– Джулия… – голос его надломился. Он глубоко вздохнул и понемногу успокоился, улыбнувшись дочери. – В общем, это было решение твоей бабушки. Когда я предложил ей отреставрировать парк и вновь открыть его для посетителей, она отказалась, не объясняя причин. Слишком уж сильно Джулия привязана к своему парку.
– А парк большой?
Сколько уже он не вспоминал о Спинозе? Слова сами сорвались с его губ.
– Дом стоит на высоком холме, а вокруг – поля и небольшой лес. С холма спускается узкий ручей, он впадает в искусственное озеро. В нем я когда-то учился плавать, – улыбнулся отец и взгляд его казался далеким, словно потерялся в воспоминаниях. Айрис хотелось кинуться к нему и обнять, но она осталась неподвижно сидеть на своем месте.
– Дед мой был ботаником, а еще преподавал в университете, – продолжал Франческо. Вдруг внезапно на его лицо легла тень беспросветной грусти, плечи опустились, и Айрис пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не взять его за руку, такой у него был несчастный вид. А ведь всего минуту назад она и разговаривать с ним не хотела. Однако ей было непривычно находиться в ссоре с отцом, ведь они всегда были самыми близкими людьми друг для друга.
– А мать и Виола… Они присоединятся к нам?
– Нет, я не успел предупредить их о том, что наши планы изменились, – ответил Франческо. – Я позвоню им чуть позже, когда мы доберемся до места.
Франческо не знал, в каком состоянии найдет мать. Кажется, она была дома, а не в больнице. Это уже обнадеживало. А может быть, как раз наоборот. Человек ведь просится домой, когда надежды больше нет, разве не так? Когда хочет умереть среди любимых людей? Вот только рядом с Джулией не было никого, кроме Фиоренцы и Стефана, но они не семья.
Франческо на секунду прикрыл глаза и где-то внутри у него зародилось подозрение, что, возможно, он снова совершает ошибку. Клаудия ему этого никогда не простит. Но потом он подумал, что сейчас перед ним стоят другие задачи: мать не видела внучек уже двадцать лет, и теперь она, возможно, умирает. Виола, Айрис, Джулия – вот о ком надо думать, а Клаудия подождет.
С тех пор как он уехал из дома, Франческо ни разу не общался с матерью. Изредка он созванивался со Стефаном или Фиоренцой, узнавал, как дела на вилле. Мать тоже ничего о нем не знала, даже то, что он давно расстался с женой, что жил с дочерью, что они с Клаудией разделили детей.
Почему вокруг столько боли? Франческо провел рукой по лбу. Тогда они с матерью поссорились навсегда, наговорили друг другу столько жестоких, непростительных слов. Они едва ли не ненавидели друг друга. И во всем – да простит его Бог, – во всем, что случилось тогда, Франческо обвинял ее, Джулию. Как же он ее ненавидел! Но с тех пор прошло уже двадцать лет. Двадцать лет, за которые они ни разу не встретились, не сказали друг другу ни слова… Как он мог такое допустить?
У него разболелась голова, и постепенно боль охватила все тело. Она пульсировала в нем раскаянием и безутешным отчаянием. Франческо показалось, будто он бросил вызов времени, вернулся в прошлое. Жизнь ускользала у него из рук – жизнь собственная и жизнь любимых людей. Взгляд его вспыхнул нахлынувшей внезапно злостью. Пускай Клаудия злится на него сколько душе угодно. Если он чему и научился за эти годы, так это нести ответственность за свои поступки, ощущать тяжесть этой ответственности.
– Ты ведь позвонишь им, они ведь приедут? – спросила Айрис.
Он кивнул, не отрывая глаз от иллюминатора.
– Все будет хорошо, не волнуйся, – ответил Франческо. Однако слова эти не убедили Айрис, хоть отец только и делал, что пытался улыбаться.
– Но почему ты так резко передумал? Мы уже взяли билеты до Лондона, как вдруг полетели в Италию, – недоумевала Айрис.
