Сэндис огляделась и, выбрав менее оживленную улицу, пошла по ней. Но как умыкнуть еду? Отправиться на рынок и слямзить с прилавка яблоко? А если ее поймают, куда тогда деваться? На рынке такая толкотня, что особо не разбежишься. С другой стороны, в такой давке никто, наверное, и не заметит мелкого воровства… Или заметит? Схватят ее и увидят печать Духа. И «алые» уволокут ее в кутузку… или какой-нибудь шпион-оккультник донесет на нее… Да уж, попала она в переплет между виселицей и Кайзеном.

Тугой комок застрял у нее в горле, живот свело от голода. Тюремный каземат даже предпочтительнее Кайзена – в застенках глумятся только над телом. А вот Кайзен одними лишь физическими мучениями не довольствуется. Он заодно вынимает душу. Сэндис вспомнила, как три года назад Кайли чем-то разозлила Кайзена – Сэндис до сих пор не понимала, чем именно, – и жрец заставил Кайли смотреть на истязание Риста. Голт вливал ему в горло страшнейший яд, а затем вызывал у него рвоту; так он пытал Риста до тех пор, пока на губах у того не запузырилась горячая кровь. Сэндис ничего этого не видела, зато все видел Хит. А Кайли потом на месяц замкнулась в молчании.

Кайзен не ломал им костей, не уродовал хлыстом кожу. Любой шрам или перелом приходился не по нраву могущественным Духам – они могли отказаться входить в изувеченные тела. А иногда и сами искалеченные вассалы теряли способность принимать духов. Поэтому в запасе у Кайзена было множество пыток, не оставлявших следов. И этими пытками он вовсе не брезговал. Голт частенько кидал на Сэндис и других девушек сальные взгляды, однако Кайзен не позволял ему даже дотронуться до них. Чистота и непорочность вменялись в обязанность каждому одержимому. Но если Кайзен выйдет из себя, возможно, он решится на крайности…

Сэндис тряхнула головой, посторонилась, пропуская мальчишку, тянущего на веревке тощую козу. «Прекрати даже думать об этом!»

«Библиотека. Надо проверить библиотеку. И поесть… Может, зайти в какой-нибудь трактир, заказать обед и улизнуть прежде, чем принесут счет? Или там требуют плату вперед?» Откуда ей знать – она никогда не ела ни в одном трактире. А, была не была. Если они попросят плату вперед, она спохватится, что забыла кошелек дома, и уйдет, не вызывая никаких подозрений.

Да, именно. Так она и поступит. А когда будет при деньгах, вернет трактирщику долг. Если сможет. Но сейчас ей просто необходимо поесть. Один-единственный раз! А потом она разыщет Талбура Гвенвига, объяснит ему все, и он, несомненно, примет в ней самое радушное участие. Она станет его служанкой… Будет работать на него бесплатно, даром. Лишь бы он приютил ее. Лишь бы защитил от Кайзена…

Сэндис зашла в таверну, и в нос ей ударил аромат жареного мяса. На вертеле над очагом крутилась туша козла. В памяти Сэндис мгновенно всплыло тело Хита. Ее замутило, и она прикусила губу. Аппетит пропал… Но ей требовались силы. Иначе она станет беспомощной и будет легкой добычей для тех, кто охотится на нее.

Сэндис зыркнула по сторонам. Почти никого. Неудивительно – еще только утро, а в тавернах обычно спускают деньги по вечерам. Вдоль двух стен тянулись деревянные кабинки, в центре стояли маленькие круглые столики с колодами карт и игральными костями. У дальней стены располагалась небольшая барная стойка, за которой возвышался брюхастый толстяк, с неодобрением созерцавший уставленную бокалами полку. Тоска в его глазах подсказала Сэндис, что он не в восторге от своей работы, а темные круги под глазами – что он так же, как и она, провел бессонную ночь. Закуток позади трактирщика вел в кухню, из которой и неслись запахи, напомнившие о Хите.

«Колосос».

Сэндис сглотнула. Сначала – пища. Раздумья – потом.

