нажирался со времен Брайанова «Синюшного Братства Улисса Хитрожопого-Полиметиса», сомнению не подлежало. Он не ведал, как лег спать, что было вполне типично – после определенной дозы крепкого алкоголя, варьировавшейся от двух до двух с половиной литров, у Йорна часто отшибало память, и он узнавал, насколько плохо себя вел, от собутыльников. Одним из последних воспоминаний, что сохранилось в архивных файлах, относящихся к прошлому вечеру, было распевание едва слушающимся голосом “Big Rock Candy Mountains”… вместе с Джорджем. Причем Йорн пел, изображая американский акцент... Или почудилось? Верил бы Йорн в бога, он бы осенил себя троекратно крестным знамением. Нет, ведь не почудилось же. Джордж точно же сидел, обняв его за плечи, держал планшет с текстом перед окосевшими глазами и бодро каркал в унисон.

…In the Big Rock Candy Mountains

You never change your socks

And the little streams of alcohol

Come trickling down the rocks…

Джордж признался, что очень любил песенку в детстве, и, когда матушка ее ставила послушать перед сном, он погружался в грезы, представлял, что живет в таком мире, где можно отламывать куски от подушки и их жевать, как сахарную вату или меренги… Йорн, кажется, рассказывал в ответ на это признание об общей индоевропейской мифологии, о волшебной стране Кокань с молочными реками и кисельными берегами, а также жареными гусями ширяющими по небу. Потом перешли на Шамбалу, Джордж что-то бубнил про гитлеровскую эзотерику, а также грубость фюрера и недальновидность в политике узаконивания рабства… Потом, размечтавшись о нацистской Шамбале, Джордж еще спросил, бывал ли Йорн на исторической родине своего вида, тот ответил, что бывал, и зачем-то рассказывал хозяину о путешествии в Гималаи, о своем шерпе, о ледниках, о нелегальном переходе через китайскую границу, где его чуть не подстрелили, и о том, как впервые в жизни подцепил какой-то иноземный вирус и чуть не принял ислам, забившись с температурой за сорок в спальный мешок в палатке во время шторма, буйствовавшего двое суток…На кой дьявол он все это рассказывал Джорджу, мать его, Бейли?.. Он почти неделю не мог заставить себя подойти к Лизбет и хотя бы поздороваться, теперь живо воображал, каково было ей слушать пьяные рулады в гостиной. С Джорджем он почему-то нашел в себе силы устроить психотерапевтическое возлияние… Почему он так поступил, Йорн не имел пока даже смутной догадки.

