– Как семья, ты же был женат?

– Да все по-прежнему. Живем с Мариной, Андрюшка уже школьник.

– А здесь, в Сочи по делам? Вроде ноябрь для отдыха не очень-то?

– Да нет, на недельку выбрался подышать морем. Я, Юра очень люблю море. Сам не знаю почему. Причем, любое: и спокойное и штормовое, и летом и зимой… А тут у меня друзья еще с тех пор, как выступал. Владелец этой чудной гостиницы, Павел – мой старый друг, а эти славные ребята – он повел глазами в сторону бармена и официанта и засмеялся. – его ребята и они, Юра, нэ дадут нам здэс сэгодня заскучать. Последнюю фразу он произнес с кавказским акцентом, будто пародируя кого-то. Посмотрел на часы:

– Через несколько минут здесь появится прекраснейший человечек, красивейшая женщина в мире. Я не преувеличиваю. А пока закажем-ка мы шампанского.

Он заводился и его вдруг появившаяся легкая веселость, незаметно перешла ко мне. Я откинулся в кресле, вытянул ноги и невольно перевел взгляд к входу, куда смотрел Слава. К нашему столику шла легко и грациозно высокая темноволосая девушка. Ее лицо сразу приковывало внимание неповторимостью и своеобразием черт, безупречной чистотой бледноватой кожи, мягкой, щедрой улыбкой. Ее слегка монголоидные глаза выражали радость и вечное удивление. Одета она была в плотно обтягивающие ее длинные, чуть полноватые ноги, бордовые бархатные брюки, белый свитер с широким воротником и бордовый же, завязанный где-то сбоку, у плеча, длинный шарф. Я не видел никогда, чтобы человеку так шел какой-то цвет. Бордового же цвета были и ее припухлые губы. Слава встал, обнял ее за плечи, и она сразу прижалась к его груди, зажмурилась на несколько секунд. Он чмокнул ее в щеку и посадил рядом с собой. Воздух наполнился пьянящим тонким ароматом духов, который можно было бы определить как «свежесть, обволакивающий интим».

– Знакомься – это Юра. Когда-то мы вместе выступали.

Она улыбнулась еще шире, и совсем как маленькая девочка сказала нежным голосом, протягивая ладошку:

– Оля.

Я не знал: встать мне или сидеть, может поцеловать руку? В конце концов, сидя, почтительно склонил голову и повторил свое имя:

– Юра, очень приятно.

– Слава, – Оля сразу повернулась к Кедрову, – смотри, что я купила в киоске. Пока мы здесь прячемся, журналы продолжают печатать. Это ноябрьский выпуск. – Она положила перед Славой какой-то толстый журнал.

Он внимательно посмотрел обложку, затем принялся быстро листать, иногда останавливаясь и жадно бегая взглядом по страницам. Наконец он, видимо, нашел что искал, долго разглядывал фотографии. Потом поднял глаза на Олю и прочувствованно, словно его оценки ждет парламент, произнес:

– Это Оля, высший класс.

Ее лицо стало серьезным на мгновенье: – Думаешь? – И слегка улыбнулась: – Ну и хорошо.

Слава повернулся ко мне:

– Ольга – художник-модельер по образованию и по призванию. И пока она вечно молода – не гнушается демонстрировать модели.

Я взял журнал и тоже стал перелистывать. На одном из разворотов, ближе к концу, увидел фотографии Ольги. В жизни она лучше, а в журнале она – одна из немногих, кому удалось сохранить какую-то человеческую теплоту. Я тут же вспомнил, что эта манекенщица мне нравилась, когда раньше приходилось листать журналы мод.

Принесли шампанское – полусладкое, холодное. Было ощущение, как будто журнал, лежащий на столике – наше общее детище, наш успех.

– Сегодня ночью Оля уезжает поездом в Москву, предлагаю посидеть здесь еще немного и перейти в ресторан, где устроить проводы, достойные королевы. Да, малыш? – Слава приобнял Олю.

Оля кивнула. Я тоже с внутренним восторгом согласился. Веселье набирало силу, впрочем, мало проявляясь внешне, – это было скорее ощущение внутреннего комфорта, желание понимать и радовать членов нашей небольшой компании. Посасывая шампанское рядом с Олей и Славой, я ощутил себя причастным к некоему привилегированному обществу сильных и красивых людей. На нас смотрели. Слава поманил официанта:

– Передай Грише, бармену, пускай позвонит Павлу Анатольевичу, чтобы заказал столик в ресторане, поближе к эстраде, и сам пусть будет обязательно.

