- Что-то не так, сэр?

- Нет, все так… Все так…- Джордж словно очнулся от каких-то туманных, едва ли не романтических мыслей. – Потом скажу.

- Хорошо. Но я в таком случае и сам могу одеться.

- Мне удобнее здесь постоять, – ответил Джордж, хитро приулыбнувшись. – Или я тебя заставляю чувствовать себя неуютно?

- Иногда очень, сэр. Но не потому, что вы на меня смотрите.

- Когда ты смотришь, бывает тоже очень неуютно, – ответил Бейли.

- Вы поэтому так любите глухую маску на мне? – Йорн надел тренировочные брюки и белую футболку.

- Э-эм…Черт! Не знаю даже…- Джордж искренне задумался. – В этом что-то есть. Пойдем.

Бейли отправился вместе с химерой в парадную столовую, где распахнул бар и спросил, что Йорн предпочитает в данное время суток. Йорн в данное время суток предпочитал спать, но сказал, что коньяк. Джордж предпочитал виски. Затем каждый взял по бутылке и по бокалу, строем проследовали в малую гостиную, где Джордж запер стеклянную дверь. На часах Йорн увидел, наконец, что было четыре часа утра. Кто мог их побеспокоить в такое время, оставалось загадкой, но Джордж хотел полного уединения.

Йорн вежливо разлил напитки по бокалам – сначала Джорджу, потом себе. Сели друг против друга в несколько напряженной тишине. Джордж все тем же чуть затуманившимся взглядом продолжал разглядывать химеру.

- А все-таки я тебя, пожалуй, недооценивал, – сказал Джордж, откидываясь на спинку дивана.

- Думаю, я вас тоже.

- Я в легком шоке от тебя, Йорн.

- Это чувство взаимно, Джордж. Вы мне приказали на вашей же собственной вечеринке пойти и грохнуть официальное лицо.

- А ты пошел и грохнул, – ухмыльнулся господин Бейли.

- Да, я пошел и грохнул…

- Почему?

- …Что он Гекубе? Что ему Гекуба?.. – ответил Йорн. – Потому что мне все равно. Но вы ведь тоже не очень огорчены смертью господина Вайнштайна, сэр.

- Нет…меня просто поразило то, как ты это сделал, – Джордж посмотрел на обнаженные до плеч точеные и гибкие руки чудовища.

- И что же в этом поразительного? – Йорн ладонью держал хрустальный тюльпан и слегка крутил в нем темно-янтарный коньяк. – Лезвие было очень короткое для такого слоя подкожной клетчатки. Мне было крайне несподручно.

Джордж положил ладонь на лицо и опять долго думал, как сформулировать свое чувство в словах. Чудовище тоже смотрело на него, не отрываясь и почти не мигая. Мягкий приглушенный свет от скрытых светильников попадал в его зрачки под таким углом, что, отражаясь от tapetum lucidum за сетчаткой, заставлял его глаза слегка светиться голубовато-зеленым.

- Меня поразило, что ты его бил ножом, словно автомат, словно идеально отлаженная машина. Как на фабрике, если конечность рабочего куда-нибудь попадет, вот он кричит, вырывается, а машина его жует себе и жует. И зла ему не желает. Просто налажена жевать или молоть. Вот она и перемалывает. Одно дело о твоих эскападах читать в полицейских отчетах – в душе веришь и не веришь, что это все правда. Тем более я знаю, что ты во многом уязвимый, и деликатный, и даже ласковым бываешь под настроение. Но то, что я сегодня увидел было чудовищно… и великолепно. Ответь мне без словесных выкрутасов, почему ты это сделал?

- Потому что я поверил тому, что вы сказали относительно этого человека, и воспринял всерьез вашу угрозу. И если вы сейчас объявите, что мне солгали, вы сможете мою чудовищную красоту пронаблюдать еще раз, только уже в перспективе от первого лица, – Джордж видел, как начало не на шутку ожесточаться и каменеть лицо ракшаса, по-прежнему подозревавшего хозяина в гнусной подлянке.

- Бог с тобой, все правда. Просто сколько людей смогут даже при таких условиях выполнить мой приказ? Как ты Айзека воспринимал, когда убивал? – Джордж с приятной дрожью произнес последнее слово.

- Как неприятное живучее насекомое, которое меня покусало, хотя я ему ничего плохого не сделал. Гнездо не разорил, меда не своровал, – ответил Йорн и забрался с ногами на диван.

