— Во времена моей юности Эд был знаменитостью, — мечтательно произнесла мама. — Интересно, кем он стал? Ты не могла бы посмотреть в интернете? И выпустил ли он ещё какие-нибудь книги?
Только после смерти. Если я не ошибалась, он не дожил до выхода даже этой книги. Правда, маме я этого не рассказала. Не надо ей знать о приступах, и о том, что Джонни в те годы был лучшим другом Эда Д'Онофрио.
— Другие стихотворения твой отец никогда не любил, — вдруг призналась мне мама. — Только это. Это была его идея назвать тебя Эммелин. Мы не смогли прийти к единому мнению об имени и без конца из-за этого ссорились. Он хотел что-то современное, а я думала, лучше будет старомодное имя. И мы пришли к компромиссу. В классе ты всегда была единственной Эммелин.
— Насколько я знаю, я всегда была единственной Эммелин.
— Да, ты единственная, — сказала мама, обнимая меня.
Позднее, когда мы прощались, а она пообещала мне похудеть и вскоре позвонить, пришёл Джонни. Он принёс с собой, обалденно пахнущую, тайскую еду, и поставил её на стол в центре кухни. Я достала тарелки и палочки для еды, налила нам обоим горячего чая, и пока Джонни открывал контейнер с едой, грела руки о чашку.
Он застукал меня, когда я его разглядывала.
— Что?
— Я просто смотрю.
Он улыбнулся и обошёл вокруг стола, чтобы меня поцеловать.
— И как тебе зрелище, нравится?
— О, даже очень, — я ущипнула его за мягкое место. — И, что я чувствую, тоже.
Он посмотрел через плечо на еду, потом снова перевёл взгляд на меня.
— Ты очень голодная?
— Смотря, какую еду ты хочешь мне подать.
Мужчина взял мою руку, положил её себе между ног.
— Как насчёт этого?
— Меня впечатляет, — заметила я, — что по прошествии стольких месяцев, что мы вместе спим, ты можешь быть ещё таким романтиком.
Джонни очертил моей рукой маленький круг в своём паху, и мы засмеялись. Потом мы долго целовались с закрытыми глазами. Я обняла его и крепко прижалась. Какой сегодня странный день. Присутствие Джонни выделяло его среди череды других дней.
— Что случилось? — бормотал он, опустив губы в мои волосы.
Я ещё крепче прижалась к нему, потом немного отстранилась, чтобы видеть его лицо.
— Я очень молодая?
У Джонни глаза полезли на лоб, а уголки рта, наоборот, опустились.
— Кимми опять за своё?
— Нет. Не Кимми. Я хочу знать, что ты об этом думаешь.
Мужчина с громким вздохом разжал объятия и прислонился к рабочей поверхности стола.
— Ты молодая. Да. Или я слишком старый.
— Тебя это всё ещё беспокоит?
Он смотрел на меня серьёзным взглядом.
— Почему? Или это тебя беспокоит?
— Нет, — я понятия не имела, беспокоило ли меня такое положение вещей или нет. Мне просто хотелось его поцеловать. И прямо здесь и сейчас расстегнуть молнию на его джинсах, взять в рот его член и заставить нас обоих забыть об этом разговоре.
— Эмм, пожалуйста, поговори со мной.
Это хорошо, что он настаивал на разговоре. Лучше всё обсудить, чем замалчивать проблему под маской общественного лицемерия. Как же я его любила, но причину этой любви не смогла бы внятно объяснить.
— Тебя тревожит, что задолго до нашего знакомства я уже много чего о тебе знала?
Джонни развеселился.
— Тебя беспокоит, что ты видела меня голым прежде, чем я перед тобой разделся?
— Да, и это тоже. Как и всё остальное, — он знал, что я смотрела фильмы с его участием и рылась в интернете. Но об этом мы никогда ещё не говорили. — А ты никогда не опасался, что я влезла в твою жизнь только потому, что видела тебя голым?
Джонни снова рассмеялся и приблизился ко мне, чтобы поцеловать.
— Эмм, я хочу, чтобы ты была со мной только потому, что я есть.
— А не из-за того, кем ты был, — пробормотала я.
