И вдруг накатило разочарование, от которого выступили слёзы. Она хотела сохранить их – все эти воспоминания, но была бессильна управлять ими, бессильна против убийцы. И с ужасом смотрела, как его пустота вытесняет все-все её самые ценные, наполненные чувством картины и образы. Мрак окутывал её и уводил в тень, сметая воспоминания так же легко, как ветер сдувает листья с дорожки.

Эмили видела, словно со стороны, как где-то на краю тёмного дворика тело её обмякло. Убийцы она уже не могла разглядеть, но понимала, что ей оставалось всего несколько вздохов, и он унесёт во мрак её последние воспоминания. Грудь Эмили пронзила резкая боль, дыхание перехватило. Из последних сил она прижала руку к сердцу – оно ещё билось, она чувствовала это сейчас!

И в каждом ударе сердца слышала она эхом смех Софи и голос отца, которые отдавались в ней. Словно они были огнём, который противостоял тьме и пустоте убийцы. Задыхаясь, Эмили подняла голову и упёрлась взглядом в ужасные зеркальные глаза. Убийца может отнять у неё жизнь – но этот огонь, который она изо всех сил пытается сохранить в душе, он ни за что не получит!

На какое-то мгновение улыбка исчезла с его губ, словно незнакомец вновь услышал её мысли. Тело Эмили пронзила боль, и остановить её она уже не могла. Девочка воспринимала реальность, словно сквозь туман: вот её сердце перестало биться. Тотчас она почувствовала странный запах, но не смогла его идентифицировать. В следующее мгновение вернулась тишина, которая уже была ей знакома, и девочка вновь потеряла сознание.

Обморок был мягким и каким-то утешительным. Когда Эмили открыла глаза, рядом на коленях стоял Рафаэль. Она лежала на полу часовни. Когда она полностью осознала себя, санитар духов помог ей подняться, а Козимо с озабоченным лицом подлетел к её руке, словно хотел пожать. Девочка закашлялась. И лишь когда её голос громким эхом отозвался под высоким куполом, она заметила, как тихо вокруг.

Совсем не то напряжённое и навязанное, словно вынужденное спокойствие, не молчание от страха, как до этого момента было в часовне. Это была тишина безграничного изумления.

Сбитая с толку, Эмили проследила за взглядами остальных, посмотрела на себя и задержала дыхание. Может быть, сердце девочки и затихло, но его определённая часть всё ещё была с ней. Оно тлело мягким теплом у неё в груди в золотом сиянии. Эмили чувствовала там, в самой глубине его, ту маленькую девочку, что смеялась – свою сестрёнку, которую она бесконечно любила. Дрожа, девочка положила руку на сердце и почувствовала, как тёплое мерцание возвращается. Она поняла: огонь в её груди – это нечто большее, чем зола и пламя. Это её последняя связь с миром живых, и, таким образом, это самое ценное, что у неё есть сейчас.

Молчание прервал Систериус. При виде сияющего золота в груди вновь прибывшей взгляд его стал тёплым. Но теперь, после того как он посмотрел Эмили в глаза, лицо его вновь приобрело строгие черты.

– Убийца украл у тебя жизнь, – голос его прозвучал так хрипло, что Эмили могла бы вычислить его истинный возраст. – Теперь он жаждет получить и её остатки. Предостерегаю тебя, дитя человеческое, если ты встретишься с ним ещё раз, он отнимет у тебя всё, что у тебя есть.

Эмили ответила на его взгляд, но не восприняла его. Мысленно она всё ещё стояла на коленях перед убийцей, чувствовала его напор, вихрем рванувший её за волосы. Она ощущала исходящую от него власть тьмы, которая уничтожала все её чувства. И видела, как улыбка сбежала с его губ, когда он почувствовал её сопротивление… А затем – смертный приговор, который всплыл в пустоте его глаз. До этого он с ней просто играл – теперь это ей стало ясно. Но пока шло противостояние, игра переросла во что-то более серьёзное. С этого мгновения цель у него была только одна – жизнь, которую девочка так отчаянно отстаивала.

Когда картина её воспоминаний разрушилась, Эмили охватил озноб. Она больше не сомневалась: Систериус говорит правду.

