К ней подскочила белка и, встав на задние лапки, с надеждой вытянула мордочку.
– Привет, малыш, – сказала Виола Донати и порылась в сумочке, выискивая там что-то для крохотного зверька. Кормить белок было запрещено, но она уже и без того нарушила все правила. В последнее время она вела себя так, словно весь мир стал с ног на голову. И в общем-то так оно и было. Белка схватила миндальный орех и юркнула куда-то, Виола проследила за ней взглядом. Она сидела в той части парка, где нередко проводила время в детстве. Здесь мать, Клаудия Бруни, учила ее кататься на велосипеде, здесь же она познакомилась с первыми друзьями, здесь отмечала дни рождения, важные события жизни, сюда приходила, когда на нее обрушивались разочарования.
Она скрутила длинные волосы в пучок и заколола их подобранной веточкой. Зачем она здесь? Верит ли она в то, что эта аллея, зеленая поляна и синее небо над головой успокоят ее душу?
В детстве она верила в то, что солнце восходит здесь, в Гайд-парке, прямо из озера Серпентайн. Мать с улыбкой поддерживала ее теорию, и Виола не переставала так думать даже после того, как в школе ей показали карту Солнечной системы. Но ведь, если солнце вставало где-то еще, отчего же тогда озеро так блестело?
С тех пор так и пошло: Виола знала правду, но продолжала строить иллюзии и жить ими. Иначе как она могла справиться с тенями, восстающими из прошлого?
Прошлого у нее толком и не было. Никаких родственников, ни одной живой души – только она, Виола Донати, да мать. Об отце она никогда не слышала, разве что знала, что он давно умер. Каждый раз, когда она заводила этот разговор с матерью, Клаудия становилась грустной и меняла тему. Виола знала, что отец был итальянцем, что брак родителей был несчастливым и продлился недолго. Этого мать не говорила. Но отчего же тогда она всегда тихонько плакала, стоило только Виоле упомянуть об отце? Должно быть, матери было очень тяжело о нем вспоминать, отец причинил ей много боли. Мать вела тихую и замкнутую жизнь, друзей у нее не было, но в то же время она была самым отзывчивым человеком, какого только знала ее дочь.
Виола снова и снова спрашивала себя, кем могла быть та девушка, с которой она столкнулась на выставке, и как завести об этом разговор с матерью.
– Привет, – послышалось вдруг.
– Уильям? А ты что здесь делаешь? – удивилась Виола. Она никому не говорила, где будет, поэтому его появление было более чем неожиданным.
Парень улыбнулся, засунул руки в карманы и отвел глаза: «Хочешь узнать правду или сойдет отмазка?»
– В каком это смысле?
Он сел рядом с ней и принялся теребить кустик травы:
– Если я скажу тебе все, как есть, ты решишь, что я с ума сошел, но вообще-то нет.
Виола насупилась:
– Почему ты вечно говоришь загадками?
Он раскинул руки, сдаваясь:
– Ладно, ладно, не надо злиться. Все из-за тебя.
– Как это?
– Ты уже несколько дней ходишь какая-то хмурая, смотришь в пустоту, точно потерянная.
– При чем здесь мой вид и твое появление? – не поняла Виола.
– Тебе не приходило в голову, что я за тебя волнуюсь? – улыбнулся Уильям.
– Что? Так ты следил за мной? Совсем с ума сошел?
Уильям пожал плечами:
– Ну вот, я же тебе говорил! И все же я не сошел с ума.
Он помолчал и смущенно посмотрел на нее:
– А разве ты поступила бы иначе, если бы человек был тебе небезразличен?
– Небезразличен? – от злости Виола могла бы наговорить сейчас много лишнего, поэтому она предпочла молчать. Сколько они уже знали друг друга? Они снимали квартиру на пятерых. Кроме них еще были Оливия, Дженнифер и Руфус Олаф, крепкий норвежец. Вот только между Уильямом и Виолой сразу пробежала какая-то искорка избранности. Именно поэтому Виола старалась его избегать, в то время как Уильям, наоборот, стремился видеться чаще. С другими девушками он был робок, однако так и крутился вокруг Виолы. Высокий, темноволосый, глаза его всегда словно над чем-то посмеивались. Надо было давно поставить его на место, вот только каждый раз Уильяму удавалось ее удивить или рассмешить. Разумеется, в некотором роде он ей даже нравился. Очень нравился. В этом-то и была главная проблема. В молодости Виола совершила серьезную ошибку в отношениях, и шрамы еще не зажили.