– Есть вещи, которые невозможно объяснить словами, их можно понять только самим. Если твоя мать и сестра откажутся приехать, мы тут же отправимся в Лондон, – заверил он дочь.
Мысли его были охвачены воспоминаниями о прошлом. Он думал о матери, о Клаудии, о Виоле. С матерью он прожил немало лет, однако все эти годы никак не сглаживали ужасные слова, которые были сказаны в тот день и которые он был не в силах забыть.
Вот только несколько месяцев назад он все-таки сдался и позвонил Джулии. На звонок ответила Фиоренца.
– Тебе не кажется, что пришла пора перешагнуть обиды прошлого и вернуться домой? – спросила она.
Франческо не ответил, он держал трубку и считал секунды до того момента, когда услышит голос матери. Вот только трубку снова взяла Фиоренца.
– Джулия не хочет ни с кем разговаривать. Сейчас неподходящий момент, – сообщила она.
Ну да, что он себе возомнил? «Ничего страшного», – ответил он и положил трубку прежде, чем женщина успела что-то ответить. Франческо не хотелось слушать извинения, его это не интересовало. Он налил себе стакан бренди и подошел к окну. Безбрежное небо горело огнем заката. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что решился позвонить на виллу. И из-за этого забытая боль спустя долгие годы внезапно вспыхнула снова. И когда он уже привыкнет к тому, что желаемое столь сильно отличается от действительного?
Его мать совершенно не изменилась. Когда Франческо привез жену и девочек на виллу, Клаудия была моложе, чем теперь Айрис. Джулия сама пригласила их. А он согласился, потому что другого выхода у него не было. Его зарплата была слишком мала, чтобы оплачивать аренду жилья и жизнь жены и детей. А еще он наивно думал, что Джулия уже не держит зла и забыла о прошлом. Он позабыл, как склонна она к порывам бешеного гнева, как способна осыпать окружающих презрением, как хочет постоянно контролировать все и вся. Он позволил матери проникнуть в их семью, испортить его брак.
Франческо посмотрел на дочь: четкий профиль, мягкие волосы, спадающие на плечи. Она такая беззащитная, такая вспыльчивая. Когда-то и Клаудия была такой. Мысль эта взорвалась в его голове с пугающей силой. Боль и страх скрутили желудок. А что, если Йонас прав? Что, если это он, Франческо, во всем виноват? Что, если он так и не смог понять жену, выбрал легкий путь…
Голос капитана корабля возвестил о скорой посадке, прервав ход его мыслей. Франческо помог Айрис спустить чемодан, а внутри у него тем временем вновь зародилось сомнение. И пока они молча шли по терминалу, он чувствовал, как оно растет и заполняет каждую клеточку его существа.
Бьянка
Повсюду все было в камнях – вечных, неподвижных, прочных камнях. Гоффредо Донати, основатель рода, выбрал их для постройки дома. Об этом ей рассказала мать, Инес.
Раньше Бьянка этого не замечала. Но теперь она смотрела на огромный дом взрослыми глазами и поражалась ему. И единственное слово, которое приходило ей в голову при виде этого строения, – величавый. Из того же камня были сделаны и скамейки, фонтаны, арки, домики для персонала, высечены статуи. Бьянка широко распахнула глаза и провела пальцем по телу колонны. По ней шла трещина, а за ней другая и еще одна. Вся эта величавость – всего лишь иллюзия. Тогда Бьянка улыбнулась. Она почувствовала себя счастливой, потому что почувствовала зов сада, здесь зародились все эти растения. Сад – это жизнь, камень – отсутствие жизни. Камень – это память о тех, кто отказался сдаться непримиримому течению времени, кто восстал против забвения. «Ну и глуп же этот Гоффредо, – подумала она. – Можно было просто посадить деревья, сделать сад». Все, что создает человек, умирает вместе с ним, законченное дело – мертвое дело. Вот только растения вечны, каждый год они возрождаются снова и снова. Живут, растут, меняются.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.