– О, я в маске, старина, поверьте мне. – И более ничего не отвечал на расспросы.

Стрелки приближались к двенадцати и молодой человек уединился за столиком под лестницей, в самом неприметном месте зала, покручивая в руках бокал и тихо улыбаясь каким-то своим мыслям, наблюдая за публикой. И чем ближе минутная стрелка подходила к двенадцати, тем шире он улыбался.

– Какой ангел. – Шептались дамы украдкой от своих мужей.

Перед самой полуночью юноша без маски вдруг оказался перед елкой и высоко поднял бокал.

– Господа, прошу внимания! – Сказал он тихо, но каждый гость в зале услышал его так явно, точно тот сказал емуэто прямо в ухо.

Молчание повисло над залом, гости, одурманенные хмелем и весельем, улыбчиво смотрели на юношу.

– Дамы и господа! Мы на пороге нового века, не побоюсь этого слова – новой эры! Для всех вас это будет поистине новое время. – Он обвел взглядом присутствующих и каждый мог поклясться, что он посмотрел ему в глаза. – Здесь сегодня собран цвет нашего общества, врачи и актеры, меценаты и литераторы, артисты и художники. Но как бы ярок не был ваш цвет, бахрома ваших лепестков чёрная.

Вдруг по залу словно пронесся сквозняк.

– Закройте дверь! – Крикнул кто-то.

– Я не буду утомлять вас речами. – Юноша посмотрел на часы. В зале вновь крикнули чтоб закрыли дверь. – Все мы смертны, господа. И никакими вашими заслугами перед людьми вы не сможете выкупить это у жнеца.

Люди, поеживаясь от сквозняка, озадаченно смотрели друг на друга и никто не понимал, что несёт этот юноша. Душа требовала праздника, который с минуты на минуту должен был разгореться яркими красками обнуленных часов.

– Да закройте уже дверь, черт вас раздери! – Крикнул начавший терять терпение Станиславов, главный дирижер симфонического оркестра.

Юноша указал бокалом на часы.

– Господа! Уж полночь близка! Возьмёмся же за руки в последнем хороводе! Ни один не должен быть потерян!

Люди вытянули руки и встали кругом вокруг ели. И невесть откуда взявшиеся детишки, в костюмах скелетов, запестрели под рукой каждого человека, увлекая в танец, вприпрыжку, вприскок, увлекая вперед, заливаясь лучистым звонким смехом!

– Господа! С новым годом! – Поднял бокал юноша, когда бой часов разнесся над залом. Но никто не смог поднять руки в ответном жесте. Круговерть и феерия цветов, смех и крики радости заполнили весь зал, ускоряясь и переходя в галоп. Сбиваясь с ног, люди отплясывали и бежали по кругу, в ужасе вытаращив глаза, и задыхаясь, и только чертята, с раздвоенными копытцами и рожками,только минуту назад бывшие детьми, все смеялись и тянули людей во все ускоряющуюся пляску. Часы отбивали удар за ударом, перекрывая крики ужаса и муки, пока не отбили последний удар и все стихло, в печальной пустоте зала, с одной лишь одинокой ёлкой, триумфально устремленной в снежное небо.

– С новым годом! – В открывшиеся двери вбежал сильно запоздавший гость, директор Театра на трёх камнях, сжимая в руках открытую бутылку шампанского. Да так и замер на входе, озадаченно озирая пустой зал филармонии. На секунду ему показалось, краешком глаза он заметил, что будто бы маленький ребенок в маске чертёнка мелькнул возле подарков у ёлки. Но когда он оглянулся, там было так же пустынно, как и во всей филармонии.

Маленького Сашу разбудили голоса на кухне. Мама что-то жарко говорила подруге.

– И ты представь, корова вместе с теленком сдохла, в один день.

– Ох, беда какая! – Причитала подруга.

– А у Ленки все куры подохли, напасть какая-то. И у Севрены куры, и у Прокловой, у Свирюхиных,у Кровняков, у Алексея Михайловича лошадь сдохла, у Лопатина свиньи. Я тебе говорю, по всему селу так, страшно жить, каждое утро в страхе просыпаюсь, что у нас что-то случилось. И главное никто не знает что оно такое.

