— То лето выдалось чертовски жарким, — продолжал Джонни. — От этого пекла мы все были… я даже не знаю, как это назвать. Будто жизнь била ключом… Нам хотелось что-то создать. Это чувство охватило нас всех. Всех потянуло на искусство. Кэнди желал заниматься своей стряпнёй, Беллина — театральными постановками, Пол — фильмами.

— А Эд — поэзией.

— Да, ты знала, он даже написал книги?

Я кивнула.

— Правда, не одну из них не читала.

— Конечно, он не Сэлинджер (прим. пер.: Сэлинджер, Джером Дэвид — американский писатель), но его книги были хороши. Довольно извращённые, но очень хорошие. А его стихи…просто искусство. Настоящее искусство, Эмм.

— Да, искусство, которое я не могу оценить, — пробормотала я.

Перед моими глазами всплыло лицо Эда, когда мы в последний раз стояли в кухне. Вспомнилось, исходящее от него зловоние. Его голос, когда он громко читал своё стихотворение. Мама читала лучше. Почему я не могла его вспомнить?

— Ну, — протянул Джонни. — Продолжай.

— Мама назвала меня в честь героини одного из его стихотворений.

Джонни превратился в соляной столп.

— Правда?

Я посмотрела ему в глаза.

— Да. «Она гуляет по ночам».

Джонни допил второй стакан виски.

— Мама привезла мне книгу, — объясняла я. — Она рассказала мне, что во время беременности регулярно читала это стихотворение. И потом, когда со мной произошёл несчастный случай. Она назвала меня именем героини стихотворения, но я не помню, чтобы мне его когда-нибудь читали.

— Мне нравится твоё имя, — сказал Джонни.

— Но стихотворение некрасивое, — заявила я, наморщив лоб.

— Могло быть и хуже. Ещё не известно, как бы тебя назвали, если бы твоя мама оказалась поклонницей Каммингса (прим. пер.: Эдвард Эстлин Каммингс — американский поэт, писатель, художник, драматург).

— Ты хорошо его знал? — упорствовала я.

— Эда? Его никто не смог узнать до конца. Он жил в своём собственном мире. Зависел от нас, но ни с кем в тесные отношения не вступал. И со мной тоже.

— Но когда он умер, вы все очень испугались, не так ли?

Джонни выглядел очень задумчивым. Я учуяла запах виски в его дыхании.

— Да. Не слишком красивый поступок. Ты об этом хотела узнать?

— Так что же произошло?

— Эд был… полагаю, он сделал своё дело, понимаешь? Мы все сделали своё дело. Но он сидел на наркотиках. На тяжёлых наркотиках. Кололся. Не спал. Слишком много пил. Нёс ахинею. Эмм, я думаю, что однажды он просто свихнулся. И не смог с этим справиться. С жизнью. Со всем этим, — Джонни потёр глаза. — Он слишком много выпил, обкололся, а потом, когда в бассейне никого не было, вскрыл себе вены и прыгнул в самую глубокую его часть. Проклятье, может, он думал, что его спасут. Там всегда кто-нибудь да был. Но не в ту ночь.

— И тогда он… умер.

— Да. Он умер, — Джонни сдвинул меня в сторону и забегал вокруг письменного стола. Туда-сюда. Взъерошив руками волосы, скрестил пальцы на затылке. — Устроил в моём бассейне эту грязь.

Со стаканом в руке я ожидала продолжения, но не пила.

— Ты до сих пор хочешь знать, что тогда произошло? — не глядя на меня, тихо поинтересовался Джонни.

— Если хочешь рассказывать дальше, то да.

Мужчина отвернулся.

— Эд сошёл с ума. Наша компания распалась. Думаю, что и я сам немного рехнулся. Я делал то, что хотели от меня люди, их желания для меня были важнее, чем моя жизнь, настоящая. Чтобы привести в порядок рассудок, мне пришлось на какое-то время скрыться от людских глаз.

Я подумала о Джонни тогдашнем, которого выдумал мой мозг. Мог ли он сойти с ума? Мог ли он, как Эд, решиться на уход из жизни?

— В наркологическую клинику?

Он покачал головой.

— Нет. В сумасшедший дом. В государственную психбольницу, а не в шикарную частную клинику. Туда меня доставили на носилках. Я был не в своём уме, и платить за комфорт мне было не чем. Все деньги к тому времени были потрачены на наркотики. На самом деле, это мама заставила меня заняться собой. Благослови её Господь. Без неё я, наверное, тоже бы отдал концы.