– Ну правда, Ви, скажи, что с тобой такое? Ты всегда спокойная, как скала, я просто не могу видеть тебя в таком состоянии.
– Не стоит так меня звать, я этого терпеть не могу. И я совсем не понимаю, что ты имеешь в виду.
Уильям улыбнулся:
– Слушай, Ви, скажи, что случилось, и обещаю, что отстану.
Виола прикрыла глаза, в ней боролись смешанные чувства:
– Обещаешь?
– Честное слово, хочешь, поклянусь?
Виола пронзила его обжигающим взглядом, хотя ей хотелось кинуться к нему в объятия, хотя этого она никак не могла себе позволить. Томас, ее бывший друг, все еще жил в сердце, словно не прошенная тень. Эта тень напоминала ей о былых глупостях. И о том, что не стоит доверять мужчинам.
Группа купальщиков плыла вдоль берега озера, бороздя водную гладь мерными взмахами рук. Семейка уток спешила к берегу, где дети крошили хлеб. Троица лебедей с любопытством присматривалась к месту, куда направлялись утки.
– Я встретила девушку.
– Думаю, ты ждешь от меня каких-то умных фраз, философских размышлений. Но я попал в королевскую академию по чистой случайности, ты же знаешь, – через какое-то время произнес он.
– Естественно, а то как же, – улыбнулась Виола. Уильям Стюарт был одним из самых молодых и многообещающих пианистов Великобритании. Перед ним бы распахнулись двери любого учебного заведения. Если бы он еще сменил эти старомодные очки и стал помоднее одеваться, ему бы не пришлось бегать за девушкой.
– Я видела девушку примерно моего возраста, которая была невероятно похожа на меня. Не просто похожа. Я бы сказала, что это была моя точная копия, понимаешь?
Уильям долго смотрел на Виолу:
– Ты с ней познакомилась?
Виола покачала головой.
– А семье рассказала?
– Нет.
– Если я посоветую сделать это как можно скорее, ты сочтешь меня банальным? Знаешь, мне бы хотелось произвести на тебя хорошее впечатление.
Он набросил куртку на ее оголенные плечи.
– Ты что это? Заболеешь еще!
– Это я-то? Да ладно тебе, сегодня ужасная жара. Ты просто придумываешь предлог, чтобы уйти от темы. Почему ты не поговорила с родными об этой встрече?
Виола долго смотрела на него:
– У меня нет родных. Только мать, и больше никого на свете, понимаешь? Я не помню своего отца, он умер, когда я только родилась.
– И вот так вдруг ты встречаешь незнакомку, точь-в-точь похожую на тебя. Тут не нужно быть гением. И все же должно быть этому какое-то объяснение. Тебе стоит поговорить с матерью, Ви. Спроси у нее как бы невзначай, что она думает об этой странной встрече? Быть может, у твоего отца были еще дети?
Виола прикусила губу:
– А что, если она расскажет мне что-то, что мне совсем не понравится?
Уильям снял очки и протер их краешком футболки:
– Не верю, Ви, ты совсем не такая. Ты не прячешься от трудностей.
– Думаешь? И какая же я по-твоему, Уильям?
Он медленно повернулся к ней. Виола до сих пор не замечала, какие бездонные и выразительные у него глаза:
– Ты как необычайная мелодия, как полная сюрпризов шкатулка. Ты очень смелая, добрая, а еще невероятно красивая.
У Виолы подступил ком к горлу. Она встала со скамьи и направилась к выходу из парка. Уильям звал ее, но она не обернулась, куртка полетела в траву.
– Ты ничего обо мне не знаешь, совсем ничего.
7
Важно все, даже воздух, которым мы дышим. Он важен как для сердца, так и для ума. Чистый воздух способствует ясности мысли и зрения. Герань, хлорофитум и эпипремнум очищают воздух, облегчают головную боль и помогают собраться с мыслями.
– Привет, Лучио, – Айрис села за стол, уставившись на свой амариллис. Уже два дня, как она не появлялась на работе без всякого предупреждения. А что, если Дольф ее уволит? По спине пробежал холодок, она закрыла лицо руками. В довершение всего оставалось только пустить свою жизнь под откос. Айрис вздохнула и погладила растение. Гладить шелковые лепестки было так успокаивающе. Как всегда, таким образом она пыталась загородиться от реальности. Ей показалось, что на душе полегчало, словно растение ей улыбалось, наполняя силой. Словно амариллис пытался утешить хозяйку.