Саша вылез их постели и протер заспанные глаза. Тайком, чтобы мама не заметила, он оделся и вышел из дома, вскочил на велосипед и помчался к мосту, где в это время должны были играть дети. Дорога спускалась вниз и еще издали он рассмотрел несколько велосипедов, сваленных вместе. Подъехав к мосту, он на ходу спрыгнул со своего, тот врезался в кучу других и звякнув замер среди них. Саша со всех ног бросился под мост, по утоптанной тропинке, среди высоких лопухов. А там уже вовсю шел морской бой. Мальчишки делились на две команды по обе стороны реки и кидали камни к берегу так, чтобы брызги от них окатывали противника на другой стороне. Камни брались из самой реки, во время тридцатисекундного перемирия в начале игры, после этого их приходилось доставать из воды, рискуя, что возле тебя приземлится здоровенный валун и окатит тебя холодной водой с ног до головы.

– Саня за нас! – Закричали в одной команде при виде спешащего Саши. Тот подскочил к куче камней, спрятанных за колонной моста, схватил один побольше и быстро швырнул камень к другому берегу. Он поднял много брызг, но никого не зацепил, а Саша уже бежал за колонну, прячась от летящего в воду возле него камня. Крики и всплески продолжались до самого обеда и кончились когда гул копыт, стучащих сверху по асфальту, наполнил прохладное пространство под мостом. Стадо коров возвращалось с утреннего выпаса и мальчикам нужно было провожать его, чтобы отогнать свою корову домой. Довольные и промокшие до ниточки они поднимались из-под моста. Все почти ушли, когда один из мальчиков закричал, показывая на воду.

– Смотрите, рыба дохлая!

И в самом деле, откуда-то выше по течению плыла огромная вереница мертвой рыбы, в основном щук и вьюнов. Все плыли кверху животами, бесчисленное множество.

– Ничего себе! – Протянул кто-то из ребят.

Саша увидел среди мертвых рыб странного разноцветного вьюнка, размером с ладошку. Он был невероятно красивым и переливался всеми цветами радуги. Это было красиво и вместе с тем почему-то Саше стало не по себе. Вьюнок подплыл прямо к нему и руки сами потянулись к рыбке, как будто живя своей жизнью. Саша присел на колени у воды, прямо в жидкую грязь и потянулся руками к рыбке. Все в мире прекратило свое существование и не было больше ничего, кроме этой рыбки для Саши, он будто слышал зов, призывающий его поймать еë. А она подплыла прямо к нему, словно сама этого хотела. Радуга плясала на ее боках и Саша как в трансе тянулся к ней, и в нем боролись между собой восторг и ужас. Он не мог понять откуда у него эти чувства и не мог остановиться. Его руки почти коснулись воды и ему вдруг захотелось заорать от ужаса, жуткого страха, поднявшегося из самых кишок, ужасного черного кошмара, удушающего и застилающего глаза тьмой. Его разум заполонили картинки с истекающими кровью коровами и свиньями, раздираемыми на куски здоровенной булькающей и сочащейся желтой янтарной слизью с кривых зубов, насаженных в тупоносой акульей голове, только без глаз, с одним только раскрывающимся как у питона ртом, таким большим, что Саша мог бы влезть туда целиком.ОН СЛЫШАЛКАК ТЫСЯЧИ ЖИВОТНЫХ КРИЧАТ В АГОНИИ!

И вдруг мощная струя холодной воды окатила его с ног до головы. Большой камень приземлился в реку прямо возле Саши, обдав того фонтаном брызг.

– В десяточку! – Закричал один из ребят, что кинул камень, пока Саша зазевался. И зашелся смехом. – Как я его пацаны!

Саша отряхнул голову и посмотрел в реку, рыбки не было. Чувство ужаса пропало без следа, Саша уже не мог сказать, было ли оно на самом деле или он его придумал.

Когда он ехал домой, то непонятное чувство радости распирало его изнутри. Он катился позади стада и всё вокруг было таким ярким и красочным, как никогда в жизни. Рощи и луга дышали сочной зеленью, птицы наполняли воздух пением, всё было потрясающе!

Когда он открыл ворота, чтобы корова зашла во двор, из кухни выбежала мама в слезах и кинулась обнимать сына.

– Родной мой, хороший. – Она покрывала поцелуями его лицо, капая на него слезами. Потом прижала к себе крепко-крепко. – Работала в саду, и тут сердце как обручом сдавило – с Сашкой что-то случилось! Я в дом, а тебя нет! Паразит!