- Ты так всех людей воспринимаешь?

- По большей части я людей воспринимаю нейтрально, – холодно отвечало чудовище. – Но внутреннего барьера перед убийством у меня нет. Впрочем, потребности в кровопролитии я тоже не испытываю, Джордж.

- Ты когда-нибудь кого-то любил?

- Да. Я даже заставлял себя любить одного человека, до тех пор, пока он меня не подставил.

- И что произошло потом?

- Я уже не мог себя заставить об этом человеке заботиться.

- Всего-то? – Джордж отпил из своего бокала.

- Я ему врезал, – ответил Йорн, полуприкрыв глаза. – Боюсь, что это спровоцировало осложнения. Он через год умер от наркомании и почечной недостаточности.

- Печально, – заметил Джордж.

- Весьма, – Йорн поджал шрамированные губы.

- Хочешь сказать, ты не бесчувственная тварь? – со смешком спросил Бейли.

- Вы сами-то когда-нибудь любили? – спросил Йорн, вынимая сигарету из пачки, которую он на большой кухне сунул за резинку тренировочных. Джордж придвинулся к нему и поднес зажигалку. Он опять не мог оторвать взгляд от химеры.

Йорн казался, как и всегда, спокойным, интеллигентным, «уютным», если уломать его на телесный контакт. Трудно было поверить, что это то же самое существо, что за пятнадцать секунд нанесло господину Айзеку восемнадцать колотых ран. Внушительным физически Йорн тоже не казался, когда сидел по-турецки, то ли слегка подавлено, то ли расслабленно опустив плечи. Скорее, он выглядел скульптурным, выточенным из камня, элегантным, текучим. А между тем жуткий черный призрак с экрана камеры наблюдения не оставлял в покое воображение Джорджа. Множество неприятных инцидентов, которые особенно часто происходили в начале Йорновой дрессировки, теперь не виделись обыкновенными издержками процесса, а приобрели совершенно иной смысл. Сломанный нос Джорджа был не только результатом того, что у парня сдали нервишки после клеймения. Йорн себя контролировал. Он мог вполне ударить в висок, в горло, в переносицу – удар у химеры был поставлен так, что мало не покажется. Просто Йорн не сделал этого – нервишки хоть и сдали, но к вопросу возмездия он подошел рационально. Йорн просчитывал. Когда он наносил удары Айзеку Вайнштайну, было видно, что он работает безэмоционально и привычно, лишь немного раздражаясь из-за сопротивления материала и неподходящего инструмента. От этих размышлений Джорджа вдруг накрыла волна испуга, что он не совладает с собой – настолько великолепным ему виделся Йорн в ипостаси убийцы. Джордж безумно хотел заняться сексом с химерой сейчас, сию минуту, пока не выветрилась мрачная аура существа, способного без сомнений и угрызений любого лишить жизни. Но Джордж Бейли знал, что, если он с собой не справится, химера его прибьет. И уж как минимум, хрупкое доверие между хозяином и великолепным рабом будет растерзано и втоптано в грязь. Иногда Джордж страшно жалел, что допустил состояние разума и чувств, в котором ему от ракшаса стало нужно нечто большее, чем секс.

- Позволишь затяжечку? – спросил Бейли.

- Кто же я такой, чтобы не позволить? – Йорн передал зажженную сигарету, а Джорджу пришла на ум весьма приятная мысль, что мало кто из владельцев смог бы добиться того, что сексуальный раб нехотя, но дает согласие на то, что с ним делает хозяин. Именно соглашается, а не пасует из-за постоянного страха перед жестокостью и насилием. Тем более, что рабом было такое жуткое создание, как Йорн. Даже на недавние проколы и дополнительное шрамирование он, условно говоря, согласился – сам сел в кресло и без сопротивления дал себя приковать на время процедуры.

- А ничего, что ты сразу за курево взялся? Голос-то как? – заботливо поинтересовался хозяин, возвращая сигарету, и выдохнул дым. Йорн неопределенно покачал головой. – Йорн, я-то вообще много к кому отношусь с любовью. У меня с Джеком весьма близкие отношения, я сестру люблю, сына...

- Джона вы не любите, – возразил Йорн сухо.

- Ничего себе, уровень категоричности три тыщи рентген в час! – всплеснул Бейли, но не очень-то было похоже, что слова Йорна его обидели.