Из скупо роняемых намеков, оговорок и недомолвок в разговорах с Джорджем Йорн выводил, что три вещи в этом сообществе считались крайне предосудительными. Наименьшим злом, но весьма сомнительной практикой было не использовать раба в сексуальных целях. Хозяину не вменялось в обязанность трахать его самому – желания тех, кто любит только смотреть тоже уважались, хотя и вызывали подозрения в своего рода ослабленности, излишней сентиментальной приверженности к нематериальным радостям. Качественный, красивый, здоровый, поддающийся дрессуре сексуальный раб, способный дать наслаждение хозяину, был ограниченным и ценным ресурсом, который нельзя растрачивать не по назначению. Хотя рынки и нелегальные интернет площадки в «третьих странах» создавали видимость изобилия, продавали там черт знает что по десять-пятнадцать тысяч для плебеев-нуворишей с нездоровыми амбициями. Такие «хозяева», карабкающиеся по социальной лестнице, в обществе Джорджа считались просто нерукопожатными. Классные рабы стоили не один миллион, поэтому приобретались лишь избранными. Только смотреть на соитие элитного раба с другим рабом, это все равно, что выцарапать себе чистокровного рысака с задатками чемпиона и подарить его детям вместо пони. Не попробовать «на зуб» редчайший гибрид, да еще и с внешними данными Йорна, было не только показным потреблением, но и своего рода кражей уникального опыта у других. Может быть поэтому Джордж почти никому не демонстрировал химеру, хотя много о Йорне рассказывал?

Усугубляя положение, первый грешок мог быть первым шагом в направлении гораздо более опасного извращения нравов – попадание в психологическую зависимость от невольника. За это сообщество вполне могло подвергнуть коллегу остракизму как человека без хребта, без характера и понятия чести, который своей мягкотелостью подвергает опасности всю систему отношений между рабами и господами.

Ну и окончательным грехопадением, баптизмом в скверне и в некоторых случаях законодательно наказуемым поступком признавалось влюбиться в сексуальный объект. При наличии неопровержимых доказательств (к примеру, хозяин пытался бежать со своей прекрасной креолкой, или заказал рабу поддельные документы, чтобы нелегально освободить) следовало немедленное разлучение, перепродажа невольника, крупные штрафы и всеобщее порицание потерявшего голову безутешного хозяина.

Йорн еще раз сверху вниз проницательно посмотрел на Джорджа. Похоже, кто-то и впрямь ему что-то капнул на мозги.

- Хватит меня разглядывать! – немедленно среагировал Бейли. – Иди сюда! – грубо рявкнул он, хватая Йорна за ошейник.

- Джордж...- рыкнул тот, отстраняясь от его лица.

Бейли замахнулся и ударил химеру справа в корпус. Не изо всей силы, конечно, но зато по печени. Йорн дернулся, зашипел прямо как давеча Цезарь.

- Блядь...ч-черт... – Йорн постарался не представлять, как бы он в прошлой жизни одним ударом головы превратил бы рожу господина Бейли в кровавое месиво. Бейли был мужик довольно крепкий и с тренированными оборонными рефлексами, но Йорн ему за три секунды свернул бы шею, если бы не угроза поистине страшных последствий. Джордж подвергал рабской эксплуатации благоразумие и выдержку химеры. Сердце Йорна колотилось от прилива адреналина.

- Так яснее я выразился? Теперь ты меня будешь целовать с языком, пока я не решу, что достаточно.

«Если сводишь в Дисней Ленд, я тебе, так уж и быть, отсосу...» – какой-то циничный, похабный, словно не его собственный голос прозвучал у Йорна в голове. «Только потом подкараулю в подворотне и урою, как главного свидетеля». Иногда, лежа ночью без сна, уткнувшись носом в мягкий ежик коротко подстриженных волос у Лизбет ниже затылка, перебирая пальцами ног цепь кандалов на лодыжках и прислушиваясь к шипению кислородной маски Джорджа на другой стороне кровати, Йорн мечтал о том, что сбежит. Но потом, рискуя всем, вернется, чтобы убить человека, который так бесстыдно и любострастно паразитировал на гнусности, проделанной над ним, будь она хоть тысячу раз законодательно закрепленной. Йорн никого в своей жизни еще не убил ради корысти или мести, но Джорджу бы он отомстил, прекратив для него земную круговерть.