Первый председатель Объединения неживых вернулся на своё место и опустился на трон. Он быстро пролистал бумаги.

– Ты присоединишься к колонне по уходу за могилами, – определил он так монотонно, словно предыдущих событий просто не было. – Дважды в неделю будешь ходить на занятия групповой терапии, чтобы принять своё существование в качестве духа. И не забудь: с сегодняшнего дня ты находишься под надзором Объединения неживых и ради собственной безопасности должна оставаться на территории кладбища.

Эмили нечего было возразить. Рафаэль помог ей подняться на ноги. Девочка ощущала в груди слабое жжение – и это было всё, что осталось у неё от прошлой жизни. Один запах, и тот мог переломить это ощущение, этот отталкивающий запах крови – Систериус занёс имя Эмили Бонс в картотеку и поставил подпись в подтверждение того, что она принята. Перо грубо царапало бумагу – Эмили содрогнулась от этого звука. Пришло ощущение, будто двери темницы захлопнулись за её спиной.

Лунный свет проникал сквозь витражи и, играя, рисовал на полу орнаменты из цветных отсветов и теней. Эти рисунки скользнули по мраморному столу, что стоял в центре помещения, и наконец упали на лицо Эмили. Девочка прикорнула на каменной скамье и с тоской посмотрела в тёмное окно. Этот маленький домик с башенками на крыше и выкрашенной в синий цвет входной дверью был её новым убежищем. Он выглядел даже живописно, уютно разместившись между старыми деревьями. Но правда оставалась безжалостной: на цветном окошке была решётка, а часть стёкол уже давно разбилась. Стол был не столом, а саркофагом. И домик не без основания имел только одну комнату – это была усыпальница.

Эмили со вздохом посмотрела на саркофаг. Кости в нём принадлежали знатному господину, который мирно почил в возрасте 97 лет – спору нет, в весьма благословенном возрасте. Козимо заверил её, что после окончания жизненного пути душа дворянина свободно отлетела в царство мёртвых. Несмотря на это, девочка долго сидела неподвижно и не сводила глаз с каменного гроба – ей казалось, что она слышит тихий стук изнутри. Неожиданно Эмили вздохнула. Очевидно, она была единственным духом в мире духов, который боялся других духов.

Надо отметить, что Козимо особенно старался как можно уютнее устроить её новый дом. Однако у одержимых были, очевидно, совершенно иные понятия об уюте, чем у людей. Эмили смотрела на засохшие листья папоротника, которые он прикрепил к стенам, на лежавшие на полу ветки и мох, который на саркофаге засох и больше напоминал маленьких гусениц. По углам её помощник даже развесил несколько живых пауков, которые сразу же принялись плести новые сети. Эмили так долго разглядывала этих пауков в последние часы, что могла бы нарисовать их с закрытыми глазами. Да и что ей оставалось делать? Только прислушиваться к жутким шорохам, раздававшимся снаружи, возле домика, и постараться забыть о том, что она совершенно одна сидит ночью в склепе на самом большом кладбище Парижа. Ей хотелось немного поспать, но Козимо при осмотре её нового дома сразу разъяснил, какой абсурдной была эта потребность.

– Духи не спят, – пояснил он, когда она задала вопрос о кровати. – Это одно из преимуществ жизни неживых. Привыкнешь. Тебе больше не надо есть и пить, хотя неживые сплошь и рядом находят возможность напиться допьяна. Рано или поздно ты это поймёшь. В промежуточное время я бы посоветовал тебе вести себя как можно тише и незаметнее. Прежде всего днём. Лучше всего, если ты будешь покидать домик только в том случае, если это действительно необходимо. Особенно будь осторожна в часы, когда кладбище открыто для посетителей. Иначе ты намного быстрее, чем сама того захочешь, нарушишь правила Объединения неживых. Таких примеров достаточно.

И словно в подтверждение своих слов он силой магии вызвал довольно объёмный манускрипт и уронил его на саркофаг, так что гусеницы из мха подпрыгнули и разлетелись в разные стороны. На книге большими буквами было выведено: «Законы жизни в убежище».