Эмили вздохнула, когда его взгляд скользнул по её одежде.

– Я груфти. Кроме того, это просто карнавальный костюм, чего, очевидно, нельзя сказать о твоём наряде.

Уголки губ его слегка дрогнули. Не понятно, что именно он хотел скрыть – гнев или смешок.

– Если ты не можешь его снять, это уже не костюм, не так ли? – возразил он. – А теперь ты…

Раздался шорох, не громче лёгкого шёпота, но это заставило Бальтазара замолчать. Вампир всматривался в тени по ту сторону дуба. Эмили казалось, что она собственной кожей ощущает его напряжение, оно было как парализующий панцирь. Козимо завис в воздухе, в то время как шорох эхом отдавался во всём её существе… Словно по затылку скользнул ледяной порыв… Как в ту ночь, когда она встретила убийцу!

Девочка с напряжением вслушивалась, но звук не повторился, а тишина стала ещё страшнее. Эмили показалось, что в этой тишине её подстерегают все жестокости этого мира.

Когда Бальтазар повернулся, лицо его было неподвижным, как и раньше, но глаза подёрнулись безжалостным холодом… – холодом воина, готового к схватке. Он лишь коротко взглянул на Эмили, словно она одна несла ответственность за этот шорох, как бы там ни было. Затем перевёл взгляд на Козимо, и тот съёжился, как перед ударом.

– Быстро, – прошептал вампир, – убери её отсюда.

Он развернулся и исчез в темноте.

Прошло лишь несколько секунд, в течение которых Эмили, как и Козимо, рассматривали место, где только что стоял Бальтазар. Это время показалось им вечностью. Теперь, когда вампир исчез, девочка-дух в полной мере почувствовала холод, который постепенно разгонялся тёплым ветерком. И только когда Козимо подлетел к лицу девочки-духа, она смогла оторвать глаза от темноты.

– Ты слышала, что он сказал? – пролепетал Одержимый, лихорадочно посматривая то влево, то вправо. – Мы не должны терять времени. Бальтазар может действительно разозлиться, если мы не выполним его указание. И кто знает, чем был вызван этот шорох.

Эмили ни минуты не сомневалась, что вампир строг и беспощаден, и она боялась его. Но намного страшнее казался ей именно шорох, который всё не шёл из головы, и здесь ей нужно было докопаться до истины – ведь именно это была её цель. Девочка резко выдохнула.

– Только для того, чтобы всё прояснить, – твёрдо сказала она и ткнула Козимо пальцем в грудь, чтобы тот отлетел от неё чуть подальше. – Сейчас я загляну к сестре. Проверю, всё ли у неё хорошо именно сейчас, когда тут разгуливает мой убийца. И никто не сможет мне помешать. Ни кто-то из мертвецов, ни суд неживых, ни тем более вампир, который, возможно, уже куда-нибудь переместился отсюда.

Козимо посмотрел через плечо, словно опасаясь, что Бальтазар может вернуться и оторвать Эмили голову за такую наглость. Затем взглянул на неё с мольбой:

– Будь благоразумна. Если эти шорохи – это действительно твой убийца…

– То он меня всё равно достанет, и не важно, убегу я от него сейчас или нет, – закончила она его фразу. – Кроме того, сеньор Дракула ведь здесь, чтобы защитить нас. И я обещаю, что потороплюсь. Вот если бы это была твоя семья – разве ты бы ушёл, не узнав, что с ними?

Козимо поднял плечи.

– Ты не знаешь мою семью, – вздохнул он. – Они никогда не обращались со мной с особой нежностью. Тем не менее… возможно, я тоже хотел бы узнать, всё ли у них в порядке. Но…

– Никаких «но», – перебила его Эмили. – И не волнуйся: мы исчезнем, прежде чем нас кто-нибудь обнаружит.

С этими словами она вышла из укрытия под раскидистым дубом и со всех ног помчалась к дому дяди, чтобы подняться на балкон на втором этаже. Мурашки побежали по коже Эмили, когда на лицо ей упал свет из ближайшего окна. Это было окно сестрёнки. Девочка-дух не медлила ни секунды, схватилась за стебли плюща – и тотчас почувствовала пренебрежительный взгляд Козимо.

