Так в списке учеников появилась первая девочка.

В окно постучали. Алексей открыл дверь: на крыльце загадочно улыбалась чернобровая красавица.

– Неужто учиться собрались, Славця?

– А чем я хуже других? Может, и меня уговорите?

«Ведь предупредил ребят, чтобы не болтали. Родители дознаются – не пустят в школу, запрут дома и все».

– Ах, пан научитель! Оставьте свои дела, отдохните. Чего вы затеялись с той школой? Нужна она вам?

«Подослали, хитрые бестии. Не мытьем, так катаньем. На мою мужскую погибель такая краля!»

– Зря стараетесь, Славця, – процедил Алексей. – Так и передайте тем, кто вас направил.

– Никто меня не направил – сама пришла!

«Нет, неспроста она заявилась. Наверное, с бандеровцами связана. Решили ему ловушку устроить».

– Так сколько же вам за меня заплатили?

– Коли б заплатили, вас бы давно река унесла!

Хлопнула дверь, дробно простучали по ступенькам крыльца красные сапожки. Обидел девушку. Напрасно, наверное. Она – единственная в хуторе – его привечает. Другие сторонятся. Днем Алексей зашел на мельницу, поздоровался с мужиками, которые носили мешки с зерном. В ответ те сняли шапки, загалдев свое «Слава Иисусу», и пытливо уставились на него. Закурили предложенные папиросы.

– Посоветоваться надо, товарищи…

– Мы темные, а пан – человек ученый. Что мы ему можем насоветовать?

– Как же так? – обратился Алексей к мельнику, с досадой затаптывая окурок. – Вы же, Калина Григорьевич, во Львове коммерческое училище окончили.

– А ты, – обернулся он к стоявшему рядом мужику, – хочешь, чтобы твои дети стали инженерами или врачами?

Тот беспомощно оглянулся на остальных.

– Ну что ж, дело хозяйское. На других хуторах ребятишки будут учиться, а ваши останутся неграмотными – школу-то придется закрыть.

Мужики подавленно молчали.

– Какая учеба?! – не выдержал мельник. – Война же… Горы все еще гудут… Вдруг германец вернется?

– Не вернется! Фашистам скоро крышка!

Хуторяне недоверчиво помолчали и, недовольно посопев, занялись своим зерном. Обескураженный Алексей понял, что уговаривать их бесполезно. Мельник отвел учителя в сторонку и стал его убеждать в ненадежности этой затеи со школой. Да и жить ему в таком сарае нельзя – опасно, опять же никто не постирает и не приготовит… Несолидно это. В старое время научитель был господином. Имел прислугу. Лучше уж Алексею поселиться у него, у мельника, в чистой комнатке, жинка еду сготовит, пану постирает. Все лучше, чем холостяцким чайком пробавляться. Вот дела! Весь хутор его остерегается, а мельник зовет на квартиру. Зачем? Убить-то его способнее в школе, где он один ночует. Но… перченый украинский борщ с добрым шматком сала… Алексей сглотнул голодную слюну и… согласился.

Дымным маревом догорало жаркое лето. Скоро начнется учебный год. Список учеников потихоньку пополнялся. Алексей готовился к занятиям, когда в класс прошмыгнул Юрек. Вытерев нос, он доверительно сообщил, что придут записываться в школу Мыколка и Михась:

– Я им сбрехал, что вы про войну расскажете, как фашистов били. Только батькам ихним не говорите – шкуру хлопцам надубят!

– Почему про войну? Мы будем изучать родную речь, арифметику, географию…

– Нет. Сперва про войну! Я им сказал, что вы чуть Гитлера не поймали, а они ухи разлопушили, як кабанятки. Это я так, для приманки, потом они привыкнут и будут учиться. А сегодня приходите к нам в гости – Кшися приготовила сладкие мазурки.

– А что это?

– Бардзо[4] вкусная вещь. Сегодня день нашего святого, и мы просим пана, йой, туварища научителя до хатынки.

– Святого? Не пойду!

– Да мы не молимся, Алексей Иванович! Бабця старая молится, а мы нет.

Юрек жил в просторном чистом доме. Семья уже сидела за столом. Алексей снял кубанку, поздоровался. Юрек представил домочадцев: «Бабця, дзядек, наш ойтец пан Пшиманский». Загорелый высокий мужчина с приятным лицом и решительными серыми глазами крепко пожал руку Алексею. Морщинистые старички казались бестелесными. Маленькая седенькая старушка всплеснула руками: «Ладный жолнеж, хол-леро![5]» Все засмеялись, хозяин усадил Алексея за стол.

– Очень хорошо, что наконец откроется школа, дети должны учиться. Мои ребята станут первыми учениками, они способные. Скорей бы война кончилась, чтобы пожить по-человечески.

– Уже скоро. Конец фашизму. А вы где работаете?

– Я лесничий. И при немцах лесниковал. А сейчас лес охранять бессмысленно – хуторяне туда не ходят. Люди у нас трусливые. Разве это мужчины? Ну есть в лесу бандиты, ну случилось несчастье с директором школы, так что ж теперь – по норам, как мыши, прятаться?

– Похоже, вы бандеровцев не опасаетесь?

– А что они мне сделают? Я не коммунист, а простой лесник. Делить мне с ними нечего. Разве что из-за детей озлобятся? Пусть попробуют – гляньте, какая игрушка висит! – показал он на двустволку. – Медведей валит, лосей насквозь прохватывает. Пусть только сунутся!

– Ойтец бардзо отважный, – шепнул Алексею Юрек. – Один на медведя ходит.

Вошла Кшися, миловидная пятнадцатилетняя девочка, в голубом платье, в сапожках, расшитом кожушке.

– Чем не невеста наша Кристина? Смотрите, какая красивая! – похвалился Юрек.

Кшися, легонько стукнув брата по затылку, стала наливать пиво Алексею. Тот поблагодарил.

– Хорошие дети у вас, товарищ Пшиманский.

– Матка у них хорошая, – вздохнул хозяин. – Ушла. Теперь живет в Станиславе.

– Папочка у нас самый хороший! – обняла Кшися отца. – И самый красивый.

– Дура! – возмутился Юрек. – Ойтец самый храбрый! А можно мне пива попробовать?

Алексей засиделся в гостях до ночи. Ему впервые здесь было так хорошо и покойно среди этих людей. Дома Калина Григорьевич, нацепив очки в железной оправе, щелкал на счетах. Его хозяйка, тихая болезненная женщина, возилась у печи. За стенкой похрапывал их сын Петро.

– Гуляем, пан научитель? Хе-хе. Дело молодое…

В школьном коридоре громоздились парты, возле двери – ведро с водой. Сторож объяснил, что одна кобьета[6] сама вызвалась навести в школе чистоту.

Алексей прошел в канцелярию. Надо еще раз проверить, все ли готово к началу занятий.

– Здравствуйте! – раздалось у него за спиной.

– Добрый день, Славця. Что скажете?

– Сухарь вы, пан научитель. Я грех приняла – поздоровалась по-вашему, а вы и внимания не обратили. Пойдемте, що-сь покажу.

Класс сиял чистотой. У надраенной до блеска доски аккуратно висела новая тряпочка, на полочке рядом разложены мелки.

– Ты одна это все сделала?

– Вы же мне не помогали…

– Спасибо, Славця, но заплатить мне тебе нечем.

Сердито хлопнула дверь. Алексей вышел покурить и долго смотрел ей вслед – пышнотелая, с тонкой талией, красивыми загорелыми ногами и гордо поднятой головой. Королева!