В поселке — где и дворов-то всего штук тридцать — гостиницы не было, и я пошел выяснять судьбу экспедиции к председателю совхоза. Тот встретил меня радушно, но с порога разочаровал.

— Ушли твои коллеги, майор, — сказал он. — Третий день как ушли.

— А догнать их можно?

— Где их теперь догонишь. Хочешь, дожидайся возвращения.

Дожидаться возвращения экспедиции не входило в мои планы, и, угостив председателя предусмотрительно захваченной водочкой, я стал выспрашивать его о том, что он знает о необычных артефактах или странных событиях, которые происходят в окрестностях. Председатель в ответ на водку выложил балык и сало, но от разговора на темы артефактов и феноменов уклонился, сообщив, что он не специалист в этом вопросе. В словах председателя мне послышалась недоговоренность, и я непринужденно спросил; а может быть, такой специалист в поселке все-таки есть? Председатель попытался замять и эту тему, но я настаивал, и тогда он рассказал мне о семье Черниковых, потомственных саамских шаманов-нойдов, обосновавшихся в поселке с незапамятных времен. Я потребовал подробностей.

— А что они умеют? — спросил я.

— Камлать умеют, — ответил председатель, снова наливая мне и себе. — Будущее будто бы умеют предсказывать и прошлое видеть. Со зверьми общаются. Много про них болтают. Только чушь это всё, сказки для малышни.

— Познакомьте меня с Черниковыми, — попросил я. — Очень хочу посмотреть на камлание.

— Оплату запросит, — предупредил председатель. — Старший Черников — скряга еще тот.

— Без вопросов, — сказал я. — Оплачу, сколько потребует.

Заночевал я у председателя, и на следующий день мы вместе отправились на поиски потомственного шамана Черникова-старшего.

К тому времени я знал о шаманах довольно много. Шаманизм — это древнейшая религиозная система, дошедшая до наших дней практически без изменений. Я знал подробности шаманской космологии (трехчленное деление мироздания на Верхний, Срединный и Нижний миры, сквозь которые прорастает мировое древо), знал об их мифологии, о тотемах и законах, предметах силы и способности шаманов управлять духами. Я могу рассказывать об этом очень долго, но не о шаманизме сейчас речь. Главное, что при всех своих познаниях я не имел возможности хотя бы раз взглянуть на главный ритуал шаманизма — танец, приводящий исполнителя в экстатическое состояние и называемый камланием. Подвернувшуюся возможность упускать было нельзя.

Летом над Ловозером солнце не садится, и когда мы в семь часов утра вышли на единственную улицу поселка, там было светло, как днем. Черникова-старшего мы нашли на заднем дворе поселкового продмага. Шаман был маленький, востроносый, с раскосыми глазами. Носил он огромные, размера на три-четыре больше, чем требовалось, кирзачи, ватные штаны и замызганную до невозможности телогрейку. Более всего шаман походил на обычного алкаша из люмпен-пролетариев, коих в большом количестве можно увидеть у рюмочной в любом городе. Видя, что я засомневался, председатель шепнул мне:

— Он точно шаман. Другого у нас нету. А то, что одет в телогрейку, так это нормально — не в шаманских же лохмотьях ему ходить…

Я согласился, что да, в телогрейке удобнее и привычнее для постороннего глаза.

— Я с ним договорюсь, — пообещал председатель.

Он направился к восседающему на завалинке саамскому дону Хуану и вполголоса заговорил с ним на местном наречии. Шаман отвечал. Причем среди слов незнакомого мне языка нет-нет да проскальзывали родные матерные выражения — нравы здесь были незамысловатые.

Переговоры продолжались минут десять. Шаман кивал, качал головой, вертел головой, потом показал председателю пять пальцев. Председатель в ответ показал два. Сошлись на четырех.

Председатель вернулся ко мне.

— Четыре бутылки водки, — сообщил он итог переговоров, — и будет хоть сутки камлать.

— Мне так долго не надо, — отозвался я. — Но я согласен. Когда начнем?

Председатель помялся. Было видно, как он перебарывает себя: с одной стороны, он не верил во всю эту чертовщину, с другой — давали себя знать гены и местные суеверия, не позволяющие простому человеку перечить тому, кто общается с высшими силами.

— Он спрашивает, что вы хотите попросить у мира духов? Лечение, снятие заговора, предсказание будущего?

— Нет, — сказал я. — Меня как раз интересует прошлое. Здесь очень интересные места, и я хотел бы услышать о том, что тут происходило тысячу, а лучше — десять тысяч лет назад.

— Я передам ему.

Председатель снова отправился на поклон к Черникову, оставив меня ждать. На этот раз разговор не был долгим, председатель быстро вернулся.

— Ну что?

— Он готов. Через два часа на берегу. Но только водку вперед. Иначе он не согласен.

— Вперед так вперед, — отозвался я, доставая из рюкзака четыре бутылки «Столичной». — Вы меня сопроводите?

Председатель ответил, как мне показалось, чересчур поспешно:

— Я бы с удовольствием, но работать надо…

— А как я его пойму?

— С ним будет внук, — сообщил председатель. — Очень способный парень. Он вам всё переведет.

— Что ж, — я не стал настаивать, — тогда не смею вас задерживать.

Через два часа я действительно встретился с Черниковыми на берегу Ловозера, в том месте, на которое мне указал председатель. Впереди шествовал Черников-старший. Я ожидал его увидеть в специфическом шаманском наряде, но Черников, видимо, о моих ожиданиях не подозревал, а потому явился на камлание в чем был: телогрейка, ватные штаны, кирзачи. Еще мне показалось, что он пьян до невменяемости. Затея с камланием нравилась мне всё меньше и меньше.

Однако, когда он приблизился, я подумал, что не всё еще потеряно, потому что увидел на плече у потомственного шамана большую сумку из выделанной кожи, украшенную бахромой и бисером, составляющими причудливый узор.

Несколько в отдалении за Черниковым-старшим шел Черников-младший — парнишка лет четырнадцати в простом школьном костюмчике. Подойдя, Черников-старший, не глядя, обошел меня и стал выписывать восьмерки у берега, прислушиваясь, принюхиваясь и что-то бормоча себе под нос. Парнишка, наоборот, направился прямо ко мне.