Клаудия покачала головой, сердце ее сильно забилось.

Не стоит делать из мухи слона. Она отложила испорченный букет. Кто-нибудь да купит. Она была уверена, что необычное сочетание цветов привлечет внимание кого-то из клиентов. Ну а если нет, можно подарить его Франсис, соседке.

Клаудия отерла руки о передник и подошла к окну. На улице стояло солнечное утро, в воздухе разливалось приятное тепло. Клаудия долго блуждала взглядом по аккуратно подстриженному газону, ведущему к калитке, затем какое-то время наблюдала за потоком машин и прохожими.

Сколько букетов она загубила за последние несколько дней? Клаудия потерла рукой лоб, но, заметив свое движение, тут же остановилась, вытянула руку вдоль туловища и сжала пальцы в кулак. Она могла расчесать себе лоб до крови и даже этого не заметить. Вопрос как был, так и оставался нерешенным.

С чего бы Франческо, бывшему мужу, звонить ей после стольких лет молчания?

Франческо Донати. Даже произнести это имя было для нее нелегко, внутри все сжималось от одних только этих букв.

«Привет, это я». Всего два слова могли перевернуть ее мир, поставить все с ног на голову.

«Это я». Всего два чертовых слова.

Клаудия провела пальцем по стеклу, сжала и разжала кулак, не в силах справиться с болью. Да как он посмел? Как осмелился ей позвонить? У него не было ни малейшего права произносить эти слова. Само его «я» указывало на какую-то особенную связь, на близкие отношения между ними. Но если когда-то у Франческо и было такое право, то он давным-давно его потерял.

Клаудия склонила голову и вновь почувствовала себя потерянной, до отчаяния одинокой. То, что раздирало ее душу, было вовсе не воспоминанием о бывшем муже, уж это она могла бы пережить. Точнее, уже пережила, день за днем прошлая жизнь с ним отступала все дальше и дальше. Ей помогала в этом Виола. Все благодаря ей, все ради нее. Но то, что она делала ради дочери, постоянно напоминало Клаудии о той, второй – той дочери, с которой пришлось расстаться.

– Мама, ты здесь?

Клаудия не спешила оборачиваться, сначала она вытерла слезы и изобразила радостную улыбку:

– Здесь, милая.

Виола заглянула в комнату. Она с первого взгляда поняла, что мать только что плакала:

– Привет. Все в порядке?

– Теперь уже да, ведь ты здесь! – она улыбнулась и кинулась навстречу Виоле.

– Прости, что вчера не зашла, – Виола нежно поцеловала мать. Затем подошла к прилавку и распаковала новую пачку цветов. – Куда поставить?

Клаудия улыбнулась:

– Поставь холодильник на десять градусов и поменяй воду в вазах, а потом расставь по цветам, пожалуйста.

Она тяжело вздохнула:

– Придется все переделывать, не знаю, что на меня сегодня нашло.

– Что такое?

– Этот букет заказала синьора Робертс.

Виола рассмеялась:

– На крещение внука? Она удивится, когда это увидит. Как бы удар ни хватил…

– Точно-точно, я сегодня очень рассеянна, – Клаудия тут же пожалела о своих словах, ей не хотелось объясняться с дочерью. Казалось, Виола ничего не заметила. Клаудия посмотрела на дочь, и ее захватил прилив любви. Вот ее настоящий шедевр. В эту девочку она вложила все сердце и всю душу. И в то же время, глядя на Виолу, Клаудия чувствовала угрызения совести, дочь была для нее живым напоминанием о том, что она потеряла, какие ошибки совершила. Клаудия отогнала боль и вернулась к работе.

Пальцы дочери легко касались лепестков, словно маленькие крылья, и Клаудия то и дело бросала на Виолу полный восхищения взгляд. У Виолы все очень хорошо получалось. Куда лучше, чем у матери. Даже по технике Виола была впереди, но главное, что она обладала особым чутьем, которого не хватало Клаудии. Потому что Виола вкладывала в работу собственную душу.

В семье Донати у всех было это чутье, они умели обращаться с цветами. Так в иных семьях родственников узнаешь по цвету глаз или волос, по фигуре и так далее. У Донати все было не так, их можно было узнать совсем по иным признакам. В их семье еще не было исключений: все и всегда занимались только цветами, и это было источником особой гордости бывшего мужа Клаудии, Франческо.