Паренек радостно кивнул: – Сделаем.

Создавалось впечатление, что сегодня он обслуживает нас с особым удовольствием, с интересом, хотя это могло быть и признаком профессионализма.

– Вот и отдохнули мы с тобой, Оленька. – Как бы подводя какой-то итог, выдохнул задумчиво Слава, – жаль, что на прекрасное в жизни отводится меньше всего времени. А может быть именно поэтому оно и «прекрасное»? А? – Он посмотрел на меня.

– Все относительно. Многое зависит от особенностей человека. Максималист недолго радуется тому, от чего человек со скромными запросами пришел бы в вечный восторг. – высказал я свое мнение.

– Верх мечтаний – жить, как ты хочешь. – Задумчиво сказала Оля. – Но это просто невозможно, наверное. Счастлив тот, кому это удается в большей мере.

Тема меня задела.

– Да, иногда задумаешься: что суетимся, чего ищем? Ведь можно для себя определить: вот любимая работа, вот любимая женщина, вот любимые друзья… Свести все воедино – и живи, радуйся! Но нет! – жестко сказал Слава, словно оппонируя кому-то. – Не получается. А почему? – Он посмотрел на меня. – Потому, что жизнь – это движение. Сегодня тебе нравится работа, а завтра – кажется скучной и ненужной. Сегодня ты любишь эту женщину, а завтра – находишь уйму недостатков. Сегодня друг навеки, а завтра – злейший враг. И самое интересное, что от этого трудно уйти, если признать непостоянство мира – а это так. Но есть один выход – творческая, созидающая роль человека. Вот и надо эту роль играть. Человек сам создает и свое отношение к работе, к другу, и сам определяет характер взаимоотношений, сам влияет на производственные отношения, на дружбу. Здесь нельзя пускать все на самотек. Нужна активная позиция. Конечно, это дано не каждому. А вообще-то, это все теория.

Я внимательно слушал. Задумавшись, казалось, как-то по-новому стал понимать смысл жизни.

– Где взять силы поступать именно «как следует»? Правда, Юра? – С улыбкой развел руками Слава. Настраиваясь на другой лад, скомандовал: – Встаем, перебираемся поближе к музыке.

У входа в ресторан навстречу нам распростер объятия невысокого роста, плотный, лысеющий мужчина в элегантном сером костюме. Он по-дружески обнялся со Славой, чмокнул его в щеку, поцеловал руку Ольге и, повернувшись ко мне, не дожидаясь представлений, протянул руку: – Павел. Бросилась в глаза большая родинка на правой щеке. Пожатие у него было мягким, но цепким. Он как бы задержал мою руку в рукопожатии, с улыбкой глядя в глаза. Тонкие черты лица и рационально-вкрадчивая пластика, умеющего себя показать человека, выдавали в нем ловеласа.

– Стол накрыт, прошу в зал. – Он жестом пригласил нас двигаться за ним.

Столик находился недалеко от эстрады, был прекрасно сервирован. Едва мы расселись, подошел официант: – Что будете пить?

Слава порывался что-то ему сказать, но Павел поднял руку, прерывая его:

– На правах хозяина гостиницы я сегодня устраиваю ужин для моих друзей. Все ваши пожелания сегодня исполняются. Все вопросы сначала ко мне.– Прозвучала даже нотка официальности. – Ты же знаешь, старик, как я тебя люблю. – И он погладил Славу по плечу.

Павел подмигнул официанту, тот понимающе улыбнулся. Через две минуты на столе стоял «Наполеон» и огромная бутылка «Шампанского».

Наш стол явно привлекал внимание, по-видимому, прежде всего из-за присутствия красивейшей пары – Славы и Ольги. Они настолько ярко выделялись на общем ресторанном фоне, излучая какое-то волшебное свечение, что остальная публика как бы уходила на дальний план – в массовку. Я испытывал некоторую неловкость, невольно попадая в поле зрения бесцеремонной ресторанной публики.

Павел шумно открыл шампанское. Выпили за дружбу со Славой и его любовь к Ольге. Заиграла музыка, наполняя зал расслабляющим, но в то же время обостряющим чувства дурманом. Все оказались искусными танцорами, а Слава с Олей танцевали ну просто великолепно. Их ретро-рок-н-ролл был настолько выразителен и артистичен, что публика оставила танцевать их одних, с удовольствием созерцая это темпераментное действо.