- Йорн, пожалуйста, отпусти его… Отойди от него, я тебя очень прошу. Последствия будут чудовищными по сравнению с тем, что происходит сейчас. Это хуже, чем вышка…- голос Лизбет дрожал, она боялась пошевелиться, чтобы не спровоцировать зверя.

Йорн тяжело и нервно дышал, смотрел какое-то время, чуть оскалившись, на Джорджа.

- Джордж, ты понимаешь, что будет только хуже, если ничего не изменится?

- Йорн, мне немного трудно говорить и думать, когда на мне девяносто пять килограмм тебя…- попробовал сострить Джордж и улыбнулся.

- Я что-то смешное сейчас сказал? – весьма натуралистически пародируя господина Бейли, прорычал Йорн. – Мне, Джордж, не смешно. Мне давно уже не смешно. И мне становится все несмешнее с каждым новым спектаклем, который ты высираешь из своего мозгового макраме.

В коридоре послышались голоса и топот ног. Йорн закрыл глаза и отпустил Джорджа, понимая, что продолжать бесполезно. Ему было уже все равно и ничего не хотелось.

- Так, так, спокойно все! – Джордж вскочил с дивана и поспешил отойти от чудовища. – Нужен срочно Кольтман, вызовите его на тридцатый этаж. Йорна не трогать до того, как он появится.

Йорн отступил назад, сначала прислонился к стене, потом сполз на пол и сел рядом с разбитым телевизором. Он уперся локтем в колено и закрыл одной рукой лицо. Хотя он внешне выглядел практически безучастным, появилось ощущение, что осталась только затвердевшая хитиновая оболочка, а сам Йорн внутренне иссох и потерял все силы. Лиз хотела подойти к нему, но Бейли ее не пустил.

- Куда тебя понесло? – рявкнул он, ловя ее руками. – Я сказал, не подходить, пока бригада не появится! Кризис у него. И я не хочу, чтобы он сейчас из-за ваших действий себе навредил.

Йорн не сопротивлялся и почти даже не реагировал, когда ему доктор Кольтман делал один за другим два укола в вену. Потом его осторожно подняли на ноги и вывели. Уходя, он не взглянул на Лизбет. Он вообще ни на кого не смотрел, человеческая среда была для него токсином, который постепенно разъедал его организм и психику.

…- Йорн! – Лизбет, сидевшая скромно в уголке дивана с книжкой в парадной гостиной, подскочила и поспешила в холл, где заметила знакомую темную фигуру.

Две недели она так и пряталась скромно по уголкам пентхауса, не удостаиваясь почти никакого внимания ни от кого. Бейли ее откровенно прогонял, когда она пыталась вечером подойти к нему и узнать, что с Йорном. «Иди отсюда! Когда надо будет, тогда и узнаешь», – рявкал Джордж, и захлопывал у нее перед лицом стеклянную дверь маленькой гостиной или спальни. Хорошо хоть в холодильниках на обеих кухнях была всегда еда, и спортивно-домашнюю одежду Йорна, которую Лиз пришлось все это время носить, сразу забирали в стирку и возвращали на следующий день, стоило Лиз ее оставить в ванной. Лизбет чувствовала себя никому не нужной приблудной кошкой, чей хозяин заболел. Тот факт, что ее не вышвырнули, вселял все же довольно стойкую надежду, что Йорна планируют в какой-то момент вернуть, и тогда «игрушки» ему снова понадобятся. Однако неизвестность относительно того, что с ним происходило, не давала ей спать по ночам. Ночи Лизбет коротала в библиотеке, свернувшись на холодной кожаной кушетке. Поэтому, когда она увидела смутную тень, промелькнувшую в холле рядом со столовой, сердце у нее зашлось от радости и страха. Она отложила книжку про корпус повествований о катабасисе, и почти бегом отправилась к нему.

- Йорн! – она подбежала, обняла химеру. – Ты как? – Лизбет хотела его поцеловать, но Йорн ответил как-то быстро и, не сказать с холодком, а с непонятной эмоцией, которую она совсем не ожидала.

- Лизбет, извини…я на лекарствах, – проговорил он рассеянно.

- Вижу. Я Дженет, – ответила она, изобразив обиду.

Йорн закрыл глаза, кивнул.

- Извини. Да, Дженет.

- На каких ты лекарствах? – строго спросила Лизбет. – Что они на этот раз с тобой делают? – она почувствовала, что в ней начинает расти огромный кровавый пузырь гнева.

- А хрен их знает. Антидепрессанты и успокоительные. Вроде бы. Но у меня состояние, как будто я постоянно слегка упоротый... Лиз, когда…

- Дженет!