Она оглядела двух других посетителей. В одной из кабинок, уютно раскинувшись на диванчике, сидел парень лет двадцати пяти и пересчитывал деньги. На столике перед ним стояла громадная кружка. Самоуверенности ему было явно не занимать, раз он считал деньги у всех на виду, а вот ночка у него, судя по поникшим плечам, выдалась бурная. Через две кабинки от парня расположился пожилой господин с длинными усами. В одной руке он держал газету, в другой – жареную цыплячью ножку. Свирепость, с которой он вгрызался в цыпленка, и побелевшие костяшки пальцев, впившиеся в газету, подсказали Сэндис, что господин явно не в духе (а возможно, даже в ярости), и посоветовали держаться от него подальше. Однако Сэндис не могла отвести глаз от куриной ножки.

У нее потекли слюнки.

– Эй, красотка!

Сэндис подскочила на месте и вцепилась в отвороты куртки. Медленно обернулась. Молодой человек спрятал деньги и разглядывал ее с неподдельным интересом. С ним она точно не встречалась в своей прошлой жизни. Явно не оккультник и не браток из шайки. По крайней мере, не «шакал», не «стропаль» и не «туз»: те-то свои знаки отличия выставляли напоказ.

– Не скромничай, – дружелюбно улыбнулся он, чем несказанно ее удивил, – присаживайся.

Легким кивком головы он указал ей на скамью напротив. Сэндис не шелохнулась. Парень вздел руки и усмехнулся.

– Нет, ну если тебе требуется уединение, то я не настаиваю…

«Не заговаривай с ним, – взвыл ее внутренний голос, – не связывайся с ним!» Сэндис запаниковала и вдруг – то ли от безысходности, то ли от жажды тепла и участия – опрометью кинулась к скамье, уселась на нее и выдохнула:

– Прошу прощения.

Парень украдкой покосился на ее руку. Проверяет, нет ли на ней кольца? Ого. Сэндис нервно запустила руки в волосы, заправила пряди за уши. К такому вниманию она не привыкла. Плотоядные взгляды Голта, разумеется, не в счет.

– Не рановато для пирушки? – спросил он.

«Да он же шутит», – догадалась Сэндис. Если бы не веселые морщинки, разбежавшиеся по краям его глаз, Сэндис, может, и не сообразила бы этого и не нашлась, что ответить.

– Ну, ты же пируешь, – хмыкнула она, кивая на кружку.

Он лучезарно улыбнулся и чуть-чуть наклонил кружку, чтобы она увидела темную маслянистую жидкость.

– Сидр, мамой клянусь. А тебя-то каким ветром сюда занесло?

Сэндис замерла, дрожащими пальцами схватилась за пуговицу на куртке и завертела ее. Господи, ну куда же запропастилась обслуга? Они собираются кормить ее или нет?

– Пришла перекусить перед сменой, – вывернулась она.

– Где работаешь?

– На оружейной фабрике, – выпалила она не задумываясь, будто снова вернулась в четырнадцатилетнюю юность, в обычную жизнь.

«Нет, так не пойдет. Надо следить за своими словами».

– На которой из?

– На фабрике Хельдершмидта.

Поставив локти на стол, молодой человек оперся подбородком о скрещенные руки.

– Это же в Округе Четыре. Не далековато?

Сэндис заиндевела. Неужели он раскусил ее ложь? Да нет, не похоже. Он не сверлил ее подозрительным взглядом. Он смотрел на нее, как Рист смотрел на Кайли.

Он всерьез считает ее красоткой? Щеки Сэндис запылали.

– Э… Похоже, нам только тут повезло с жильем…

«Никаких „похоже“, – прикрикнула на себя Сэндис. – Будь уверенней!»

– Нам?

– Брату и мне, – подавилась она словами.

Брату, которого она столь безнадежно искала, когда попалась на глаза работорговцам. Брату, который к тому времени был уже мертв, хотя она об этом еще не знала. В мгновение ока жар на ее щеках сменился ледяным инеем.

Сэндис закашлялась. И тотчас, словно здесь было в порядке вещей подзывать обслугу кашлем, перед Сэндис выросла девчушка лет двенадцати и спросила, чего та желает. Сэндис от стыда чуть под землю не провалилась (она собиралась ограбить ребенка!), но что поделать – голод не тетка.

Сэндис заказала цыпленка и сидр. Девчушка резко дернула головой вверх-вниз и убежала.

А Сэндис залюбовалась на сидящего напротив парня. Ни дать ни взять, писаный красавчик: черные глаза и такие же черные, слегка вьющиеся волосы. Щетина ему не к лицу, а вот воротничок – очень даже.

– Тебя как зовут? – спросил красавчик.

– Сэндис, – ляпнула она и тут же прикусила язык. Ну почему она не догадалась придумать себе другое имя?