А начиналось-то все очень чопорно, в придворном стиле, когда музыкант-невольник, прилично одетый и причесанный, явился ровно в семь часов пред очи господина дабы усладить музыкой. И Йорн услаждал гальярдами и паванами своего хозяина, каковой подчеркнуто вальяжно развалился на ложе и слушал, полузакрыв глаза, как красивый мальчик из Кембриджа извлекает с помощью струн звуки, кристальным дождем омывавшие нервную систему господина Бейли, порядком подуставшую за прошедшую неделю от череды стрессов. В какой-то момент он поднял на Йорна глаза и подумал, как же это удивительно получается, что из-под пальцев его бесперебойно струится поток благолепия, разливающийся по гостиной и плещущий золотыми волнами о стеклянные стены? И это после того, как мальчика нещадно трахали несколько суток, после грязи, мерзости, крови, спермы, уродливого насилия – негигиеничного, скотьего, скучного, тупого насилия, которое Джордж терпеть не мог. Неужели тот, у кого теперь мозг запятнан вдоль и поперек этими воспоминаниями, в состоянии производить такую хрустальную прозрачность? От одного Йорнова прикосновения цветы должны были вянуть, а девы терять девство просто потому, что биополе его изгажено и оплевано отборнейшей мерзотой. Ан нет, раб сидел с ровной спиной, строгое, сосредоточенное и вместе с тем лирическое выражение запечатлелось на его красивом демонском лице, хирургическими скобы поблескивали в особенно пострадавшей левой брови, а руки осторожно и ловко перемещались по струнам и грифу теорбы, будто по живому телу. Что-то опять шевельнулось в хозяйской груди, животе и немного распаленных чреслах, прямо как в достопамятный томительный вечер в Кенсингтонских апартаментах. Черный змей разрастающейся страсти также ползал по его организму, когда Джордж в эйфорическом настроении вернулся после судебного заседания, спрятался в спальне, тайно надел латексные невольничьи джинсы на голое тело и долго пересматривал записи, присланные агентом. Особенно ему приглянулись две. На одной его будущий сексуальный раб танцевал буги-вуги с какой-то фигуристой рыжей девицей в группе других участников соревнований, и у господина Бейли аж ком в горле встал от мелькания длинных стройных ног в черных узких брюках – отнюдь не девициных ног. К счастью, качество операторской работы было крайне неудовлетворительным, иначе Джордж не дожил бы до утра. Другая запись была, очевидно, сделана на выступлении художественной самодеятельности в каком-то из колледжей. Сценка была неоригинальная, но довольно забавная. Сначала к зрителям выходила девчонка в бесформенном длинном платье, с пучком и в гигантских карнавальных очках. В руках она несла электровиолончель, которая сильно контрастировала с ее гиперболизированно синечулочным обликом. Девица садилась на табурет и, громко высморкавшись в платок размером с наволочку, приступала к музыкальным штудиям. Она исполняла “Pepperland Suite” Джорджа Мартина, экзальтированно отдаваясь счастью музицирования – очевидно, единственному ей доступному, согласно задумке режиссера. Где-то через минуту объявлялся Йорн в рокерской косухе, с бутылкой пива и гитарой за плечом. Он останавливался на краю сцены, неподалеку от виолончелистки, косился на нее с до боли теперь знакомым Джорджу кривым смешком, что-то говорил издевательское зрителям, указывая на девчонку, старательно водившую смычком и испепеляюще зыркавшую на него из-за ветровых стекол. Потом Йорн зажигал сигарету – охотничьей спичкой! – перекидывал ремень гитары, подкручивал слегка колок, делал вид, что сплевывает на пол, после чего раздавались первые аккорды, и за барабанной установкой в глубине сцены материализовывался ударник. Йорн отыгрывал вступление к “You Shook Me All night Long”, а музыкантша, как бы против воли, не контролируя свои руки, начинала играть с ним дуэтом. На лице ее вереницей, как в волшебном фонаре, сменяли друг друга выражения пантомимического удивления, негодования, колоссальной внутренней моральной борьбы, но в конце концов либидо торжествовало, заколка выстреливала из пучка, освобождая из фарисейского плена длинные волосы, платье с девицы слетало на пол, и заканчивала выступление девушка, стоя на сцене в лаковых туфельках, трусиках и кружевном корсаже. Мораль данной фабулы в духе «Rocky Horror Show» была более, чем ясна, но сыграли ребята неплохо. Йорн мило так, галантно накидывал виолончелистке куртку на плечи, когда они кланялись зрителям… Джордж едва ли не силой заставил себя в ту ночь не рукоблудить, потому как почти чернокнижная мысль, что скоро он этого мальчика сможет поиметь не только в воображении, металась от мозга к простате и обратно, не давая заснуть. Нынче, три года спустя Йорн все также хорошо играл, смотрелся, пожалуй, лучше, чем в двадцать, был сексуально выдрессирован в рамках возможного и находился на расстоянии вытянутой руки. Чего еще Джорджу желалось?.. Девственности! Нетронутости! Чтобы только его и ничей больше! Чтобы неопороченный был! Чтобы эту темную душу-луковицу можно было и дальше раздевать слой за слоем, постепенно подбираясь к драгоценной сердцевине…А тут все расколошматили сапожищами! С этой мысли господина Бейли, собственно, закончилась его легкая эрекция и началась тяжелая пьянка.