- Джордж, прекратите! – вскричала Лизбет.

- Еще ты мне тут будешь вякать? Подстилка для скотины… – проорал Джордж. – Ты знаешь, какое количество народу на этой планете мечтали бы оказаться на твоем месте? – он задрал голову Йорну, чтобы заглянуть ему в лицо. – Детишки индийские, которые на помойках с крысами еду делят, африканские девушки, которые в постоянном страхе, что их в очередной раз изнасилуют, когда они от колодца по двадцать кило воды волокут, заключенные в сирийских тюрьмах, которых подвешивают и бьют электрошоком. Вот у них – депрессия! – Джордж указал пальцем куда-то вдаль. – Вот у них – настоящая посттравма! А тебя, видишь ли, девчонку…

- Джордж! Да вы с ума сошли! – на разъяренные вопли Джорджа Бейли прибежал Роберт Штайнер, который, вернув Йорна в пентхаус, пришел в назначенное время к господину Бейли, чтобы дать консультацию относительно состояния химеры.

- …попросили поласкать! При свидетелях, видишь ли…- вопил Джордж. – С хозяином ему, представьте себе, не очень приятно контактировать! Хозяин ему быстрее игрушки покупает, а он истерит из-за того, что надо с симпатичной девкой сексом заняться! Ты кем себя возомнил, принц-полукровка?

- Джордж! Отпустите его! – рявкнул доктор Штайнер уже готовясь вмешаться физически. – Если датчик сработает, черт знает что будет у него с ЦНС на фоне лекарств!

- Запомни: я тебе не приятель, не папаша и не дядя с улицы, которому можно всякие предъявы делать. Я – твой хозяин, читай – Бог. Если очень приспичит, я могу с тобой по-серьезному разобраться.

- Джордж! Чего ж вы творите-то! В первый же день…

- Тфу, блин! Достал, гаденыш! – Джордж рывком отпустил волосы химеры. – Что, доктор Штайнер? Я вам тоже не угодил? Я что, не прав? Почему я с рабом для секса ношусь, как с невестой для заключения династического брака?

- Джордж, давайте мы с вами пройдемся до вашего офиса, и я объясню немного ситуацию. А доктора Шварца я вызову его осмотреть на предмет того, не сломали ли вы Йорну чего-нибудь.

- Да хрен ему сломаешь чего-нибудь, – буркнул Джордж. – Это он с виду такой… грацильный. На самом деле лосяра и мускулатура каменная… Ракшас, как ни крути… волчара, а не лабрадор…

- Йорн! – Лиз бросилась к химере, как только Джордж и Штайнер поднялись по лестнице и покинули гостиную. – Он тебя сильно ударил? – она опустилась рядом с Йорном, сидевшим на полу по-японски. На по-прежнему застывшем обсидиановом лице его отражалось полыхавшее где-то внутри зарево совершенно нечеловеческого гнева: холодного, мрачного, демонского.

Йорн ничего не ответил, только притянул Лизбет к себе и обнял, положив подбородок ей на плечо. И замер. Лиз не могла видеть то, что в лице его ничто не поменялось: прижавшись к любимой женщине, он по-прежнему волчьими серыми глазами смотрел вдаль, словно не видя перед собой стен дома Джорджа Бейли. Лиз слушала, как выравнивается его учащенное дыхание и постепенно замедляется пульсация артерии на шее. Лиз в первый раз за два месяца пребывания у Бейли гладила его горло без ошейника.

- Йорн, скажи мне хоть что-нибудь, – прошептала Лиз, на секунду убоявшись, что ее любимый зверь впал в некое кататоническое состояние, не выдержав стресса.

- Да чего здесь скажешь? – ровный голос чудовища ее даже немного удивил. – Сторона обвинения будет добиваться высшей меры.

- Йорн! – прошептала она, вцепляясь предупреждающе в его плечо.

- Спокойно, я, может быть, подрастерял мотивацию, но не мозги.

…- Йорн, э-эм…Послушай, нам поговорить надо, я так думаю.

Джордж у Йорна за спиной кашлянул нервно и его приближающиеся шаги зазвучали по мраморному полу библиотеки. Йорн не шелохнулся, стоял у арочного окна, смотрел на город и курил уже пятую за утро сигарету. Джордж подошел к нему, у Йорна было ощущение, что его физически коснулась аура этого человека.