Она продолжала осторожно наблюдать за Виолой – за ее решительными и вместе с тем мягкими жестами, выражением ее лица, крепко сжатыми губами. Она была похожа на отца: тот же сосредоточенный взгляд, та же манера с головой отдаваться всему, за что бы она ни бралась. Клаудия почувствовала потребность что-то сказать, нарастающее чувство неловкости требовало действий.

– Госпожа Смит выходит на пенсию. Она спрашивала, не хочу ли я арендовать ее прилавок, что скажешь?

– Что, прости? – с трудом оторвалась от работы Виола. Только теперь Клаудия заметила, что ее дочь что-то тревожило.

– У тебя все в порядке?

Виола посмотрела на нее и покачала головой:

– На самом деле не слишком.

– В чем дело, дорогая?

Прежде чем ответить, Виола долго медлила, словно подбирала нужные слова или пыталась на что-то решиться:

– Сядь, мам, нам нужно поговорить.

Что же происходит с дочерью? Клаудия взяла ее за руку:

– Не беспокойся, дорогая, ты можешь со мной поделиться.

Однако чувство беспокойства не оставляло ее, она взяла с прилавка несколько роз и принялась отламывать шипы.

Виола почувствовала, как кровь прилила к лицу. Ей было неловко. Но она не могла продолжать задавать себе вопросы и не находить ответы. Так или иначе, но она должна была получить их.

– Недавно кое-что произошло. Я видела девушку, мам… Девушку, похожую на меня как две капли воды. Уверена, что мы родственники, иначе и быть не может. Ты знаешь, кто она?

Клаудия побледнела, цветы выпали у нее из рук. Она выбежала прочь из магазина. Виола почувствовала себя так, словно на нее опрокинули ведро ледяной воды. Виола осталась стоять, где стояла, замерев и зажмурив глаза, и глубоко вздохнула. Она поймала себя на том, что очень надеялась на то, что девушка с выставки – это просто случайная незнакомка, но теперь эта надежда окончательно испарилась. Меж тем она осознала, что в глубине души уже и так все знала. Быть не может, чтобы два человека были так похожи совершенно случайно. Что же теперь делать? Она посмотрела на цветы, на раскрытую дверь.

– Нужно дать матери еще пять минут, – решила она. Они необходимы им обеим, чтобы немного успокоиться. Однако сердце билось как сумасшедшее, а глаза уже чесались от слез. Виола закончила работу, протерла стол и принялась наполнять вазы. Лишь завершив все дела, она решилась пойти вслед за матерью. Вытерев руки чистой салфеткой, она, глубоко вздохнув, отправилась на кухню.

Клаудия уже заварила чай. Старая чашка с мордочкой Винни-Пуха была полна горячего напитка, а рядом стояла веселая вазочка с печеньями и мармеладом. Виола протянула матери сухую салфетку. Та сидела за маленьким столиком и смотрела в чашку, из которой поднимался пар. Лицо ее было спокойно, лишь глаза немного покраснели от слез. Какое-то время Виола не решалась на нее взглянуть. Мать казалась такой слабой и хрупкой, она сидела так, словно боялась быть обнаруженной. Такими же были и букеты, которые она собирала. Вот почему дочь очень удивилась, увидев в ее руках такую кричащую композицию в радужных тонах. Эти цветы так не походили на то, что создавала мать. Теперь же она видела ее такой, какой она и была, – потерянной, закрывшейся в своем одиночестве, в своем иллюзорном мирке. Виоле стало до невозможности жаль Клаудию. Внутри что-то дрогнуло. Эта женщина вырастила ее, она направляла ее и любила, ободряла и хвалила. Она помогла ей выстоять после первой неудачной любви. Она была лучшей в мире матерью, недаром школьные подружки Виолы вечно ей завидовали. Мать читала ей сказки, учила ее собирать букеты, отбирать цветы, составлять композиции, творить. А еще мечтать и придумывать целые миры. И верить в то, что солнце встает из озерных вод.

Отогрев руки о стенки теплой чашки, Виола принялась потягивать горячий напиток. Прошлое матери было покрыто завесой тайны. Похоже, она много страдала. И именно это мешало ей смотреть вперед. Виола смотрела на ее короткие, еще не слишком поседевшие волосы, большие глаза под дугами длинных бровей, полные губы – все в матери дышало какой-то грустью, которая и делала ее такой хрупкой. Виола взяла руки матери в свои и крепко сжала, хотя на лице Клаудии по-прежнему сохранялось отсутствующее выражение.