– Если бы ты приняла свою сущность как дух, мне не пришлось бы наблюдать это недоразумение. – Качая головой, он наблюдал, как она очень плохо и неуклюже карабкается по металлическим прутьям. – Боже мой! Неужели тебя никто никогда не учил лазить?

Прямом сейчас Эмили захотелось одного – сунуть Одержимого головой вниз в один из цветочных горшков, но ей нужны были обе руки, и отвлекаться не было возможности.

– Обычно людям не часто приходится карабкаться по перилам и фасадам, – буркнула она.

Перекинув ногу через перила балкона, девочка ухватилась левой рукой за перила, подтянулась и бесшумно влезла на балкон. На мгновение она присела, чтобы перевести дыхание. Затем соскользнула на пол и прошмыгнула к двери. К счастью, шторы были задёрнуты не полностью. Вероятно, их немного приоткрыл дядя, чтобы в комнате было светлее от городских фонарей. Эмили затаила дыхание и осторожно заглянула за штору.

В комнате царил полумрак. Эмили с облегчением увидела, что дядя спит в кресле возле двери – значит, убийца пока не удостоил её семью визитом. Приглядевшись, она заметила глубокие тёмные круги вокруг его глаз – лицо его было измождённым и бледным. Девочка почувствовала укол в груди, когда поняла, что он в трауре – в трауре по ней. Она никогда бы не подумала, что увидит своего всегда сдержанного дядю в таком виде, таким нежным, полным любви… и таким сломленным.

Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы решиться перевести взгляд на кровать сестры – девочка боялась разразится слезами при виде неё, боялась, что не справится с этими слезами. И когда она увидела спящую Софи – волосы, светлые, как солома, как обычно, спадали на лоб, на лице застыло слегка тревожное выражение, – в этот миг Эмили всем существом ощутила, как же сильно ей не хватает сестрёнки!

Софи была невредима. Эмили знала, что пора уходить, скорее, как она и обещала Козимо. Но сдвинуться с места никак не могла. Ей хотелось прикоснуться к сестрёнке, хотя бы раз, в последний раз. Стоило ей подумать об этом, как она заметила, что её отражение в оконном стекле напротив тянет руку вперёд. Она почувствовала лишь слабое сопротивление, когда прикоснулась к стеклу… и тотчас пальцы её стали прозрачными.

Девочка растерянно уставилась на свою руку. Краем глаза она заметила, как побледнел Козимо, но не остановилась. Она осторожно просунула руку в комнату, и тут по её локтю, затем по плечу протянулась невидимая вуаль, пока всё тело её не стало похоже на полосу тумана, на нитяной каркас, тончайшую схему человеческого тела – на… дух.

Это слово эхом повторялось у неё в голове, но не приносило с собой страха. И когда Эмили вошла в комнату, ей показалось, что она парит, так легко она себя ощущала.

Скользя по полу, она взглянула на дядю. Увидит ли он её, если откроет в этот момент глаза? Обрадуется, испугается или удивится? Этого Эмили сказать не могла, но от мысли, что она может увидеть страх в глазах дяди, её бросило в холод. Девочка медленно двигалась вперёд и к собственному облегчению заметила, что дядя не пошевелился. Тут она остановилась перед кроваткой Софи.

Сестрёнка выглядела такой маленькой! Эмили с трудом удержалась, чтобы не разбудить её. Она отогнала мысль о том, что сказала бы Софи, если бы увидела перед собой старшую сестру в образе духа. Отогнала и печаль, что малышка не увидит Эмили, как и все эти прохожие, встретившиеся ей на пути сюда. Всё, что чувствовала Эмили, – это тоска по прикосновению Софи… Воспоминания нахлынули и переполнили сознание.

Однажды она уже стояла так же перед кроваткой сестрёнки. Эмили отправилась в свою первую поездку с классом и вернулась поздно, поэтому Софи целый день ждала её. Она уснула поздно, неохотно, и отец ввёл Эмили в комнату, чтобы та разбудила малышку. Но девочка не сделала этого. Софи выглядела во сне такой умиротворённой, что совершенно не хотелось нарушать её сон.

Эмили нежно погладила золотистые волосы сестры, откинув их с лица, почти не прикоснувшись к ней. Софи улыбнулась во сне – так же, как и тогда. И Эмили поняла, как и в ту ночь, что настанет новый день, придёт утро, и сестра проснётся и увидит её. И утро это наступит скоро, очень скоро и тогда она наконец вернётся к Софи.