Перемалывая в голове подобного характера мысли, Йорн одновременно словно со стороны наблюдал за своим долгим и с виду страстным поцелуем. На самом деле Йорн заметил и дальним углом сознания удивился тому, что Джордж целовал его без желания, словно актер в кадре – явление, прямо скажем, невиданное, очевидно потому, что до сего момента ничто не заставляло Джорджа лобзаться с чудовищем едва успев поскандалить.

- Обними меня, только ладони не клади...- просипел Бейли на мгновение отстранившись. Йорн повиновался, обнял хозяина за талию и вцепился левой рукой в браслеты на правой кисти. Джордж придавил его к стене и бедром стал потирать химеру между ног. Йорн опять с удовлетворением отметил, что в бронеподобной, хоть и туго севшей лаковой коже мало что чувствует. Ему даже подумалось, не специально ли Джордж выбрал эти брюки: чтобы тусовка могла ракшаса хорошенько рассмотреть, но не слишком-то облапать? Джордж между тем, немного оттаял, не мог он не возбуждаться от близости с чудовищем. Просто не мог! У Йорна же озноб прошел по телу от одного крайне неприятного наблюдения: ему стало не по себе от холодного начала, а теперь все более расслабленные и почти ласковые прикосновения и лобзания хозяина его успокаивали. Йорн знал, что чисто физически Джордж ему не был неприятен даже в самые тяжелые моменты «дрессировки», только поэтому он их пережил. Но он не мог до сего момента представить, чтобы характер поцелуя хозяина был способен хоть сколько-нибудь затронуть его внутренние переживания. Тем не менее, минуту назад он почувствовал горький привкус момента, когда начнет терять странную, искривленную, извращенную власть, которую без сомнения имел над Джорджем Бейли. Да, именно с таких поцелуев все и начнется, когда Джорджу наскучит предложенная рабом игра. Тогда Джордж отомстит Йорну за все: и за его ненависть, и за свою выветрившуюся страсть.

«Степень выносимости моего существования зависит от стояка господина Бейли…Дожил!.. Я понимаю, что ты ни в чем не виноват, Джо, ты всего лишь пользуешься бонусами и привилегиями, которые тебе даны законно. Кто же станет отказываться, если дают?.. Но, опасаюсь, тебе придется отдуваться за всех, потому что до всех я один не доберусь…Очень несправедливо получится, потому что ты не самый жуткий мерзавец, но ты же связался с бессердечной, холодной тварью…»

- Черт бы тебя побрал, аспид…умеешь ты…- пробурчал Джордж шепотом, обнимая Йорна за шею, и поцеловал в шрамированную скулу. Он чуть отстранился, уперся ладонью в пресс чудовища, а второй рукой осторожно гладил правый бок, по которому Йорну заехал пару минут назад – Бейли обожал причинять боль, но тут же утешать и ласкать. Некоторое время он, явно над чем-то раздумывая, стоял и рассматривал блестящие ноги раба, кусая губы.

- Ничего здесь не пей, – неожиданно предупредил Джордж, все еще не поднимая глаз. – Если надо, принеси с кухни.

- Хорошо, я понял, – сказал Йорн. А потом все-таки спросил: – Сэр, что-то случилось?

- Не твое дело, – гавкнул Бейли. Потом состроил неохотную мину и сказал, так словно Йорн его принуждал поделиться: – Да, случилось. Несколько вещей случилось, одна из них – это маленький идиот, которого я разрешил родить по глупости.

- Джон что-то натворил? – у Йорна начали подниматься волосы на затылке от тревоги. Джон был его соломинкой, а если маленький идиот собирался довести папу до того, что тот прикроет всю музыкальную лавку и отменит затею, ради которой Йорн в данный момент жил, он бы пошел и удавил придурка собственными руками.

- Пока нет, но он совершил нечто крайне подозрительное…- Джордж вдруг взял химеру за руку, немного отодвинул наверх край рукава, чтобы были видны роботоподобные швы и ряды идеально ровных поперечных шрамов, принялся поглаживать нежную на ощупь шелком поблескивающую кожу. – Я все это время думал, что он встречается с одной девчонкой, из хорошей семьи, хоть и не рабовладельческой. А сегодня он пришел с какой-то совершенно другой бабой, ее охрана пропустила, потому что она с моим сынком, и мне одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она во-первых, плебейка, во-вторых, старше его лет на пять, и настрой мне ее показался весьма подозрительным.