- Прости…Дженет…что за имя дурацкое… – он замолчал и провел рукой по лицу, словно пытаясь собрать разъезжающиеся мысли. – Давай сразу к делу, пока я еще не расплылся. Когда у тебя этот твой контракт с сатаной заканчивается?

- Через три недели. А что такое? – Лизбет нахмурила брови. И это был его первый вопрос после двухнедельного отсутствия?

- Как закончится, сваливай отсюда, я тебя очень прошу.

- Йорн, нет! – отчаянным шепотом почти прокричала она. – Не выгоняй меня!

- Ты понимаешь, что я перестал с этим справляться, как только ты здесь появилась?

- Йорн, что ты пытаешься сделать? Почему ты так говоришь?

- Да мне хана, что ты, не видишь этого? – ощерился Йорн. – Я не в состоянии тебя здесь защитить, и я схожу с ума. У меня с трудом получается выглядеть перед тобой человеком, являясь тем, кем я являюсь, и у меня едет от этого чердак. Когда ты здесь, я постоянно думаю о том, что я малодушный студень, который внушает себе, что ему есть, ради чего жить, хотя на самом деле я низведен в такое состояние, в котором Александр Македонский или Юлий Цезарь давно бы уже вскрыли себе феморальную артерию разбитым стаканом. Я не имею морального права вовлекать в игру Бейли тебя, и при этом я настолько обессилен, что я опустился до того, что попробовал. Теперь у меня непрерывный токсикоз от самого себя. И самое мерзкое в том, что во время прихода от медикаментов, у меня наступает полнейшее равнодушие. Я грязно, бесстыдно, развратно наслаждался тем, что я заперт один в комнате, и тем, что я сплю один, и тем, что ко мне никто не прикасается. Трое суток я был в отрубе, и испытал счастье ввиду полнейшей индифферентности ко всему. И буду с тобой честен: мне даже было все равно, как ты справляешься. Тебе не кажется, что это дно?

- Йорн, а почему ты в джинсах? – совершенно неожиданно ответила на это излияние Лиз.

Йорн посмотрел на себя так, словно не помнил, когда, как и во что оделся. На нем была черная тонкая водолазка и дорогие брюки из темно-синего денима, всего-то с парой декоративных потертостей.

- Что дали, то и одел… – пожал он плечами. – А-а…?

- А-а я тебе скажу, любимый мой, – Лиз потянулась к Йорну и на ухо прошептала с ведьминым сладострастием: – Потому что он пересрал, – она указала глазами куда-то в пространство. – И почти все кирпичи, которые он извергал из задницы, вылетали за пределы околоземной орбиты.

- Ты не догадалась это атмосферное явление для меня зарисовать?

Лизбет захихикала, прижимаясь к чудовищу, но обнаружила, что Йорн опять вежливо отстраняется. Он скептически хмыкнул, потом опять зажмурился.

- Надолго ли? Я бы не слишком рассчитывал на его сентиментальность.

- Тем не менее, он ходил чернее тучи вулканического пепла почти все время. Поверь мне: он урод, но ты для него – нечто большее, чем мальчик для развлечения. Этот момент надо колонизовать и нещадно эксплуатировать, – прибавила она еле слышно. – Нам нужно для начала оказаться за пределами здания.

- Он немедленно поймет, если я стану спекулировать на своей мартирологии.

- Хорошо, не эксплуатировать, займемся разумным природопользованием.

- Лиз, я могу тебя попросить? Только не пойми меня превратно…Ты не могла бы до меня сейчас не дотрагиваться? – неожиданно сказал Йорн. Лизбет посмотрела на него с испуганным удивлением, и отняла руки от талии химеры. – У меня очень странное состояние, которое я не могу тебе словами изложить. Во-первых, я заторможенно соображаю, а во-вторых, среди аморфного месива своих эмоций я начинаю испытывать злобное раздражение при физическом контакте с людьми. При ПТРС в пятнадцать лет у меня такой симптом уже был. Прости, пожалуйста. Я думаю, что не только Джорджу будет со мной скучно, поэтому ты серьезно подумай над моим советом. Говорю без кокетства, без намерения тебя испытать, без самобичевательных порывов – исключительно как научный факт. У Сартра в «Комнате» был хотя бы секс, а меня блевать тянет от одной мысли. Мне даже не страшно остаться опять в этой клоаке одному без тебя, хотя знаю, что это временно. Я ничего не хочу, даже оказаться за пределами здания по божьему повелению сил нет. Только закурить и принять горизонтальное положение… – он отвернулся и принялся шарить по кухонным ящикам.