- Йорн, я хочу извиниться, – сказал Джордж, встав рядом и, нервно засунув руки в карманы, переминался с мыска на пятку. – Меня прямо переклинило сегодня. Я тебе такой правды в лицо наговорил, что мне самому страшно вспоминать. Мне реально тебя просто убить хотелось, но это потому что ты мне…как бы это поточнее сказать…Ты мне глубоко не безразличен. Ты совершенно не мой типаж. Я обычно таких, как ты, не терплю, и мне сложно найти с ними точки соприкосновения, поэтому мне с тобой настолько сложно, что я иногда теряю всякое самообладание. Но я тебя люблю и я тебя хочу, – Йорн на него еле заметно покосился, у него дернулась нервно кожа с правой стороны у носа. – Однако если бы я тебя только хотел, я бы не обращался с тобой так, как я обращаюсь. С рабами вообще не принято так себя ставить, мне приходится многие моменты замалчивать перед другими людьми. Можешь ли ты представить, насколько меня фрустрирует тот факт, что я, как мне кажется, создаю для тебя максимально мягкий климат, максимально комфортные условия, отношусь вполне по-человечески, а у тебя и депрессию диагностировали, и агрессивные выпады против меня происходят, смотришь ты на меня периодически как на кусок говна, и вообще мне чуть ли не рекомендуют сейчас высокоученые врачи держаться от тебя подальше. Все-таки, как ни посмотри, а тебя не казнили потому, что я тебя купил. И, если уж совсем честно, я ни за что бы не подумал, что у гибрида рапакса, способного на то, на что ты способен, окажется такая ранимая нервная система. Если ты позволишь, – с полушутливой эмфазой добавил Бейли, – я тебе при удобном случае продемонстрирую, что мои вкусы очень умеренные, я бы даже сказал, консервативные, а мое отношение к тебе неприлично уважительное. Пойми, у меня в голове постоянный когнитивный диссонанс. С одной стороны, у меня уже за много лет сложились определенные представления о личности раба, о том как он себя ведет, о том, какие нормы взаимоотношений предписываются в этой субкультуре, о том, что можно ожидать и что недопустимо, а что считается моветоном, хотя в протоколе не запрещается – например, извиняться перед рабом за что бы то ни было, как я сейчас делаю. А с другой стороны, ты мне каким-то магическим образом навязываешь собственные правила, так что я уже не знаю, что у нас вообще за тандем такой образовался. Да, я тебя ударил, чтобы напомнить себе, что я все еще хозяин, а не отвергнутый воздыхатель. Это нормально, я имею полное право к тебе применить физическую силу, если мне что-то не нравится, к тому же я уверен, что тебе моя пощечина – как слону дробина. И я готов признать, что мне периодически невыносимо приятно причинить тебе боль. Однако это происходит именно в те моменты, когда я вообще не могу понять, как мне себя вести, когда ты меня заводишь своими замашками королевской особы во вражеском плену, и особенно когда ты отказываешься понимать, что твое положение не временно. Три года уже прошло, а ты постоянно ведешь себя так, будто режим вот-вот падет, и тебя отправят обратно в Кембридж. Нет, Йорн, ты поставил сам крест на той жизни, по которой ты сохнешь, сам себя, если угодно, сделал инвалидом, посему тебе просто надо перестроиться на другой лад. Клеймо ты не выведешь, от шрамирования ты не избавишься. Ты все еще думаешь, я это сделал, чтобы поиздеваться над тобой? Отнюдь, я хочу тебе помочь эту трансформацию осознать – она принудительна и перманентна, и не я являюсь ее причиной и властью, которая ее санкционирует. Единственно правильное в твоем положении было бы получать кайф от того, где ты живешь, что у тебя вон бегает симпатичная девчонка, готовая на все, лишь бы ты ее приголубил, что тебя обслуживают, тебя развлекают, а хозяин от тебя не требует жрать его испражнения, как делают далеко не только исключительные полумифические извращенцы… – у Джорджа закончился запас воздуха и заряд аргументов. – Ну, ты меня одаришь хоть словом-то?

- Подстричься мне дадите или нет? – бросил Йорн.

- Вот, о чем я и говорю…Змей подколодный! Да черт с тобой, завтра Бьерн придет. Но учти, ты причинишь человеку невыносимые страдания.

- Спасибо, – сухо сказала химера.

- А ты меня дослушаешь относительно Джона?