Слова больно резали ухо, но голос звучал буднично, без тени стыда. Мне хотелось его обнять. Поцеловать. Но я не жалела, что спросила его про Эда. Нужно просто переварить в голове эту историю. Отделить правду ото лжи.

— И как долго ты пробыл в клинике? — допытывалась я.

— Год. Я вышел из неё в семьдесят девятом, усохшим и не наркоманом… Но, возможно, всё ещё немного сумасшедшим, — улыбнулся Джонни.

— Ты никогда не был настоящим сумасшедшим.

Его улыбка вышла немного грустной.

— Нет. Я знаю. Врачи хорошо надо мной поработали. Конечно, было тяжело. Что-то из серии люби грешника, а не грех, но не в религиозном смысле. У меня был великолепный врач, который и в самом деле вправил мне мозги. Он заставил меня задуматься о многих вещах, которые произошли тем летом. Благодаря ему, я много чего понял.

— Про Эда?

— Нет, детка, — сказал он. — Про…

Дверь кабинета внезапно распахнулась, появилась голова Глиннис, его помощницы.

— Джонни, тот тип из… О, извини. Я не знала, что ты не один.

Её любопытный взгляд скользнул по моему лицу. Мы с Джонни не держались за руки, стояли по разные стороны стола и не производили впечатления, что нас застукали за чем-то неприличным.

— Всё в порядке, — заверил Джонни. — Что за тип?

— Который с сайта? Блоггер?

— Ах, этот, — хлопнул себя по лбу Джонни. — Я ему сказал, что дам интервью о новой выставке. Глиннис, ты не могла бы… ну, не знаю, пообщаться с ним ещё пару минут? Или показать ему галерею?

— Конечно, Джонни, — она послала шефу робкую улыбку и снова исчезла.

— Прости, — произнёс Джонни. — Мне надо работать.

— Всё нормально. Я рада, что мы поговорили… и между нами кое-что прояснилось.

— А разве было что-то плохо, Эмм? Ты и правда так думала? Я бы тебе всё рассказал в любое время. Просто не знал, что тебя это так интересует. Это старые истории.

— Пойми, я хотела их услышать от тебя, не более того.

Возле кабинета зазвучали голоса. Джонни обошёл вокруг стола и подарил мне страстный поцелуй.

— Всё хорошо?

Я кивнула.

— Да. Всё в порядке.

— Прекрасно, — он поцеловал меня ещё раз.

Я забыла, где мы находились. Не из-за приступа, а удовольствия. И засмеялась, когда почувствовала его эрекцию.

— Прежде чем ты выйдешь, обуздай её. Иначе этот блоггер расскажет о тебе больше, чем ты хотел бы.

— О моём члене не в первый раз говорят, — Джонни шагнул к двери.

Спустя секунду наши пальцы в последний раз соприкоснулись, и он отпустил мою руку.

Глава 27

Смотреть фотографии вместе с Джонни совсем не то, что хихикать над ними с Джен или вздыхать в одиночку. У него был толстый альбом, заполненный фотографиями. Одни аккуратно приклеены фото-уголками, другие просто лежали. Некоторые подписаны, но не только им, а другими людьми с фотографий. На некоторых стояли имена и даты. Часть фотографий — официальные снимки, другие — моментальные, какие-то размером десять на тринадцать, какие-то меньше.

— Я не смотрел их целую вечность, — сказал Джонни, когда из альбома выскользнула пачка фотографий и упала на пушистый ковёр.

Я подняла их и аккуратно рассортировала. Толстая бумага, краски немного потускнели, но по сравнению с семейными фотографиями моих родителей, они сохранились очень хорошо.

— Почему не смотрел?

— А ты пересматриваешь свои старые фотографии, на которых изображена голышом?

— Несколько таких фотографий моя мама повесила на стену, — сухо заметила я. — Фото в ванночке. Мне неловко, что они висят на стенке, и каждый может их разглядывать.

— Когда мы придём в гости к твоим родителям, я обязательно на них взгляну.

Я закатила глаза.

— Это ведь не то же самое, не так ли?

Джонни смотрел на фотографии в моих руках, взял одну. Я тотчас же узнала её. Поза, как у римской статуи. Эта фотография попадалась мне в интернете и, конечно же, появлялась в моих несколько извращённых фантазиях. Но в его руках изображение смотрелось по-другому. Он взмахнул фотографией.