— Это один и тот же человек, — губы Джонни слегка коснулись моих губ. Он провёл рукой по моим волосам и посмотрел мне в глаза. — Если бы ты знала, сколько охочих до любви девушек… и юношей пытались соблазнить меня из-за того, кем я был тридцать лет назад?
Я наморщила лоб.
— Нет, не знаю.
— Очень много, — всё же сказал он. — Ты одна из них?
— Нет!
Джонни пожал плечами и, прежде чем снова поцеловать, провёл большим пальцем по моей нижней губе. Боже, какие сладкие чувства! Я закрыла глаза и попыталась от него отстраниться, но не получилось.
— Я тебя люблю, — призналась я. — Но… честно, не из-за всего этого хлама — фильмов, фотографий, интервью…
Он кивнул.
— Да.
— Не по этой причине я люблю тебя сегодня, — добавила я.
— И не из-за них ты меня любила тогда, — ответил он.
Я замерла. Подняла на него глаза, разыскивая в его лице признаки розыгрыша.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты меня впервые увидела в кофейне, — ухмыльнулся он, — ты же не знала про фильмы и фотографии, не так ли? Давай, будем смотреть правде в глаза. Всё дело в моей заднице.
Такого ответа я не ожидала. Я вообще не знала, чего ожидать. И расхохоталась.
— Да. Твоя попа на редкость классная.
На сей раз мне не удалось отвертеться от его поцелуя. Лишь потом я вспомнила о его словах. Он не задумывался над ответами, и, казалось, ничего не скрывал.
Но почему же у меня появилось чувство, что именно так он и делал?
Глава 26
— Слушай, ты ведь знаешь, что в искусстве я дуб дубом, — я отшатнулась от протянутой руки Джонни, сделала шаг назад, и чуть не уронила статую, которая стояла на пьедестале. Но успела подхватить её прежде, чем та упала на пол. — Видишь? Я представляю опасность для произведений искусства.
— У тебя глаз алмаз, и я хочу услышать твоё мнение, — серьёзным тоном заявил Джонни. — И, кроме того, это работа твоей подруги, значит, придётся немного помочь.
— На мой взгляд, они выглядят потрясающе, — я указала на стену, на которой висели три работы кисти Джен. — Там ещё достаточно места для, как минимум, ещё четырёх картин.
— Да, но каких? — в голосе Джонни прозвучали нервные нотки.
— Откуда я могу знать? Сам выбирай, — я разглядывала фотографии в рамках, разложенные на полу галереи. Но ближе подходить опасалась, чтобы не наступить на какую-нибудь.
Джонни кивнул на фотографию Джерада, сделанную в очень мягком свете.
— Эта?
— Мило. Думаю, подойдёт.
Он указал на другую.
— А эта?
— Эта тоже подойдёт! Они все подойдут!
Он расхохотался и покачал головой.
— Да уж, детка, ты и вправду ничего не понимаешь в искусстве.
Я обиделась.
— Я тебе говорила.
— Ты просто вбила себе в голову, что у тебя отсутствует понимание искусства, — возразил он. — Если хорошенько подумаешь, то обнаружишь у себя великолепный инстинкт. Ты видишь многое. Ну, ладно, выберу сам. Не забивай этой проблемой свою маленькую, миленькую головку.
Я показала ему язык.
— Какой ты нудный.
Джонни, как бы защищаясь, поднял руки.
— Ой, ты меня убила.
Он наклонился и переставил рамы по-другому. Я наблюдала за его действиями. С момента нашего разговора на кухне прошло несколько дней, но меня до сих пор мучали сомнения.
— Джонни.
Он не обернулся.
— Да, детка?
— Что заставило тебя стать художником?
Его руки мгновенно замерли. Он присел на корточки. Пару секунд сидел неподвижно, потом бросил на меня настороженный взгляд.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… ты начинал с фильмов, потом, насколько мне известно, сделал перерыв, а впоследствии обратился к искусству…
— Я всегда занимался искусством, — перебил он меня тихим голосом. — Только я никому не показывал. И не пытался создать впечатление, что я художник. Есть разница, решить, что ты художник, или просто признать, что ты им являешься.
— Я знаю, — я слегка прикусила нижнюю губу. — И… когда ты им стал?
Джонни поднялся на ноги, отряхнул ладони.
— Мне надо выпить. Будешь?