Аксёнова Т. Преломление света Эстетизм и дерзновение Татьяны Аксёновой Карпенко Александр Николаевич, поэт, прозаик, литературный критик Татьяна Аксёнова, иногда прибавляющая к своей фамилии имя своего прадеда, француза Жан-Бернара, яркая, экспансивная брюнетка. Великолепно читает свои стихи, виртуозно владеет слогом. Она умеет наполнять слова недюжинной энергетикой, отзвуки которой можно услышать в ее голосе даже тогда, когда она просто с вами говорит о чемто постороннем или потустороннем. Татьяна – поэт «цветаевской» закалки и закваски. Стало уже привычным делить поэтов женского пола на «ахматовскую» и «цветаевскую» линии. При этом бросается в глаза, что поэтесс, тяготеющих по стилистике произведений и образу мыслей к Марине Цветаевой, в литературе на порядок меньше. Цветаевский темперамент редок и опасен для его обладательниц. Но это – уже данность для героини, с этим ничего не поделаешь – разве что-то попишешь… Тем ценнее для нас одинокие представительницы прекрасной ярости, «ни в чем не знающие меры», живущие взахлеб и часто вразнос. Кстати, саму Цветаеву очень держало «в рамках приличия» не только дворянское воспитание, но и рождение под знаком Весов. Татьяна Аксёнова включает в сборники стихов произведение, написанное от имени Цветаевой. Это стихотворное нахальство, тем не менее, оставляет глубокий след в душе: в стихах, помимо дерзновения, все решает качество изложения. Трудно, говоря от имени великих, не скатиться на фальшь. Мне кажется, Татьяне Аксёновой ее попытка удалась, хотя она многим рисковала, многое поставила на кон. «Горит на небе новая звезда – ее зажгли, конечно, хулиганы» –писал Валентин Гафт. Татьяна Аксёнова часто предстает в своих стихах вот таким хулиганом, в женском обличье… Закатилась звезда его: И певцом, и во сне… Я – Марина Цветаева. Эта мера – по мне. Эта мера безмерная – Что колодец без дна. Я давно – суеверная, И подавно – одна Средь созвездий затеряна, Ярче прочих горю!.. Райнер, я не уверена, Что с тобой говорю… Заклиная звезду твою, Простираю лучи – Обнимаю, как думаю. Только ты – не молчи! Будь мне добрым советчиком, Другом – больше! – родным Братом, мужем невенчанным, Эхом – долгим, как дым От пожарища горнего, Что в чистилище – лют… Райнер, выпьем отборного, Ибо там не нальют!.. Я одного из ста его Поцелую в уста. Я – Марина Цветаева: Мне остаться – отстать… Знаю, меркой надгробною Не измерить цветка – Даже формулу пробную За Творца не соткать. Этот мир – он – изнаночный. В нем, кто мертвый – живой… Шлю письмо тебе – с нарочным: Со своей головой. Стихотворная переписка Марины Цветаевой с Рильке справедливо считается одной из вершин мировой поэзии ХХ века. И трудно было даже помыслить о том, что кто-то отважится войти в этот исторический контекст со своим голосом, как это сделала Татьяна Аксёнова. Слишком велик был риск опростоволоситься в очном противостоянии с двумя признанными гениями. Но Татьяна Аксёнова – справилась со своей сверхзадачей. А победителей, как известно, не судят.
Мне нравятся поэты, которые много на себя берут, не боятся взвалить на плечи тяжесть не только внутреннего, но и внешнего мира. При всем при том, в лирике Аксёновой чувствуется запас неистраченной доброты и нежности. Русская женщина с французской внешностью и темпераментом, она, безусловно, не может не писать о Франции. Об этом свидетельствуют такие стихи, как «Эйфелевой башне» и ряд других. С Цветаевой Аксёнову роднит еще и трепетное внимание к слову в звуке. Она читает свои стихи не хуже наших знаменитых шестидесятников – звонко, напористо, элегантно, артистично. Хотя, рискну предположить, стихи Аксёновой пишутся ради самих себя, а не ради грядущего прочтения на сцене. Это и сообщает им взыскующее себя качество. Много стихов, вошедших в юбилейную книгу, навеяны русскими народными, фольклорными мотивами. Это еще одна из граней поэтического таланта Татьяны Аксёновой. В ее поэтике добро и зло равновелики и побеждают попеременно. А закончить свой короткий рассказ о новой книге Татьяны Аксёновой мне хочется вот этими совсем негромкими стихами: Улеглась дорожная шумиха. Выкопал картошку стройотряд. Кромкой поля, траурно и тихо, Домики безлюдные стоят… Остывают комья чернозёма, Диких уток тянется строка По реке тяжёлой, незнакомой. (Скользко на мостках, наверняка…) А вчера она была иною, А вчера журчали соловьи, Щедро раскрывали надо мною Облака объятия свои!.. А сегодня – руки растираю Над костром, глотающим туман. Без конца как будто жизнь, без края, И за кромкой неба – закрома… Улеглась дорожная тревога. Никаких гостей навеселе… Буду клубни печь за ради Бога На древесно-травяной золе! Выйдет чей-то пёс из-за бурьяна, Весь в репьях, и сядет у огня. Нынче звёзды как-то слёзно-пьяно, С сожаленьем, смотрят на меня… Дар Афродиты Каплей крови Урана, а, быть может, моей Мироточила рана средиземных морей. Волны сливками взбиты, взбудоражен прибой… Если есть Афродита – существует любовь! Эти камни, что скалы, где явилась она, И меня там ласкала, баловала волна: На поверхности море, словно злато, блестит… Нет печальней историй про земных Афродит! Я в сверкающих водах всё за сказкой плыла, Вижу, красное что-то: кровь ли в море ала? Нет садов тут, поодаль, жриц заботливых нет, Чтобы кто-то вдруг отдал Афродиты привет! И не мячик маячит предо мной наяву, Что-то круглое… Значит, разберусь – доплыву. Это – яблоко? Что же, принимаю дары, Быть такого не может вне условий игры!.. Где оно раздобыто неуёмной волной? Неужель, Афродита поделилась со мной Этим красным, прекрасным, полноценным на вкус, Атрибутом опасным для вкушающих уст? Я отдам тебе розы, сладкой негой звуча, Пусть на жертвенник слёзный ляжет страсти свеча, Пусть она разгорится затаённой мольбой – Мне богиня-сестрица посылает любовь! Можно верить – не верить, и дышать – не дышать. Мной ракушки, как двери, подносимы к ушам… Створки в них приоткрыты, голоса, точно зов: «Если есть Афродита – существует любовь!» |
